Время кататься на стремительных медведях
Название: Ставок больше нетТема: Как ни бьемся, а к вечеру напьемся
Автор: .Ки
Бета: Партизаны
Комментарии: разрешены
Лучшее, что есть в Вегасе: здесь можно сутками не видеть над головой неба. Меня более чем устраивают нарисованные на потолке, подсвеченные облака «Палаццо», всегда розовато-закатные, влажно припухшие после дождя. Эффект усиливается отделкой, напольное покрытие отлично имитирует влажные каменные плиты. Сразу видно туристов, кто здесь впервые: ступают аккуратно, точно боятся вляпаться в лужу. По мостикам переходят канал, протекающий через громадный зал – он же городская площадь, – целуются, машут гондольерам, делают селфи на фоне псево-ренессансных фасадов. Если бы не похмелье, я бы к ним присоединился. Пластиковая радость пластиковых идиотов. Я цепляюсь обеими руками за перила и наклоняюсь так низко, как могу. Там настоящая вода. Пару раз, хорошо набравшись, я в нее, помнится, блевал, в последний раз полгода назад. «Палаццо» на три месяца объявил меня персоной нон-грата, пришлось переезжать в «Париж». Облака там точно такие же, но нет каналов, и мне не нравится нога Эйфелевой башни, торчащая посреди казино.
Вода расходится волнами после проплывшей гондолы. Меня не тошнит, но когда перевожу взгляд на светлые стены, мозг прорисовывает картинку с опозданием примерно на полсекунды, и боль стреляет в висок. Ненавижу похмелье.
В карманах пусто. Кредитка годится разве что ровнять дорожки, и то если кто-нибудь угостит. Я уже говорил, что ненавижу похмелье? Даже больше, чем настоящее небо.
Хорошо, что отсюда не надо никуда выходить. Под крышей «Палаццо» есть все, что нужно для жизни: десятка два ресторанов (из них полтора вполне сносных), полсотни магазинов и лавок. Бары я никогда считать не пытался. И казино.
До игорного зала отсюда два этажа вниз, но я все равно слышу. Музыку. Треньканье автоматов. Электронный звон монет, когда кто-то выиграл у «однорукого бандита». Голоса – возбужденные, шепчущие, бормочущие, жалобно ноющие. И вот этот голос, конечно, главный, от него замирает сердце, селезенка, поджелудочная, черт его знает, что там может еще внутри замереть... потому что вот оно – мгновение, можно, отсеченное от нельзя, адреналин, ожидание, свист в ушах, как на русских горках... Момент, когда крупье объявляет: «Ставки сделаны».
Ненавижу похмелье.
Витой поручень под ладонями греется, липнет к влажной коже, я цепляюсь за него, рядом парочка – парень с подружкой, обкуренные, счастливые, машут кому-то в гондоле, кричат, что надо отпраздновать, бумажка в руке у девочки – выигрышный чек. Меня подмывает придвинуться ближе, рассмотреть, царапает так, что на пару секунд я забываю обо всем остальном. Сумма – черт с ней, какая разница, мне плевать на чужие деньги, но во что она выиграла? В блэкджек? В рулетку? В автоматы? В крэпс? Кончики пальцев зудят, мне срочно надо выпить, опохмелиться, иначе я тут рехнусь в этой чертовой имитации нереальности. Девчонка тащит своего приятеля к мороженщику, я иду следом, не могу оторвать взгляд от чека, кажется, еще немного, и я, наконец, сумею рассмотреть... Они встают в очередь, спорят, дойдя до прилавка, брать кофейное, соленую карамель или маршмеллоу, на меня пару раз косятся прохожие, но тут полно таких, как я, и пока никто не блюет в канал, на самом деле, всем наплевать.
В Вегасе можно забыть о времени навсегда. Это лучшее, что дарит Стрип – улица, застроенная отелями и казино – всем, кому это надо. Я не знаю, утро сейчас, или сумерки, или полдень. К трем часам ночи народу иногда становится меньше, но это не критерий: в выходные – наоборот. Я не помню ни дней недели, ни как выглядит циферблат. В четвертом измерении это, наверное, назвали бы свободой, по меньшей мере, по одной оси координат.
Мою парочку окликают со стороны канала. Их друзья наконец закончили кататься, расплачиваются с гондольером, все опять что-то кричат. Воссоединяются, демонстрируют друг другу фотографии с телефонов, путаются в стаканчиках с мороженым. Так галдят, что у меня в ушах плавятся перепонки, молоточки и наковаленки. Я опираюсь о прилавок – там, откуда они только что отошли. «Клубничное», – говорю сонной продавщице-кореянке. И пока она сосредоточенно выколупывает из самого дальнего ведра с мороженым искомый шарик – накрываю рукавом забытый на прилавке выигрышный билет.
Отхожу, рука в кармане. Теряюсь за чужими спинами. За мороженое мне все равно платить нечем.
Еще секунд тридцать – и девочка с приятелем спохватятся, вернутся, начнется крик. За это время я успею свернуть за угол, пройти через «Пандору». Тысяча двести семнадцать долларов. Можно оплатить номер на неделю вперед, и еще останется на игру. Это разумно. В казино я зайду только для того, чтобы обналичить выигрыш. Я понимаю, что делаю. Все под контролем.
Я не сяду играть раньше, чем обеспечу себе еще неделю в «Палаццо»...
– Ставок больше нет, – говорит крупье.
Спустя неизвестно сколько часов после этого я понимаю, что сегодня (вчера? всегда? завтра?) мне все-таки не везет.
Джоэль поит меня бесплатно. По крайней мере, я думаю, что его зовут Джоэль. Мы познакомились еще когда я жил в «Палаццо» в прошлый раз, он совершенно точно представился... хотя черт его знает, это мог быть и не он, у меня отвратительная память на лица барменов. У него на лацкане бэйдж с именем, но обычно я добираюсь до стойки в таком состоянии, что уже не могу читать. Поэтому мямлю что-то невнятное, когда надо к нему обратиться, и поскольку он всегда откликается, оставляю его Джоэлем – не самое худшее имя, в конце концов.
Бармены имеют право наливать клиентам бесплатно, если те хорошо играют. Да, конечно, в барную стойку тоже встроены экраны, рядом прорезь для кредитки и щель, откуда выползает чек, если выиграешь. Лотерея, покер, блэкджек – все, кроме рулетки. По правилам, бесплатно дают не больше стакана за вечер, но Джоэль плевать хотел на правила, за это я его и люблю. На халяву, правда, приходится глотать дерьмо вроде арбузной маргариты. Не знаю, почему он мне ее наливает – то ли считает, что это вкусно, то ли на самом деле хитрым барменским способом дает мне понять, что обижается, потому что он не Джоэль.
До сих пор не могу решить, весь мой фарт съела девчонка с чеком на тыщу двести – или я просто сел не к тому столу. Все игроки суеверные, но по-разному. Кто-то верит в приметы, трет кредитку особым образом, дышит на нее, или давит на кнопку только мизинцем, кто-то обвешивается амулетами. У меня – не знаю, как это назвать. Вопрос чуйки, наверное. Интуиции. Удача – она как сквозняк, легкая, не всегда сразу ощутишь, да еще поди пойми, откуда поддувает.
– Ты понимаешь, мне в какой-то момент поперло так, что я уже решил: все, – говорю я Джоэлю. – Уходить надо было. Поднял шестнадцать штук, номер угадал. Двадцать восемь. Вот спроси меня, почему я на него поставил. Нет, серьезно, спроси...
У меня до сих пор все внутри волнами гудит. Нереальный фарт. В самый последний момент поменял ставку. Думал – не примет, но Голди, крупье, золотко высокопробное, только моргнула, посмотрела хитро – и взяла.
И ведь выпало.
Двадцать восемь. Красное. Четное. Ни черта не значащее, пустое, на шестнадцать тысяч долларов число.
– Возможно, после выигрыша вам не стоило пересаживаться на блэкджек, мистер Дейли?
Я не заметил, когда она села рядом. Свободных мест вокруг достаточно. Джоэль до того еще слушал меня вполуха, но сейчас весь внимание к ней: согнулся пополам, как соломинка в бокале, чего изволите.
– Воды, – говорит она и отмахивается – даже не ладонью, а пальцами. – Вас оказалось нелегко найти, мистер Дейли. Ваш офис на замке, и никто не помнит, когда вас там видели в последний раз.
Я и сам, если честно, не помню. За аренду вроде бы уплачено до конца года, но секретарша – господи, как ее звали-то... Люси? Лусинда? Лу Синь? – совершенно точно ушла, я еще помню, был скандал, она хотела, чтобы я ей заплатил, я даже честно собирался – но в «Маджестике» начался покерный турнир.
– У меня выходной. Такой, знаете. Очень длинный выходной. Мисс...?
– У вас нет денег, мистер Дейли. – Она игнорирует предложение представиться, я смотрю на нее в упор, но не выдерживаю первым, хмыкаю, пожимаю плечами.
– Просто не повезло. Бывает. В другой раз опять повезет.
Она не просто черная, бывают такие – ослепительно, идеально, невыразимо черные, светящиеся бархатной чернотой изнутри. Скулы фигурные, порезаться можно, прямой нос с горбинкой, волосы подстрижены коротко, шапочкой, платье-футляр золотое, до пят, узкое – сразу думаешь, да как она ходит в нем? Или телепортировалась сразу за барную стойку? Ногти длиннющие, острые, тоже золотые. Для Вегаса такое – не пошлость, Вегас сам по себе квинтэссенция пошлости, ее воплощение, апофеоз, переплюнуть его невозможно, только дополнить. Идеальная рама для Энди Уорхола, или, скорее, Роя Лихтенштейна, – Вегас превращает в искусство все, что угодно, даже Венецию, даже арбузную маргариту.
Воду, которую перед ней ставит Джоэль, она игнорирует.
– Мне вас рекомендовали, мистер Дейли. Вы мне нужны.
Пить хочется нестерпимо. Не извиняясь, забираю ее стакан.
– Тогда вы потратили время зря. Я в отпуске. Уволился. Умер. Я не знаю, что вам придумать еще... Может, вы меня все-таки не нашли?
На долю секунды взгляд делается растерянным – но не дольше. Точеные ноздри слегка подрагивают: да, я ее разозлил.
– Я вас нашла, мистер Дейли. И готова хорошо заплатить. Давайте перейдем туда, где мы сможем поговорить спокойно.
Пару секунд уходит у меня на то, чтобы поверить: она это всерьез. И на последние три глотка ледяной воды. В ушах ненадолго перестает шуметь. Я чувствую себя почти человеком.
За спиной звенят игральные автоматы. Я лопатками чувствую – кто-то выиграл там, то ли за два, то ли за три ряда от нашего бара. Крупно выиграл. Очень крупно.
Удача в казино расходится кругами. Это вам скажет любой игрок. Так что сейчас самый лучший момент, чтобы сесть за слот-машину поблизости и ждать, когда дойдет волна.
Я вытираю вспотевшие ладони о штаны.
– Вот что. Давайте так. – Голос не дрожит, звучит солидно, горжусь собой. – Я вас послушаю. Обещать ничего не стану, я вообще-то не берусь сейчас за новые расследования. Работаю. Именно потому и не сижу в кабинете. Вы же понимаете... – Обвожу рукой зал, не оглядываясь. Мне нужны ее черные деньги. Срочно, или волна уйдет. – Все самое важное – здесь. Но выслушать вас я готов. Аванс сто долларов – прямо сейчас. Вас устроит?
Решайся, решайся, решайся быстрее, – тороплю ее мысленно. Волна поднимается. Я ее чувствую, каждая клеточка кожи ее чувствует, каждый наэлектризованный волосок. Если я упущу момент – схлынет, уйдет, кто-то другой поймает мою удачу, и тогда все, не догнать...
Из крохотной сумочки на поясе черная богиня достает купюру. Но когда я уже тянусь к ней, ловким жестом фокусника прячет в ладони.
– Нет, мистер Дейли. Эти сто долларов станут вашими не здесь. И не раньше, чем мы с вами договоримся.
Живет она, конечно, в «Белладжо», золото к золоту, кто бы сомневался. Мы выходим из «Палаццо», я бросаю прощальный взгляд на нарисованные облака, а потом мне все-таки приходится увидеть настоящее небо. Теперь я точно знаю, почему так долго и старательно этого избегал. Снаружи нестерпимо жарко, солнце скребет по глазам наждачкой, пока мы ждем такси, я озираюсь в надежде сбежать, но мой золотой цербер бдит, и в конце концов я решаю, что проще смириться, назначаю ее своим поводырем, зажмуриваюсь и позволяю себя вести.
Гостиная, где мы оказываемся в итоге, лоснится позолотой, гобеленовые амуры отражаются в зеркалах, прячутся среди роз, с любопытством высовываются, чтобы послушать.
– Мне сказали, что в Вегасе нет другого человека, способного найти кого угодно – в кратчайший срок.
Это может быть правдой. Или нет. Я действительно с этого начинал, когда только приехал в город. Когда жил не в отеле на Стрипе, а в настоящем доме. Когда еще строил планы на завтрашний день. Помнил о чем-то, что было до. Не мыслил только в настоящем времени. Когда я еще не начал играть.
Сейчас я не лучший ни в чем. Зато все стало намного проще.
– И кого вы хотите найти?
Она показывает фотографию. Девушка – черная статуэтка – чем-то на нее неуловимо похожа, носом, разрезом глаз, но лицо совсем другое, в нем нежная свежесть, наивность, удивление. Не позирует, летит куда-то, воздушная, невесомая, в цветастом сарафане... фотограф ухватил момент как будто случайно. Так выглядела бы моя удача, наверное, если бы можно было ее поймать.
– Дочь? Младшая сестра?
Золотая богиня привычно игнорирует вопросы, на которые не хочет отвечать.
– Ее зовут Айсленд. Она пропала три месяца назад. Вот, почитайте. – Она протягивает лист бумаги, который я бездумно беру. – Тут вся информация, которая может вам пригодиться. Я хочу, чтобы вы ее нашли, мистер Дейли.
Информации не то чтобы мало, но она бесполезна. Дата и место рождения. Возраст, вес, острота зрения, пищевые аллергии, болезни, в тринадцать лет был открытый перелом руки – можно подумать, я собираюсь искать ее с рентгеном. Это если бы я вообще собирался ее искать.
– Я не думаю, что смогу взяться за ваше дело. – Старательно изображаю сожаление, вздыхаю. – Видите ли, у меня слишком много...
– У вас нет никакой работы, мистер Дейли. Никаких расследований, – перебивает она. – А еще вам негде жить, у вас нет ни цента и вы в долгах. Давайте посмотрим... – Она сверяется с телефоном. – Девять тысяч шестьсот долларов вы должны конторе «Кэш-онлайн». Еще три – «Смитс кредит». Тысячу триста...
– Не утруждайтесь. Мои финансовые обстоятельства вас не касаются. Вы, кстати, до сих пор не назвали своего имени.
– Вы же не хотите, чтобы кредиторы завтра потребовали погашения долга, правда, мистер Дейли? – Она улыбается, как пантера, которая загнала добычу туда, куда ей было надо. – Но они сделают это. Я вам гарантирую. Вы сейчас попытаетесь убедить себя, что я блефую. Не тратьте время попусту. Оно могло бы работать на вас, а не против вас. Так и будет – с того самого момента, как вы начнете работать на меня. – Она замолкает на пару секунд. Я пытаюсь ее игнорировать, но получается плохо. – Найдите мне Айсленд Херринг. Все ваши долги будут оплачены. И еще пять тысяч вы получите сверху.
Полдень. Там, снаружи, июльский полдень, самое паршивое время в Неваде. В «Белладжо» – конечно – тоже есть казино. Я мог бы оказаться за игорным столом, спустившись всего на три этажа. Не выходить никуда. Пожить немного на этой стороне Стрипа.
Насчет денег она права. И это много – то, что она предлагает. Очень. Несоразмерно много. В чем загвоздка? Во что она пытается меня втравить? Кто эта пропавшая девочка на самом деле? Мне кажется, я тысячу раз смотрел это дурное кино. Я точно знаю, что принимать ее предложение – еще рискованнее, чем ставить на зеро.
И все же чувствую сквозняк. По щиколоткам легко, почти неуловимо проходится холодный воздух.
– Оплата всех расходов, – говорю я. – И аванс. Полторы тысячи.
Азарт говорит за меня, и главное теперь – чтобы не дрогнула рука.
Она окидывает меня долгим оценивающим взглядом.
– С одним условием, мистер Дейли. Простите, но запойным игрокам нельзя доверять. Я не хочу, чтобы вы спустили все деньги, а потом явились сообщить, что Айсленд найти невозможно. Поэтому мне нужен ваш идентификационный номер в местной сети. Я не стану дышать вам в затылок и мешать работать. Но выпускать из виду не собираюсь.
Сеть. Там все, чем Вегас живет и дышит – реклама, объявления, турниры. Новости казино, самые крупные выигрыши, приглашения, бесплатные купоны. Если богиня не блефует и за ней стоит кто-то достаточно компетентный, по ID она сможет отслеживать не только когда я играю, но и где нахожусь. Сеть видит всех, кто согласился вживить себе чип лояльности. Где мы едим, сколько тратим в магазинах, сколько проигрываем, какие слот-машины предпочитаем. По нам отели калибруются – во что лучше вкладываться, а что не пользуется спросом. Мы их бесплатные тестировщики, подопытные крысы в сверкающем лабиринте, а они нас щедро кормят в ответ. Любые уловки хороши, чтобы завлечь клиентов. Каждый день что-то новое. Сейчас в «Тропикане» по понедельникам – крэпс с нулевыми ставками. В «Париже» – ужин с шампанским для тех, кто не выходит из зала больше шести часов. «Луксор» дарит 10 баксов на счет за каждый вход в их онлайн-систему. Кстати, не помню, чем заманивает «Белладжо». Из всех отелей Стрипа люблю его меньше всего. И даже не из-за того проигрыша, когда пришлось объясняться с местной секьюрити – нет, просто так. Эстетически не в моем вкусе.
– А честного слова вам будет недостаточно? – делаю я последнюю попытку, но уже знаю, что ставка не сыграет.
– Ваш номер, мистер Дейли, пожалуйста.
Я сдаюсь и диктую ей номер. Получаю кредитку. И контракт, который она – конечно – приготовила заранее. Запрет на игру в него тоже включен. Подписываю, не глядя.
– Это все?
– Почти, мистер Дейли. Осталось последнее требование: я хочу, чтобы отсюда вы отправились к вашему другу Джимми Кортленду. Это он подсказал мне, где вас искать. И я пообещала, что вы вернете ему долг.
Триста баксов. Да, черт. Именно поэтому я уже месяц не появлялся у Джимми.
– И вы, конечно, проследите, чтобы я туда доехал.
– Конечно. – Она смотрит на меня и качает головой, как будто я успел ее чем-то разочаровать. Мне на мгновение становится почти неловко. – Когда найдете Айсленд Херринг, позвоните сюда, в отель. Спросите миссис Дейли, назовитесь моим мужем. Я скажу, где мы встретимся.
Просто восторг.
У меня есть жена, на которой я не женился. Работа, которую я не хотел. Деньги, которые нельзя ни на что потратить. Я стискиваю зубы, когда прохожу мимо эскалатора, увозящего вниз, в поблескивающий, звенящий, дымом пахнущий полумрак туристов в шортах и вечерних платьях, в шлепанцах и на шпильках, в клубных пиджаках и в махровых халатах. Трезвых, пьяных, обкуренных, сосредоточенных, веселых, возбужденных, стесняющихся – в любой толпе сразу видно тех, кто тут в первый раз.
Это «Белладжо», напоминаю я себе. Не стоит проверять, убрали ли они меня из списка персон нон-грата. И вообще, у них паршивое казино.
Ладно, черт с ним. Попробую отыскать пропавшую овечку. Сколько это займет времени, в конце концов?
Запойный – так она меня назвала? Что за бред. Да, я люблю играть, но это не наркомания. Не болезнь. Я могу бросить, когда захочу.
Знаю, так говорит каждый игрок. Но в моем случае это чистая правда.
Я найду эту Айсленд, если она в Вегасе, или выясню, когда она уехала... ну, или узнаю, что ее вообще тут никогда не было. Посмотрим. Потом – будут деньги. Можно рискнуть и записаться на турнир Большого круга. Зимой я вылетел в четвертьфинале, но мне просто не повезло. Это ничего не значит. Тем более, в этот раз они начинают в «Палаццо», а там мне всегда фартило. Почти всегда – сегодня не в счет.
И все-таки шестнадцать тысяч я на рулетке сорвал.
Вряд ли этой Айсленд двадцать восемь, на фото она моложе. Хотя неизвестно, когда был сделан снимок.
Я звоню Джимми Кортленду – мне везет, он на смене, – и говорю, что зайду.
Полчаса уходит на то, чтобы добраться до «Стратосферы», это дальний конец Стрипа, место, где кончается блеск и музыка, граница между вечностью и миром, где носят часы. Мы садимся выпить пива в баре на смотровой башне, площадка вращается, за стеклом под нами проползает разморенный солнцем город, сверкающая башня «Трамп-отеля» режет глаза и я морщусь. Ее вытянутый силуэт напоминает золотое платье.
Я пытаюсь вспомнить, как выглядела моя черная богиня, но лицо не складывается, плывет в памяти, плавится под солнцем, в памяти только острые длинные ногти и такие же острые, высокие каблуки. Паршивая память на людей, я привык. Сам себя в зеркале-то не всегда узнаю.
У Джимми все отлично, платят сносно, новую тачку купил, недавно выловил очередных кибер-недоумков, которые пытались хакнуть слот-машину, получил премию, он вроде бы даже звонил, чтобы позвать отпраздновать, но я не ответил. Может и так, я звонка не помню, и говорит он об этом не слишком убедительно, но глупо было бы обижаться. Я не лучший из друзей, не самый удобный. То, что Джимми со мной все еще разговаривает, – уже хорошо.
Я отдаю ему триста баксов. Потом спишу в отчете пятьсот. Покупка информации, плата за услугу, черт, вспомнить бы, как это правильно формулировать. Когда-то у меня такие штуки отскакивали от зубов.
Получив свое, Джимми предсказуемо добреет. Готов не только трепаться о своих делах, но и слушать. Я объясняю, что мне от него надо. Он хмыкает, допивает пиво.
– Ну, если твоя кукла играет...
– Не уверен. По виду – скорее, нет.
У игроков особенный взгляд. Это трудно описать словами, что-то одновременно плывущее и сосредоточенное, никогда не смотрят прямо, всегда куда-то поверх. По фотографии, впрочем, с уверенностью не скажешь.
– По общей базе казино я тебе ее пробью, проблем нет. Если хочешь чего-то от копов – задержания, штрафы за парковку, – придется башлять отдельно. Ну, сам знаешь.
В отличие от меня, Джимми любит выходить наружу. У него полно приятелей повсюду, кажется, как и у меня когда-то, но это было давно. Иногда мне кажется, было. Иногда – нет.
– Выглядишь паршиво, – замечает Джимми внезапно. – Ты в порядке вообще?
Потерев подбородок, я в первый раз замечаю щетину. Когда брился в последний раз? Да черт его знает. Мне не нравится думать про время, пытаться отматывать назад. Это вечная проблема, когда оказываешься на краю Стрипа. Потому я и перестал ходить в «Стратосферу» в какой-то момент.
Не помню, когда.
– Деньги есть, – говорю я. – Тариф прежний? Я переведу.
– Хорошо. Что ты снова работу взял – это хорошо.
Он как будто чего-то еще от меня ждет. Ловлю его взгляд на себе, когда он думает, что я не вижу. Но сосредоточиться не могу, все мои мысли – там, внизу. Спуститься на лифте. В «Стратосфере» тоже есть казино. Я же могу не играть сам, предложу Джимми за меня поставить. Только рядом постою, посмотрю. Это можно, она не отследит... В голове слишком гулко и пусто без привычного шума, перезвона автоматов, голосов. Что-то звякает за спиной, рывком оборачиваюсь, даже дыхание перехватывает – но нет, просто компания за соседним столиком шумно сдвигает бокалы.
Черт, ничего не получится. Секьюрити нельзя играть в своем казино.
– Проводи меня наружу, – говорю я Джимми. Он кивает. В лифте сам нажимает кнопку первого этажа.
– Позвоню, как что-то будет. – Он сажает меня в такси. Задерживает на плече руку, вместо того, чтобы сразу захлопнуть дверцу. – Ты... ну, это... не пропадай, в общем.
Я киваю, улыбаюсь – уже через стекло. Джимми хороший друг. Иногда морочится по пустякам, но это даже приятно. Мне нравится думать, что на свете есть кто-то, кому не все равно.
Девочка со странным именем Исландия на фото выглядит достаточно хорошенькой, чтобы неплохо устроиться в Вегасе. Такую возьмут в любое кабаре. Или в бар официанткой. Джимми это выяснит, он может.
Только если она не прячется. Если устроилась официально. Проблема в том, что здесь полно таких, кто работает нелегально. Уйма мест, где никто не станет спрашивать документы. Она может оказаться любой из этих соплюшек в перьях и бикини, которые вечерами порхают по Стрипу, зазывая туристов на шоу. Вешаются на шею всем, у кого по виду есть деньги. Звонко и фальшиво хохочут, не возражают, когда их щупают за все места, не возражают ни против чего вообще. Иногда их находят мертвыми где-нибудь за пару кварталов от Стрипа. Полиция списывает их, как хлам. Бесполезный мусор. Нет документов – прощай, Джейн Доу, никто не станет докапываться, ты и при жизни-то никому не была нужна.
Такси встревает в пробку. Жарко. Я только сейчас замечаю, что пропотел насквозь, сиденье липкое, руки, волосы – липкое все. Какого черта он не включит кондиционер? Но чертов мексиканец за рулем делает вид, что по-английски не понимает ни слова, орет что-то и тычет факи «хонде» с соседней полосы, которая пыталась влезть перед нами. Со всех сторон визжат клаксоны, эти идиоты с ума посходили, или светопреставление уже началось, а меня просто забыли предупредить?
В игорных залах нет окон, никакого дневного света, режущего глаза, и прохладно. Я не могу больше сидеть в этой чертовой тачке. Я сдохну, если проторчу здесь еще хотя бы пять минут.
Водитель что-то вопит мне вслед, когда я выхожу, но я не оборачиваюсь, хлопаю дверцей. Как назло, поток в этот самый момент начинает ползти, и до спасительного тротуара приходится бежать, уворачиваясь от машин. Какого черта я согласился на все это? Небо. Небо я ненавижу. И эту чертову жару.
Надо было послать богиню куда подальше со всеми ее деньгами. Я отыгрался бы, я всегда отыгрываюсь, рано или поздно. Какого черта я согласился с ней говорить?
Теперь она держит меня на крючке, теперь я подписал с ней контракт, и у нее мой сетевой номер. О чем я думал? Она может доставить до черта неприятностей, если захочет. А я уже начал тратить ее баксы.
Если вернуть ей деньги, контракт можно будет разорвать. Вернуть все до цента, сказать, что я передумал и не хочу браться за поиски. Пусть делает, что хочет.
Так проще всего.
Я буду ставить разумно. По системе. Только на красное, по маленькой. Уходить, как только выиграл достаточно. Это до чертиков скучно, никакого риска, азарта, зато надежно. Рано или поздно отыгрываешь свое, потом выигрываешь – и надо сразу забирать. Примитивно, как мычание. Отобью то, что успел за сегодня потратить, и все.
Мне нравится этот план.
В нем есть какая-то неувязка, внутренний голос пытается о чем-то таком шептать, но этот голос вечно обманывает, я слишком часто прокалывался, когда пытался ставить так, как он говорил. Всегда мимо. И последнее, что я стану делать, – это слушать его сейчас.
Я знаю, как не нарушить условий контракта. И точно знаю, кто может мне помочь.
Перед «Часовней с колокольчиками», как обычно, толпа туристов, галдящих, делающих селфи, подбивающих друг друга пожениться – за полчаса, на полчаса, и тут же развестись. Я проталкиваюсь мимо, ухитрившись никого не задеть, от них пахнет коноплей так густо, что не надо курить самому, достаточно вдохнуть поглубже. Косяк за пятнадцать баксов можно купить по соседству в «Эссенсе», и я подумываю об этом, мне неплохо бы успокоиться, замедлить круговерть шестеренок в голове, но в это время там, скорее всего, адская очередь, и нет, я не готов столько времени толкаться среди людей. Если все получится, как я хочу, через час можно оказаться в «Винне» или в «Палаццо».
– Я не покупаю, – говорю парню на входе, чернокожему, в бейсболке с пятипалым конопляным листком. – Мне нужен Тито.
Он на меня косится, что-то решает про себя, потом машет рукой в сторону.
– На парковке. Погляди там – найдешь.
Может, память мне изменяет, но, кажется, раньше с безопасностью тут было посерьезнее. Или сейчас я вызываю куда меньше подозрений. Обтрепанный Вегасом. Свой. У тех, кто живет тут подолгу, появляется что-то общее, независимо от расы, возраста, пола. Выражение лица, походка, движения. Нежелание помнить. Я тоже вычисляю их безошибочно, с полувзгляда.
Тито курит, сидя на бетонной плите. Я присаживаюсь рядом, и он без слов протягивает мне косяк. Затягиваюсь слишком жадно, кашляю от едкого дыма.
Возвращая самокрутку, пальцем потираю запястье правой руки с розоватым шрамом на том месте, где вживлен сетевой чип.
– Ты когда-то говорил, что умеешь это вытаскивать – так, чтобы официально никто ничего не заметил.
– Ого, – говорит Тито, впрочем, без всякого удивления. – Что, сорвал банк и решил свинтить?
– Нет. Просто побыть туристом. На вечер. Утром вернусь, и ты мне его всадишь обратно. Так можно?
– За штуку – все можно. С тебя восемьсот пятьдесят, по дружбе.
Я не знаю, что он обо мне думает. Точнее, знаю, конечно. Чипы вынимают те, кто хочет обдурить казино. Если есть хорошая схема – или то, что кто-то считает хорошей схемой. Я разыскивал когда-то – кажется – одного из таких. Опоздал. Он уже был трупом, когда меня наняли его искать.
Я могу вообще не возвращать ей деньги. Вот о чем говорил внутренний голос. Обналичить кредитку, уйти с радаров. Без чипа она меня не найдет.
Не играть в больших отелях. Найти место, где можно пожить дешево, за наличку, не предъявляя документов. Почему бы и нет.
Совесть мучать не будет, у игроков нет совести, ее они ставят на кон – и проигрывают – первой.
– Согласен, – говорю я Тито. – Одолжи телефон, надо позвонить.
С равнодушным видом он протягивает мобильник.
– Звони. Я пока докурю. Рука тверже будет.
Если Джимми еще не успел задействовать свои связи, мне не придется платить лишнего. Теперь, когда я решил, что мы больше никого не ищем.
– Слушай, я тут подумал – насчет твоей Айсленд Херринг, – тараторит Джимми, прежде чем я успеваю сказать хоть что-то, кроме «привет». – Имя странное. Ты уверен, что это имя, вообще? Что оно настоящее?
Во всей этой истории настоящего, как по мне, не больше, чем в облаках на потолке «Палаццо». Чем в позолоте «Белладжо» или в арбузной маргарите. Но я не хочу в это лезть. Истина – самый идиотский товар. За нее вечно приходится переплачивать, а потом сидишь и не знаешь, что с ней делать и нахрен она нужна.
– Забей, – говорю я. – Это была дерьмовая идея. И прости, что я тебя втянул.
– Да погоди ты. Сперва послушай. В системе ее нет, у копов по базе тоже не проходит. Но тут я посмотрел – и у меня волосы дыбом встали. Та кредитка, с которой ты мне долг отдавал... она на ее имя. Я не знаю, как такое может быть, но это факт. И она пользовалась ею до этого, сегодня в полдень платила за номер в отеле «Белл...
Тито почти докурил, косяк обжигает пальцы, и он с сожалением давит его каблуком. Кивает мне: все, пошли.
То, что я так и не дослушал Джимми, до меня доходит, когда я уже отдаю телефон. Но так даже лучше. То, чего ты не слышал, не может тебе повредить. Или заставить передумать.
– Пошли, – говорю я, и мы идем.
Мы заходим в «Эссенс» с черного хода и сразу спускаемся в подвал. Все заставлено ящиками, завалено каким-то барахлом. Флюоресцентная лампа потрескивает и в моргающем свете тени то вытягиваются до самых стен, то жмутся к ногам. Он проводит меня между высоченными рядами коробок со стертыми маркировками. Как они не обрушатся, одному богу ведомо. В дальнем конце склада обнаруживается еще одна дверь и за ней – то, что выглядит самой обычной грязной бытовкой. С шаткого пластикового столика Тито скидывает на пол пакеты, бумажную тарелку с засохшим куском пиццы. Достает железный чемоданчик с красным крестом и бутылку текилы.
– Пей. Лучше бы ты, конечно, покурил сперва, но это я не дотумкал. Обезбола нету, будешь терпеть.
Этой же текилой он плещет мне на запястье, потом обмакивает скальпель. Обезболивающее и дезинфектант в одном флаконе. Ощущение нереальности происходящего накрывает волной, после второго глотка мне кажется, я слышу знакомый перестук – так шарик катится по рулетке.
Ставки сделаны. Ставок больше нет.
– Режь, – говорю я.
– А деньги?
Достаю из кармана кредитку.
– Там у вас банкомат наверху. Закончишь – сходим и снимем. – И, замечая, что он колеблется, хмыкаю. – Текилу жалко. Снова же лить придется.
Это его убеждает. Это – или что-то другое, мне все равно. Чем раньше мы закончим, тем скорее я смогу...
От резкой боли начинаю орать, и грубая ладонь тут же зажимает мне рот.
– Тихо ты! Хочешь, чтобы копов кто-то сверху вызвал?
Я стискиваю зубы. Руку жжет нестерпимо. Я стараюсь не смотреть туда, не выношу вида крови, но она заливает стол, капает на пол, и теперь все мои мысли – сколько их еще осталось – лишь о том, чтобы не перемазать штаны. Хорош же я буду иначе в «Палаццо»... Твою мать, больно-то как.
Он ковыряется в разрезе пинцетом. Чип не сразу удается подцепить. Кажется, задевает кость. Перед глазами все делается красно-черным.
– ...самое ж главное... эти суки, они так все подстроили, что если чип вытащишь без их ведома – все, капец, пропадает сигнал... да тихо ты... не дергайся, почти достал уже... – Голос Тито доносится сквозь вату, я по-прежнему ничего не вижу, меня уносит, накрывает волной и уносит, я читал когда-то, что человек, когда тонет, перестает понимать, где верх, где низ, и плывет ко дну – так и я сейчас. Дно – ударяюсь в него головой... пусто... звонко... шарик падает наконец в свою лунку... зеро... – Но мы их обдурим. Тут твой чип поживет, в растворчике. Как рыбка. Никто не заметит...
Мне темно и мутно. Я дышу водой. Кровью. Я дышу кровью, и мне темно.
– На, глотни еще...
И это последнее, что я помню.
* * *
Я открываю...
Нет, не то.
Я открыл глаза – и тут же снова закрыл, дожидаясь, пока кто-нибудь догадается приглушить слишком яркий свет. Монитор за головой успокоительно попискивал, и, кажется, у меня было все в порядке с сердечным ритмом.
– Гуннар? Ты меня слышишь? Гуннар?
В щелку приоткрытых век, между ресниц свет теперь проникал мягко, без рези. Я сделал глубокий вдох, заново привыкая к ощущению воздуха в легких.
– Все в порядке, Крист. Я в порядке. Ты зря беспокоишься.
– Беспокоюсь? Зря?! Гуннар, ты хоть представляешь, как мы тут все сходили с ума, пока ты...
– Лучше сесть помоги, не хочу снизу вверх на тебя смотреть. Когда у меня первый сеанс восстановительной терапии?
– Через час. Сначала мы... я хотел с тобой поговорить. А то ты врачей не знаешь – стоит им тебя отдать, до вечера не подпустят.
Наших врачей я, конечно, знал. Корпорация платила им достаточно. Я платил им достаточно, чтобы не сомневаться: они лучшие из лучших.
Палата была округло-мягкой, бежево-серой, ничего такого, что раздражало бы взгляд. Солнце за окном сползало в фиолетово-багряные облака, небо больше не давило на макушку плоской синью, не резало взгляд, не вызывало желания срочно укрыться под ближайшим навесом. Секунду-другую это еще казалось странным, потом ощущение нереальности развеялось, ушло. Крист подвигал рычажками на прикроватной панели и ортопедический матрас выгнулся, принимая форму чаши, чтобы мне стало удобнее сидеть.
– Нам надо поговорить обо всем этом. До собрания акционеров. Гуннар, ты не хочешь этого на совете, я тебе гарантирую. Моллард и Хэмлинк...
– Так, погоди. Про интриги наших дорогих... слишком дорогих миноритариев поговорим чуть позже. Дай сообразить, сколько меня не было.
Монитор на противоположной стене беззвучно крутил новости, я отметил почтовую иконку в углу экрана, с цифрой неотвеченных сообщений, которая показалась мне неправдоподобной. Чем занимались мои секретари все это время? Играли в майнкрафт?
Если верить дате, я отсутствовал в реале двадцать восемь дней.
Я несколько раз сморгнул в надежде, что цифра изменится – но нет.
Мы рассчитывали максимум на неделю.
Крист терпеливо ждал, пока до меня дойдет.
– Кто из вас додумался... Хотя нет, про «исландскую селедку» тоже потом. Объясни, почему вы не стали действовать так, как мы планировали. Все же было прописано, весь алгоритм. Что у вас тут пошло не так?
– Не у нас, Гуннар. У нас – не поменялось ничего. Это ты перестал отвечать на сигналы. Вся рабочая группа... ты порвал контакты. Не выходил на связь. Люси, Артур, Марта, Коннор – они пытались искать тебя, но ты делал вид, что перестал их узнавать. Джимми остался последним, но ты выбросил телефон. Он вынужден был дожидаться, пока ты сам проявишься.
– Но я не проявлялся.
– Нет. Ты не проявлялся. Ты в какой-то момент вообще перестал выходить из казино. Что мы сделали не так?
Я потер подбородок. Никаких следов щетины, разумеется. За мной отлично ухаживали все это время. Хотя месяц – многовато, конечно. Слабость, ощущение одеревенелости. Мир вокруг казался слегка странным, сдвинутым, искаженным – каждый звук, картинка перед глазами, тактильные ощущения. Стоило задержаться и прислушаться к себе, сосредоточиться, – странность пропадала, мир вновь становился нормальным… только чтобы секунду спустя сместиться в чем-то другом.
Об этом следовало поговорить с нашими нейрологами. С физиологами, наверное тоже. Но сейчас у меня были более насущные проблемы.
– Это не баг, Крист. Это просто означает, что программа работает. Виртуальное казино должно затягивать посетителей. Как еще ты хочешь, чтобы это работало?
– Мы разоримся на исках, если юзеры начнут теряться в вирте. Представь себе эти своры разъяренных родственников. Пресса обзовет нас наркодилерами нового поколения – ты этого хочешь?
– Так мы и есть наркодилеры нового поколения. Продаем людям то, чего они больше всего хотят. Азарт, блеск. Настоящую, не пресную, не выхолощенную жизнь. Извини, что цитирую наш рекламный буклет – но это же правда. Я видел своими глазами.
– Попробуй убедить в этом суд. Они заставят нас выпустить акции на рынок, стать публичными. Отдать контроль. Если это то, чего ты хочешь, – тогда давай, вперед. Мы успеем заработать миллиарда полтора, пока они не очухаются, потом сбежим куда-нибудь в пустыню Атакама, если очень повезет.
– Везение, Крист – это волна. Поймаем – уже не упустим.
– Так, прекрати. Давай серьезно. Что пошло не так?
Что я должен был ему на это ответить? С техническими багами разберутся специалисты, для этого и нужен был бета-тестинг. А я… со мной все было в порядке. Я просто немного увлекся. У меня давно не было возможности отдохнуть, мы три года работали сутками напролет. Меня слегка занесло, вот и все.
Я потер переносицу.
– Возможно, с алгоритмами вовлечения в игру мы чуточку перестарались. Нет, работают они хорошо, даже слишком. Все эти рекламные акции, премии, турниры… кое-что надо подкрутить. Посмотрим, когда я выйду отсюда. Но знаешь, Крист, вообще все просто супер. Атмосфера города – десять баллов. Я в восторге от этого бутафорского ада, он божественен, двойную премию дизайнерам. Пометь себе это где-нибудь.
– Гуннар…
– Психологам, кстати, тоже премию. Я точно помню, мы до драки спорили, когда они предложили сделать с небом то, что сделали. Я был уверен, что не сработает. Но клянусь, Крист, это магия. Из-под него действительно хочется куда-то деться. А кроме гостиниц других убежищ нет – они были правы! – и турист идет играть, даже если до этого вообще не собирался. Самые неазартные, самые...
– Гуннар.
Я бы еще немного померялся с ним упрямством. Крист, сколько я его помню, никогда не умел вовремя тормозить, я всегда умел уворачиваться от ненужных разговоров. Однако доиграть эту партию нам не дали.
Джимми с Соней ворвались в палату, отодвинув на входе медсестру, которая, кажется считала, что у нее тут приоритет. Наивная! Эти двое были убойной ледокольной командой. Скорее, стоило удивляться, что они не пробились раньше.
Соня сгребла меня в объятия. От нее пахло привычно и возбуждающе, терпко-цитрусовыми духами, названия которых я никак не мог запомнить. В подарок Соне от меня их покупал кто-то из секретарей, и я очень надеялся, что она об этом никогда не узнает.
– Ну, ты мудак! Феерический мудак, я тебе скажу. – Никто не ожидал от Джимми иного, в выражениях он никогда не стеснялся, и никакие гримасы Криста изменить этого не могли. – Ты что за цирк нам устроил? Какого хрена?
Я развел руками и улыбнулся.
– Вегас работает – что еще я могу тебе сказать? Но вы меня вытащили, и это самое главное.
– Мы готовы были взламывать твой чип. – Соня присела на край кровати. Я не мог отвести от нее взгляда. Черный океан моих грез. Я готов был утонуть в нем прямо сейчас, немедленно, забыв о том, что тут есть кто-то, кроме нас двоих. И я видел, как подрагивают ее ноздри. Она думала о том же, что и я. – Я помню, что это запрещено. И мы обещали тебе так не делать. Но до тебя невозможно было достучаться. В какой-то момент мы испугались, что ты не выйдешь вообще...
Принцип добровольности – это то, на чем мы построили всю систему. Схема взаимной лояльности: щедрее всех казино награждало тех, кто готов был сидеть в нем вечно. При этом только сам пользователь, если он, конечно, совершеннолетний, мог решать, когда прекратить игру. Ни мама, ни жена, ни начальник не имели над этим никакой власти. Если человек хотел делать ставки, разоряться или прожигать жизнь – помешать ему никто не имел права. Наши маркетологи утверждали, что для многих это должно стать самым веским аргументом в пользу вирт-Вегаса. Я считал, что они совершенно правы. Слишком много ограничений вводили в игровой индустрии за последние десять лет, людям давно хотелось свободы.
Рисковая ставка, конечно. Но я не сомневался, что мы выиграем.
И у нас были самые лучшие юристы, если что.
Сжав Сонины пальцы, я засмеялся.
– У тебя там были ногти. Золотые. И это платье… Соня, я никогда не думал, что у тебя настолько экстравагантный вкус.
Она смутилась, отвела взгляд, поправляя ворот блузки.
– Я подумала, это удачный образ. Что-то среднее между египетской жрицей и воительницей масаи… на тебя должно было сработать. Знаешь, – она повернулась к Кристу, – у меня там было такое чувство, что он меня не узнал.
– Конечно, узнал. Я узнал бы тебя всегда… даже с золотыми ногтями. И кстати, тебе идет короткая стрижка. Может, стоит попробовать в реале?
– Знаете, вы двое... – Крист наконец уловил намек. – Мы вас, пожалуй, ненадолго оставим… – И усиленно принялся выталкивать Джимми, который так и не получил ответа на свой вопрос.
Я кивнул ему напоследок: мол, все понимаю, прости, поговорим потом, – и притянул Соню к себе.
Какое-то время мы целовались. Какое-то время пытались привести в порядок сбившееся дыхание.
– Я волновалась.
– Все хорошо. Вы с Джимми отлично справились. Я правильно понимаю, что вы хотели взломать чип через твою кредитку? Ты принесла в вирт мастер-ключ?
– Джимми сказал, у нас нет других вариантов. Они до этого испробовали все, что могли, изнутри. Но каждая попытка делала только хуже. Ты не реагировал. Блокировал их.
– Я не мог не отреагировать на тебя.
Она помолчала немного, прикусив губу. Взгляд метнулся к двери, плотно прикрытой, потом вернулся ко мне.
– Гуннар. Я же видела… скажи правду. Ты меня совсем там не помнил. И не любил. Я не знаю, почему меня это так дергает – то, что ты меня там не любил. Я сама себе уже сто раз повторила, что это не важно, что реакции в вирте модифицированы, что… – Она сглотнула. Я не торопил ее, не перебивал. Наши пальцы переплетались, и я чувствовал, как у нее подрагивает рука. В реальности Сонины черты не были такими точеными, как ее виртуальный образ, зато она была живой, настоящей. Не шаманской маской из черного дерева. Теплой. И от нее одуряюще пахло, когда она возбуждалась. – Я думала о том, как ты относишься ко мне – на самом деле. Внутри. С тобой никогда не знаешь. Ты такой исландец…
Мне всегда казалось, я как на ладони. Люблю свою работу, свою компанию. Людей, которые строили ее вместе со мной. Виндсерфинг и горные лыжи. Соню… Никаких душевных изгибов, складок или надломов. Все просто. Но у окружающих, кажется, была в голове какая-то иная картинка.
– Соня, ты единственный человек во вселенной, кому я доверил самое сокровенное, позор моего детства – селедочное прозвище. Клянусь!
Я засмеялся, но она не поддержала мою попытку разрядить атмосферу. Попыталась – но вышла не улыбка, а не пойми что. Я ненавидел, когда Соня так тревожилась. Глаза, и без того огромные, делались бездонно-влажными, и у меня внутри все завязывалось узлом. Иногда я думал о ней, как о бездне – Марианской впадине эмоций, где глубинные рыбы, электрические скаты, акулы, киты царят безраздельно, а очень маленький я на поверхности пытается удержаться на надувном плоту. Но, наверное, если бы я сказал ей об этом сейчас, она не сочла бы меня романтичным.
– Есть еще кое-что, Гуннар. На самом деле, это не мы вскрыли твой чип. Не успели, ты вышел раньше. Когда ты добрался до Джимми и подключил кредитку к чипу, чтобы перевести ему долг, он сразу сел работать – но тут ты вылетел из сети. И… я не уверена. Не знаю. Джимми говорит, я зря паникую, Крист тоже. Они все проверили раз десять и говорят, все в порядке. Ты просто вышел добровольно, без нас. Но… официально ты мог это сделать только через казино. «Стратосфера» или «СЛС», там рядом нет других. В «Стратосфере» Джимми был с тобой все время и видел, как ты уезжал. А до «СЛС» твое такси не добралось. Я проверила маршрут, там была пробка, включился алгоритм объезда и машина ушла в гараж. Значит, внутри уже не было пассажира. Где ты вышел, Гуннар? Ты помнишь? Когда и зачем?
Никто и никогда не упрекнул бы Соню в том, что она берет только внешностью. Я ценил ее ум даже больше соленого привкуса кожи и немыслимых глаз.
– Они слепые кроты, детка, а ты совершенно права. У нас сидел еще один хакер. Мы его чуть не проворонили. Прятался в «Эссенсе». Скорее всего, одиночка, отлично замаскированный. Нам придется изолировать от сети весь этот сегмент, чтобы его взять. Я не знаю, где у него точка входа и отходные пути.
Скорее всего, Тито догадался, что я вирт-тестировщик, еще когда мы познакомились, и все это время сидел тише воды, ниже травы в ожидании релиза. Но когда шанс пришел к нему сам, на своих двоих, – не удержался и решил рискнуть. Не просто вытащил чип, а вышвырнул меня в реал и постарался затереть следы. Скорее всего, наградив червивым подарочком на прощание, чтобы я вспомнил о нем не сразу.
Понятно, на что он рассчитывал. Выиграть время, пока меня бы откачивали, и закопаться в систему еще глубже.
Нет, Тито точно не сделал мне чистый выход. Туман в голове, ощущение расслоения с миром, то, как расплывались воспоминания, лица, ощущение времени, когда я пытался сосредоточиться, – все это скорее говорило о том, что я не в порядке. Ничего критичного. Я точно знал, что все придет в норму. В любом случае, у меня не было времени отлеживаться.
Хакера нельзя было упустить. Всех крыс следовало выкурить из сети до начала официальных продаж. Они пытались просачиваться в проект со старта, прятались, ожидая, когда Вегас из бета-версии выйдет в релиз и там начнут крутиться реальные деньги. Реально большие деньги, а не так, как сейчас.
– Точкой входа может быть не казино, а мини-игры, – задумчиво протянула Соня. Мини-играми мы называли всю систему вокруг Большой Игры: марихуану, девочек из шоу, мелкую преступность. Оттуда, по идее, не было прямого выхода на реал, но проверить все равно стоило. Соню редко подводила интуиция. Случалось, ей я верил больше, чем себе.
– Как хорошо, что ты вернулся… – Мы обнялись, долго сидели, слушая дыхание друг друга.
Мне было неловко думать о том, каким она видела меня в Вегасе. Потрепанным, с недельной щетиной… Но ведь в «Белладжо» был не я. Там был детектив Дейли, аватар без будущего, с придуманным прошлым, игрок и жертва виртуального похмелья, разработанного гейм-дизайнерами.
К черту. «Все, что было в Вегасе, остается в Вегасе», у нашей компании идеальный слоган.
– Люблю тебя, детка, – сказал я ей.
Остальное значения не имело.
Соня уперлась ладонями мне в плечи, я нехотя отпустил ее, она поднялась.
– Я тебя тоже. Но врачи нас убьют, если я их сюда сейчас не впущу. Приходи в себя и скорее возвращайся. Двадцать восемь суток – это слишком долго. Тебя заждались в офисе, ты не представляешь, сколько там накопилось. А когда все закончится, мы с тобой возьмем отпуск. Уедем в горы – хоть на пару дней.
Мечта… Но в ближайшее время об отпуске нечего было и думать.
Я, конечно, потребовал, чтобы меня поставили на ноги как можно скорее, и врачам пришлось потрудиться. За это время наши миноритарные партизаны действительно созвали собрание акционеров, на котором никто не рассчитывал меня увидеть. У них ничего не вышло, мы пободались на голосовании, я потерял тонну нервных клеток, но публичной компанией нас не сделали. Инвесторы нашлись и без того, чтобы нам пришлось продавать акции направо и налево. Запуск Вегаса требовал немалых вложений, но взамен обещал еще больше. Конечно, они нашлись.
Потом я несколько дней жил с юристами, спал с юристами (клянусь, совершенно невинно), ел с юристами – и мы, наконец, составили пользовательское соглашение, приемлемое даже для тех, кто читает мелкий шрифт. Инвесторы потребовали запускаться еще быстрее. Тем временем наши гении гонялись за хакерами и заделывали их норы. И только к концу месяца мы наконец-то выдохнули, переглянулись и сказали: всё.
Всё было готово к релизу.
Подписка на Виртуальный Вегас открылась минута в минуту – как мы и обещали. К концу третьих суток я уже мог давать интервью, не просыпаясь, они все спрашивали одно и то же. От постоянных улыбок болело лицо, временами мы с Кристом встречались взглядами и одинаково страдальчески закатывали глаза. Мы твердили, что мечтаем об одном: провалиться часов на сорок в сон. В небытие. Недостижимая мечта трудоголиков. Но на самом деле никто этого не хотел, мы наслаждались каждой секундой. Особенно когда цифры продаж начали ползти вверх.
К третьему дню они уже не ползли – летели. И даже самые пессимистичные из наших маркетологов признали, что предела нет.
Мы это сделали. Пошли ва-банк – и сорвали куш.
Праздновали всей компанией. Позвали ребят, которые играли джаз. Приволокли 3D-проекторы и превратили офис в казино. Я выпил всего бокал шампанского, может, два но точно не больше, мне было не надо, от успеха голову кружило куда сильнее, чем от спиртного. Мы обнимались, хором выкрикивали цифры, когда получили последние сводки, потом хохотали над видео «с чего все начиналось», которое втихомолку смонтировали Джимми и Крист, потом кому-то вздумалось качать меня на руках...
Если я и был когда-то в жизни счастливее – я не помню.
Пустой дом встретил ночной тишиной, кондиционированной прохладой, недособранным чемоданом на полу, посреди гостиной: днем нас с Соней ждал самолет. Я постоял над ним, пытаясь решить, хочу ли я добросить туда что-то еще, но так ничего и не придумал.
Белые стены, если резко перевести на них взгляд, плыли радужными пятнами. Мне действительно требовался отпуск.
Деревянный пол под босыми ногами был холодным и слегка шершавым, я прошлепал на кухню, чтобы налить воды, прислушиваясь к звуку собственных шагов. Стоило замереть, и в тишину просачивались отголоски смеха, музыки, звона бокалов, до сих пор звучавшие в ушах – мой мозг, кажется, никак не решался поверить, что ему можно наконец отдохнуть.
Я вернулся в гостиную и еще немного постоял там.
Спать, сказал я себе. Выпить снотворное – и лечь спать.
Но вместо этого позвонил Соне.
– Ты собрался?
– А ты?
– Роскошно погуляли сегодня. У меня ноги гудят, не могу.
Роскошно, да. Я улыбнулся типично вегасовскому словечку. За эти месяцы даже самые стойкие из нас пропитались пошлым сленгом насквозь.
– Мы – бомба. Нереальная, роскошная, шикарная бомба.
– Я тебя нереально, роскошно, шикарно люблю, Гуннар.
Мы еще немного поболтали. Пятна перед глазами начали отступать. Тишина... теперь в тишине звучал только Сонин голос.
– Я заеду за тобой ровно в десять. И смотри, не забудь солнечные очки, а то я помню, как было в прошлый раз в Канкуне. Свои я тебе больше не дам!
Я заверил Соню, что забуду непременно все, и не только очки. Мы посмеялись, я сказал ей «целую» и она отправилась спать. Я еще какое-то время слушал в трубке гудки. В них появляется своеобразный ритм, если вслушиваться достаточно долго. Такое ту… ту-у… ту-у-у… как слот-машина, когда барабаны уже замедляют бег, и все в тебе напрягается, и линия выигрыша натягивается, как леска, и ты чувствуешь себя рыбой на крючке азарта, рыбой, забывшей дышать – в ожидании, что выпадет: «бонус», семерка, пустое место. Ту-у-у-у…
Я очень редко сажусь за «одноруких бандитов». Да, мы вернули им рукоятки, но это все равно не то, что карты или рулетка, пусть даже колоду тасует электронный крупье.
Завтра мы с Соней улетим в Цюрих. Оттуда недалеко до Люцерны. Оттуда рукой подать до Кампьоне – не Монако, конечно, но там тоже можно играть.
Хотя не думаю, что оно того стоит. Что нового я там увижу? Когда мы еще только разрабатывали концепцию виртуального казино, я пересмотрел их столько, что хватит на всю жизнь.
Наш вирт-Вегас проще, доступнее, ярче, в этом его главное преимущество. Азарт, адреналин, вся полнота ощущений – не выходя из дома.
Я просто проверю, как там все крутится после релиза. Конечно, мне сообщили бы, если что-то пошло не так, но своими глазами – всегда надежнее. Лучше зайти и посмотреть сейчас, чем отравлять себе весь отпуск беспокойством – логично?
Я не был в вирте семнадцать дней и восемь часов. Потрачу десять минут – потом спать.
Утром приедет Соня.
Я не хочу никуда лететь.
Шарик, который крупье запускает против вращения рулетки, сперва летит очень быстро. От этого невозможно отвести взгляд. Красные и черные ячейки скользят ему навстречу. Он – поезд, неумолимо подъезжающий к станции Б. Звук, с которым шарик наконец, замедляясь, начинает перебирать места падения, колеблется, перепрыгивает, иногда уже почти задерживается – и скачет дальше, – лучше любой музыки, под него сердце меняет ритм.
Помню, я раз заигрался так, что не дошел до номера. Заснул в гондоле, не знаю, как меня угораздило. Когда открыл глаза, под боком плескалась вода, над головой плыли нарисованные розовые облака, а в кармане лежал чек на тридцать шесть тысяч. Вылезал оттуда, руки тряслись, я его выронил, пытался достать, вымок до нитки и чуть не сжег треклятую бумажку, когда сушил ее в гриль-баре.
Самая простая стратегия, как обыграть казино в рулетку – сколько бы ты ни проигрывал, надо все время удваивать ставку. Главное выйти из-за стола после двух выигрышей подряд. Встать, забрать чек и выйти.
Ничего сложного.
Потом мы улетим в Цюрих.
@темы: конкурсная работа, рассказ, Радуга-7
-
-
19.06.2019 в 00:45читать дальше
Очень понравилось, еще и стиль такой, сочный и одновременно лаконичный. Спасибо
-
-
22.06.2019 в 02:10читать дальше
-
-
23.06.2019 в 22:22-
-
25.06.2019 в 16:39-
-
26.06.2019 в 21:56ComOk, читать дальше
-
-
14.07.2019 в 17:43-
-
22.07.2019 в 21:285/9
-
-
30.07.2019 в 19:56-
-
31.07.2019 в 00:23божестводостойную личность (с)5/10
-
-
31.07.2019 в 23:26-
-
31.07.2019 в 23:26-
-
31.07.2019 в 23:27-
-
01.08.2019 в 00:215/9
-
-
01.08.2019 в 01:48-
-
25.08.2019 в 15:28