bang-bang
Название: Пой о радуге со мной
Тема: В погоне за радугой
Автор: Kagami-san
Бета: [L]Иеруа[/L] и Команда Красных
Краткое содержание: От гениальности до безумия один шаг
читать дальше
Пролог
В знойном воздухе все запахи кажутся невероятно насыщенными, густыми. Запах пота, запах готовящейся на обед похлебки, запах свежих опилок. В знойном воздухе любой звук словно теряет часть своей громкости и звучит глухо, почти лениво. Визг рубанка, пение пилы, разговоры и беззлобная ругань. В знойный день любое движение похоже на подвиг, что уж говорить про работу строителей. Всё ближе и ближе к солнцу, всё ближе и ближе к небу.
- Эй, старик, поберегись! - мощный парень едва успевает подхватить падающую доску, чтобы та не ударила щупленького пожилого джентльмена, невесть откуда забредшего на строительную площадку.
Тот улыбается ласково, кивает да идет себе дальше к выходу, напевая тихонько старую песенку о радуге, а из прорехи в кармане видавшего виды фрака то и дело сыплются опилки.
- Блаженный, - пожимает плечами строитель. - Приходит иногда, набирает опилок и уходит.
- Без головы когда-нибудь останется, или балкой его пришибет, - беззлобно бросает прораб. - Так, хватит лясы точить, за работу!
Больше старика на этой стройке не видели.
Порт
В этом закутке Нью-Йоркского порта всегда воняло до умопомрачения. Гнилой рыбой, нечистотами, грязной, загаженной водой. О пристань бились усталые, больные волны, цеплялись за заплывшие ржавчиной бетонные плиты и почти ощутимо стонали. Дышать здесь было практически невозможно, к тому же, целый день сильно парило. Вероятно, к дождю. Хотя, глядя в чистое, без единого облачка небо, в это слабо верилось. Билл, выйдя из машины, потянулся, разминая спину. Сотый раз за последние сутки он поглядел вверх, словно ожидая увидеть там что-то новое, хмыкнул и кивнул полицейскому. От духоты лицо стража порядка покрылось красными пятнами. На лбу блестели капельки пота.
- Где? - Билл не любил многословия, предпочитая говорить коротко и по делу.
- Вон там, - кивнул коп. - Из воды уже вытащили, чтобы не унесло в залив.
Заломив шляпу на затылок, Билл двинулся в указанном направлении. Завернув за пустые контейнеры, он замер, наблюдая, как два полицейских, бледные до зелени, накрывали маленькое тело черной тряпкой. Чуть в стороне, качаясь и причитая "Отче наш...", стоял оборванец, глубоко и давно похмельный, что, впрочем, нисколько не мешало ему неистово креститься.
Безрадостная картина.
Билл скривился: вонь брала свое, и голова начала немного кружиться. Он подошел ближе.
- Что здесь?
- Сами смотрите, - кивнул коп. Ни ему, ни его напарнику явно не хотелось лишний раз прикасаться к тому, что лежало под тряпкой. И это бывалые полицейские! Цвет и гордость центрального управления! Билл хмыкнул и, присев на корточки, приподнял край ткани.
Пьянчуга вдруг завыл громче, почти выкрикивая слова молитвы, а один из полицейских судорожно вздохнул и умчался к ящикам, где его стало нещадно рвать. И было от чего.
Под тряпкой лежал труп мальчонки. Вода потрудилась над телом, но даже без этого было ясно, что умирал он долго и тяжело.
- Ему лет десять, не больше, - сказал тот полицейский, который оказался покрепче и все еще стоял рядом. - Сыну моему столько же... Это ж какой зверь мог так-то над ребенком надругаться?
- Я руку протянул за веревкой, тут его и увидел, смотрит на меня и словно ладошки ко мне протягивает, дескать: помоги, - голосил пьянчуга. - Выглядел аки ангел небесный! - он ухватился за голову, всхлипывая и причитая что-то невнятное.
- Заткни его. И в управление, пусть там сказки рассказывает, - Билл отошел от трупа и провел ладонью по лбу, убирая пот. - Что еще нашли?
- Да почти ничего. Разве что в ладошке у ребенка было вот что зажато, - детективу протянули красную шелковую ленточку, - А этот, - полицейский кивнул в сторону оборванца, - нас и вызвал. У него тут заначка была, пара бутылок со спиртным. Да уж... с сюрпризом.
Вот ведь, сюрприз - закачаешься. Билл сплюнул. До отпуска оставалось всего ничего, пара дней. Теперь ведь не отпустят, придется вести дело, передать-то некому.
Наконец, подошел второй полицейский, совсем бледный. Было такое ощущение, что он вот-вот потеряет сознание.
Вонь становилась все более и более ощутимой. Солнце медленно садилось, изъеденное крышами растущих небоскребов. И никому, никому в этом безумном мире не было дела до того, что сейчас творилось в загаженном доке...
Десять лет...
Сыну моему столько же...
Выглядел аки ангел небесный...
Билл вытащил из кармана помятую пачку сигарет и закурил. На вкус сигареты были отвратные, как и настроение.
- Я тут в сторонке опилки нашел, - тихо сказал тот полицейский, который был покрепче, - А ведь им неоткуда взяться, если подумать.
- Где? - Билл бросил окурок под ноги и раздавил его каблуком.
Мелкие опилки, словно кто-то случайно вытряхнул их из кармана.
- Собери и добавь к уликам. - Сейчас каждая мелочь могла помочь в раскрытии преступления.
Вечер стремительно превращался в ночь, на небесах зажигались звезды, и луна медным грошом висела над самой макушкой. Прохладнее не стало. Изувеченное тело уже увезли в участок. Билл понимал, что и ему надо бы отправиться туда, но все не мог сдвинуться с места. С этого странного, давящего, пропитавшегося болью и вонью места. Еще раз, быть может двадцатый, он обошел по кругу небольшой пятачок, на котором раньше лежал труп ребенка, замер у самого края причала и принялся до боли в глазах всматриваться в черную воду. Что он там пытался увидеть - не знал даже он сам. Залив слишком хорошо хранил свои секреты и просто так открывать их не собирался.
В руках дотлевала последняя сигарета, но курить не хотелось совсем. Зачем он ее подкурил? Быть может, просто чтобы руки занять? Билл хмыкнул и отшвырнул окурок в море, туда же последовала и пустая, смятая пачка. Отражение луны задрожало, подернулось рябью. Где-то вдали надрывно завыл пароход. Жизнь продолжалась.
Морг
- Вот чего ты от меня хочешь? Битый час уже ходишь за мной по пятам. Я же сказал, отчет в управлении, и незачем меня сверлить своим фирменным убийственным взглядом.
Лойд, полицейский патологоанатом, злился, и было с чего. Он не ел с самого утра, и только присел перекусить, как приперся этот детектив и начал требовать странного.
- Я прочитал твой отчет. Но хочу кое-что уточнить.
В морге тяжело и густо пахло формалином. Это место было не из тех, где хочется задержаться.
- Уточнить он хочет... - проворчал Лойд, швырнул сэндвич с тунцом на стол и уставился на Билла. - Давай, спрашивай, у тебя есть пять минут. Время пошло!
Билл не стал ходить вокруг да около, спросил без предисловий:
- Кто мог нанести такие увечья?
И Лойд замер, задумчиво жуя листик салата, а потом, подхватив первую попавшуюся тряпку, стал вытирать руки, тщательно, словно боялся, что на них останется хоть какая-то грязь. Как будто она могла повредить мертвецам, с которыми он проводил большую часть своей жизни.
- Хм, - наконец начал он, - я не знаю. Такое ощущение, что ребенка долго и со вкусом пытали. Признаться, в жизни не видел ничего столь отвратительного, - он поманил детектива в святая святых — к ряду холодильных камер. Открыл одну, под номером четыре, уверенным движением выдвинул тележку с телом и почесал переносицу. - Сам смотри.
Для человека знающего смотреть было на что. Но Билл почему-то смотрел лишь на закрытые глаза мальчика. И на пятна, темневшие на его тоненькой шее.
- «Умер от удушения», - процитировал он отчет. - Что ты можешь сказать про убийцу, док?
Лойд пожевал губами, обдумывая ответ, запустил руку в лохматые волосы.
- Мальчика душили долго, словно сил у убийцы не хватало, а потом как-то в один момент...
- Это могла быть женщина?
- Могла, - пожал плечами патологоанатом, - а мог быть старик или подросток. Кто знает, кто знает.
Билл больше ничего не спросил, развернулся и, не прощаясь, ушел. Лойд только хмыкнул, вернул тележку на место, закрыл холодильную камеру и отправился с чистой совестью доедать свой сэндвич.
Семейный уют
В дверь дома, где проживало семейство Бадд, постучали негромко, но очень уверенно. И ни у кого из домочадцев не осталось сомнений, что это пришел их благодетель. Эдвард, старший из сыновей, бросился открывать. И действительно, на пороге стоял Фрэнк Говард. Он кивнул юноше и снял цилиндр, пригладил белоснежные волосы.
- Мир этому дому, — сказал он тихо.
Время близилось к обеду, и семья Бадд как раз собиралась садиться за стол.
- Заходите, мистер Говард, рады Вас видеть, — поприветствовал его глава семьи. — Пообедаете с нами?
Говард прошел в дверь чуть боком, мягко ступая, похожий на большого кота.
- Не откажусь, - достал из кармана платок, чтобы вытереть лоб, все же погода стояла жаркая. На пол просыпались опилки. - Ох, ну надо же, наследил.
- Не страшно, - одна из дочерей умчалась за веником.
Впервые этот джентльмен наведался в дом Баддов всего лишь несколько дней назад. Пришел и с улыбкой спросил, не ищет ли кто-то из них работу. Работу! Семья, доселе жившая впроголодь, посчитала его посланцем небес. А Говард был обходителен и внимателен. Обещал все разузнать и устроить, дескать, ему нужны будут люди через пару недель. Но вернулся гораздо раньше, через пару дней, принес детям корзинку со свежими фруктами. Как счастливы были малыши! Виноград и ананасы они ели впервые в жизни. Говард сразу поладил с детьми, усадил двух младшеньких к себе на колени, позволил им трогать свои седые волосы, удивительно мягкие. Он смеялся вместе с девчушками и всё напевал:
- Красный и желтый, розовый, зеленый, пурпурный, оранжевый, голубой. Я готов петь о радуге бесконечно, а ты тоже не молчи и пой о радуге со мной.
А родители? Что родители? Родители радовались, что им на жизненном пути попался такой прекрасный человек. И когда мистер Говард через пару дней, как раз в воскресение, предложил сходить с Грейс, младшей дочерью семьи, на детский праздник, который устраивали его знакомые, родители отпустили ее со спокойной душой.
Грейс больше никто никогда не видел. Зато полицейские, которых вызвали обезумевшие от горя отец и мать, нашли на подоконнике в гостиной тонкую оранжевую ленточку.
Полицейский участок
Билл терпеть не мог, когда ревели дети. Это выводило его из себя. Еще меньше ему нравилось, когда дети всхлипывали и размазывали слезы по чумазым щекам. И ведь ощущения эти возникали в нем не из любви к мелким прохвостам, а из-за беспомощности, наваливающейся на него при одном только виде детских слез.
Мальчику перед ним было лет одиннадцать. Его вместе с матерью привели в участок на допрос. Ну, на самом деле это все же был не допрос, а так, разговор. Просто парнишке не посчастливилось последним видеть пропавшего друга.
Сценарий обычный: какой-то старик подошел к ним на игровой площадке, тепло улыбнулся, угостил конфетами и спросил, не хотят ли ребята взглянуть на радугу. Кто бы отказался от такого предложения! Ребята, конечно, хотели. Тем более, у старика были длинные белоснежные волосы, и он не был похож на преступника, скорее на волшебника из сказки. Один из ребят отказался, ему строго-настрого было запрещено уходить с игровой площадки, а вот второй пошел за «волшебником»…
Уже выйдя из кабинета следователя, мальчик все же вернулся и протянул Биллу желтую шелковую ленточку.
- Вот это бугимен, - иначе как чудовищем, утаскивающим детей, мальчик старика теперь не называл, - оставил мне. Сказал, что когда-нибудь я тоже увижу радугу.
Позже, намного позже, детектив сидел в своем кабинете и смотрел на алый закат за окном. Небо затягивали чахоточные тучи. Они не несли в себе дождя - лишь обманчивые надежды.
- Радуга, - три цветные ленточки лежали на столе перед Биллом. - Красный, оранжевый, желтый... Три жертвы. Значит, будет еще четыре? Чокнутый извращенец... Тварь, мать твою, - от бессильной ярости он изо всех сил ударил кулаком по столешнице. Столу было все равно, он переживал и не такое, а вот Билла боль слегка отрезвила.
Тяжело вздохнув, он встал и вышел из своего закутка, но замер на пороге, заметив в общем зале помощника мэра, который, сладко улыбаясь, беседовал с начальником участка. Видеть этого холеного хлыща, встреча с которым никогда ещё не приносила ему ничего хорошего – одни проблемы, совершенно не хотелось, и детектив попытался позорно сбежать через заднюю дверь, но был ловко пойман.
- О, вы-то мне и нужны!
Билл сжал зубы и глубже засунул руки в карманы пиджака. Разговаривать он не хотел, однако с его желаниями никто считаться не собирался.
- Я слышал, что вы расследуете серию убийств, - чиновник сразу же перешел к делу. - Вы понимаете, что газетчикам лучше об этом не знать. Они из любой мелочи норовят раздуть сенсацию. Начнется паника, а нам это ни к чему. Вы же понимаете…- он замолчал, выжидательно глядя на собеседника, но тот, казалось, не собирался ему отвечать. - К тому же, дети погибали и раньше...
Все в управлении замерли, подобрались, словно в ожидании бури. Но светопреставления не последовало - Билл просто развернулся и в гробовой тишине ушел.
Улицы
- Красный и желтый, розовый, зеленый, пурпурный, оранжевый, голубой. Я готов петь о радуге бесконечно, а ты тоже не молчи и пой о радуге со мной, - он шел по улице, улыбаясь, и прохожие улыбались ему в ответ. В его прогулке, на первый взгляд, не было системы, но для него самого каждый поворот имел невероятно большое значение. Свернув на очередную улицу, он замер перед нищим, рядом с которым сидела жуткая, заросшая паршой собака, опустился перед ней на корточки и громко, во всеуслышание сказал: - Да, погоня за радугой продолжается. Уже скоро все цвета будут собраны, и перед нами откроется путь на небеса. Ждать осталось недолго.
- Эй! - прикрикнул хозяин пса. – А ну отвали от моей собаки!
- Блаженны истинно верующие, - ответил ему этот странный человек и положил в драную шляпу конфету.
Полицейский участок
Зеленую ленточку нашли обвязанной вокруг горла шестилетнего парнишки, тело которого нищие обнаружили на городской свалке, завернутое в газеты. В каждой из газет с особой тщательностью красными чернилами были выделены статьи о каннибалах Океании, а в изуродованном теле ребенка не хватало сердца и печени.
- Занятное чтиво, - с отвращением констатировал шеф полиции и отшвырнул фотографии на другой конец стола. - А теперь кто мне скажет, что нам со всем этим дерьмом делать?
Ответа он не дождался.
- У нас есть описание внешности преступника. Довольно приметной внешности, надо сказать. Разве этого мало? Что вам, черт возьми, нужно еще?
- Шеф... - начал было один из "старичков", но его перебили.
- Хватит! По городу гуляет маньяк, который режет детей, как жертвенных ягнят, а вы только скромно смотрите в пол да молчите, словно монашки. Сколько мо...
- Люди стали слишком беспечны, - бросил со своего места Билл. Удивительное дело, в кои-то веки он пришел на собрание и даже что-то сказал. Раньше за ним подобного не наблюдалось. – Нам всем пора понять, что время игр закончилось, - он ткнул пальцем в газету. - Эта тварь играет с нами, уверенная в своей безнаказанности. И если мы не дадим ей отпор, то так и будем ходить не солоно хлебавши.
- У тебя есть план? - спросил его шеф.
- Распечатать портрет подозреваемого – и на передовицы всех ежедневных газет. Мы должны предупредить горожан.
- Мэру это не понравится, - проворчал шеф, - Он готов на все, лишь бы эта история не засветилась в прессе. Боюсь, за ним стоит и кто-то более влиятельный…
Билл только пожал плечами.
- А еще один изуродованный детский труп не понравится избирателям.
Парк
- Красный и желтый, розовый, зеленый... - бормотал странный джентльмен, не переставая. Он сидел на скамейке в Центральном парке и крошил птицам сдобную булку. Голуби сражались за каждую крошку, отталкивали друг друга, раскрывая крылья. - И все в этом мире суета сует, - вдруг четко и внятно произнес он. - Лишь погоня за радугой приведет нас в землю обетованную, подарит райские кущи. Да, да, дети мои, - он швырнул очередную пригоршню крошек на землю, - лишь так человечество спасется!
Неподалеку остановились двое хорошо одетых мужчин. Какое-то время они пристально наблюдали за каждым движением умалишенного, а потом переглянулись и двинулись к выходу из парка.
- ...пурпурный, оранжевый, голубой. Я готов петь о радуге бесконечно, а ты тоже не молчи и пой о радуге со мной.
Улицы
- Господин, господин полицейский, он туда побежал! - необъятных размеров мамаша, прижимая к себе сына, указывала на узкий проулок между двумя небоскребами. - Туда побежал! Я лишь только на мгновение Тедди своего одного оставила, в прачечную зашла, а он тут как тут! И про радугу талдычит. Хорошо, я вернулась быстро. Ведь его, его морда в газетах была! Век не забуду, - женщина прижала сына к груди и залилась слезами. Но Билл этого уже не увидел, он со всех ног кинулся туда, куда, по словам женщины, ушел подозреваемый. И правда – завернув в проулок, Билл увидел, как ковыляет по лужам, чуть подволакивая правую ногу, старый седой человек.
Вот она - вожделенная добыча. Преступник не должен уйти. Никогда еще не уходил. И сейчас не... Старик споткнулся, едва не упал, но удержался каким-то чудом на ногах, невероятно шустро для своего возраста взобрался на какую-то лестницу, замер там, раскинул руки и, глядя в темнеющие перед дождем небеса, заорал, что было мочи: «Я Иисус! Глядите, люди, я Иисус!»
- Дерьмо ты собачье! - Билл вывернул тонкое запястье, защелкнул на нем наручник. - Тюремным крысам будешь проповедовать, ублюдок.
Вопреки опасениям Билла, тот и не думал вырываться, все смотрел в небеса и бормотал:
- Я готов петь о радуге бесконечно... - над Нью-Йорком сгустились тучи, первые капли гулко ударили об асфальт.
Суд
Расследование тянулось долго и муторно. Обвиняемый, урожденный Альберт Фиш, по внешности - божий одуванчик, а по сущности безжалостный маньяк и безумец, все путался в показаниях, порою нес сплошную ахинею, смеялся и пел. Иногда, правда, он становился серьезным и сжато, четко выдавал полицейским реальные факты. Факты, от которых в жилах стыла кровь.
По его словам выходило, что он всего лишь собирал свою радугу, по которой хотел взойти на небеса.
- Поражает то, что его сознание бросает от абсолютного безумия до совершенно нормального, даже гениального мышления. Редко когда сталкиваешься с подобным, - психиатр рассматривал бумаги, что-то черкая в них, - Такое ощущение, что когда-то кто-то хорошо поработал над его мозгом, пытаясь что-то изменить, подкорректировать.
- Меня интересует лишь одно, - с нажимом произнес Билл, - он может быть признан вменяемым?
- Я не могу дать однозначного ответа.
- Док, вы же понимаете, от вашего ответа зависит, сядет ли ублюдок на электрический стул, или его всю оставшуюся жизнь будут содержать честные налогоплательщики.
- Понимаю, - доктор закрыл пухлое дело и поднял глаза на детектива. - Я подпишу бумагу о его вменяемости.
Шел январь 1936 года.
Суд города Нью-Йорк признал обвиняемого Альберта Фиша виновным в пяти подтвержденных убийствах и приговорил его к казни.
Казнь состоялась поздно вечером, посторонних на нее не пустили. И поэтому на тот свет охотника за радугой провожала лишь веселая детская песенка, которая звучала из тюремных динамиков:
Прислушайся к своему сердцу,
Прислушайся к своему сердцу
И пой о том, что ты чувствуешь.
А я пою о радуге,
И ты пой о радуге,
Пой о радуге со мной.
Где-то в недрах правительственной лаборатории
- Все это давно вышло из-под контроля! Я говорил, что не стоит выпускать экспериментальные образцы из лаборатории! Рано! Еще слишком рано! Они... мы... этот чертов эксперимент лишь в стадии разработки! – бледный до зелени ученый не находил себе места.
- Профессор, не кипятитесь. Одна неудача еще ни о чем не говорит, - человек в черном был спокоен, словно всё, что происходило, никоим образом не выходило за рамки дозволенного.
- Одна неудача? – вступил в разговор третий человек, находящийся в комнате. На лацкане пиджака у него был значок республиканцев. - Боюсь, эта неудача может стоить нам доверия избирателей. Наши рейтинги стремительно падают вниз. Простым людям, знаете ли, не очень нравится, когда умирают их дети.
- Нас не интересуют жертвы, нас интересует исключительно результат. И он будет достигнут, так или иначе. А простых людей можно отвлечь и чем-то другим. В стране кризис, в конце концов. Не мне вас учить, сенатор.
Ученый устало опустился на скрипнувший стул, покачал головой.
- Но зачем, зачем выпускать подопытные образцы? Ещё ведь не время, на данном этапе достаточно лабора…
- Мы уже говорили об этом, - человек в черном поморщился, словно разговор ему уже порядком поднадоел. - В лаборатории невозможно воссоздать нужные нам условия.
- Условия?! Условия для того, чтобы вырастить идеального человека? Без страха и упрека? Без души и...
- Зачем же так высокопарно, профессор? Давайте просто остановимся на идеальном человеке. Пока необходимо констатировать, что экспериментальный образец под номером 523 был неудачным.
- Оглушительно, провально неудачным! Его психика, сознание не выдержали той нагрузки, которую вы... мы... которая давила на них. Все пошло не так. Объект превратился в совершеннейшего социопата с маниакальными наклонностями. И всё это из-за вашей проклятой спешки! Нельзя, нельзя спешить, когда имеешь дело с таким тонким инструментом, как мозг. Ведь от гениальности до безумия один шаг! Один! Вот и получаем мы вместо идеального человека безжалостного убийцу!
- Хватит, профессор! - человек в черном резко повернулся к ученому. - Когда будет готов следующий образец?
- Уже... - тот обхватил голову руками. Кто же знал, что этот мирный и, на первый взгляд, безопасный эксперимент приведет к таким последствиям?
- Выпускайте, - велел человек в черном. - И хватит уже сомневаться. Сколько бы ни было жертв, мы создадим идеального человека. Вы создадите. Правительство не постоит за ценой.
На последних словах щека у сенатора дернулась, но он промолчал. Правительство действительно не постоит за ценой.
Эпилог
16 января 1936 года Альберт Фиш был казнен. 16 августа того же года в городе Блэксбург, штат Вирджиния, впервые открыл глаза Генри Ли Лукас.
Эксперимент продолжался.
В основу истории легли реальные события.
Альберт Фиш - маньяк. Точное количество его жертв неизвестно. Сам приписывал себе 400 эпизодов домогательства к детям. Казнен на электрическом стуле.
Генри Ли Лукас - один из самых кровавых маньяков США. Сам себе приписывал сотни жертв (около 700). Доказаны было лишь 11, за которые он и был осужден на пожизненное заключение. Но через какое-то время был забит сокамерниками до смерти.
Тема: В погоне за радугой
Автор: Kagami-san
Бета: [L]Иеруа[/L] и Команда Красных
Краткое содержание: От гениальности до безумия один шаг
читать дальше
Listen to your heart,
Listen to your heart
And sing everything you feel.
I can sing a rainbow,
Sing a rainbow,
Sing a rainbow too.
Listen to your heart
And sing everything you feel.
I can sing a rainbow,
Sing a rainbow,
Sing a rainbow too.
Пролог
В знойном воздухе все запахи кажутся невероятно насыщенными, густыми. Запах пота, запах готовящейся на обед похлебки, запах свежих опилок. В знойном воздухе любой звук словно теряет часть своей громкости и звучит глухо, почти лениво. Визг рубанка, пение пилы, разговоры и беззлобная ругань. В знойный день любое движение похоже на подвиг, что уж говорить про работу строителей. Всё ближе и ближе к солнцу, всё ближе и ближе к небу.
- Эй, старик, поберегись! - мощный парень едва успевает подхватить падающую доску, чтобы та не ударила щупленького пожилого джентльмена, невесть откуда забредшего на строительную площадку.
Тот улыбается ласково, кивает да идет себе дальше к выходу, напевая тихонько старую песенку о радуге, а из прорехи в кармане видавшего виды фрака то и дело сыплются опилки.
- Блаженный, - пожимает плечами строитель. - Приходит иногда, набирает опилок и уходит.
- Без головы когда-нибудь останется, или балкой его пришибет, - беззлобно бросает прораб. - Так, хватит лясы точить, за работу!
Больше старика на этой стройке не видели.
Порт
В этом закутке Нью-Йоркского порта всегда воняло до умопомрачения. Гнилой рыбой, нечистотами, грязной, загаженной водой. О пристань бились усталые, больные волны, цеплялись за заплывшие ржавчиной бетонные плиты и почти ощутимо стонали. Дышать здесь было практически невозможно, к тому же, целый день сильно парило. Вероятно, к дождю. Хотя, глядя в чистое, без единого облачка небо, в это слабо верилось. Билл, выйдя из машины, потянулся, разминая спину. Сотый раз за последние сутки он поглядел вверх, словно ожидая увидеть там что-то новое, хмыкнул и кивнул полицейскому. От духоты лицо стража порядка покрылось красными пятнами. На лбу блестели капельки пота.
- Где? - Билл не любил многословия, предпочитая говорить коротко и по делу.
- Вон там, - кивнул коп. - Из воды уже вытащили, чтобы не унесло в залив.
Заломив шляпу на затылок, Билл двинулся в указанном направлении. Завернув за пустые контейнеры, он замер, наблюдая, как два полицейских, бледные до зелени, накрывали маленькое тело черной тряпкой. Чуть в стороне, качаясь и причитая "Отче наш...", стоял оборванец, глубоко и давно похмельный, что, впрочем, нисколько не мешало ему неистово креститься.
Безрадостная картина.
Билл скривился: вонь брала свое, и голова начала немного кружиться. Он подошел ближе.
- Что здесь?
- Сами смотрите, - кивнул коп. Ни ему, ни его напарнику явно не хотелось лишний раз прикасаться к тому, что лежало под тряпкой. И это бывалые полицейские! Цвет и гордость центрального управления! Билл хмыкнул и, присев на корточки, приподнял край ткани.
Пьянчуга вдруг завыл громче, почти выкрикивая слова молитвы, а один из полицейских судорожно вздохнул и умчался к ящикам, где его стало нещадно рвать. И было от чего.
Под тряпкой лежал труп мальчонки. Вода потрудилась над телом, но даже без этого было ясно, что умирал он долго и тяжело.
- Ему лет десять, не больше, - сказал тот полицейский, который оказался покрепче и все еще стоял рядом. - Сыну моему столько же... Это ж какой зверь мог так-то над ребенком надругаться?
- Я руку протянул за веревкой, тут его и увидел, смотрит на меня и словно ладошки ко мне протягивает, дескать: помоги, - голосил пьянчуга. - Выглядел аки ангел небесный! - он ухватился за голову, всхлипывая и причитая что-то невнятное.
- Заткни его. И в управление, пусть там сказки рассказывает, - Билл отошел от трупа и провел ладонью по лбу, убирая пот. - Что еще нашли?
- Да почти ничего. Разве что в ладошке у ребенка было вот что зажато, - детективу протянули красную шелковую ленточку, - А этот, - полицейский кивнул в сторону оборванца, - нас и вызвал. У него тут заначка была, пара бутылок со спиртным. Да уж... с сюрпризом.
Вот ведь, сюрприз - закачаешься. Билл сплюнул. До отпуска оставалось всего ничего, пара дней. Теперь ведь не отпустят, придется вести дело, передать-то некому.
Наконец, подошел второй полицейский, совсем бледный. Было такое ощущение, что он вот-вот потеряет сознание.
Вонь становилась все более и более ощутимой. Солнце медленно садилось, изъеденное крышами растущих небоскребов. И никому, никому в этом безумном мире не было дела до того, что сейчас творилось в загаженном доке...
Десять лет...
Сыну моему столько же...
Выглядел аки ангел небесный...
Билл вытащил из кармана помятую пачку сигарет и закурил. На вкус сигареты были отвратные, как и настроение.
- Я тут в сторонке опилки нашел, - тихо сказал тот полицейский, который был покрепче, - А ведь им неоткуда взяться, если подумать.
- Где? - Билл бросил окурок под ноги и раздавил его каблуком.
Мелкие опилки, словно кто-то случайно вытряхнул их из кармана.
- Собери и добавь к уликам. - Сейчас каждая мелочь могла помочь в раскрытии преступления.
Вечер стремительно превращался в ночь, на небесах зажигались звезды, и луна медным грошом висела над самой макушкой. Прохладнее не стало. Изувеченное тело уже увезли в участок. Билл понимал, что и ему надо бы отправиться туда, но все не мог сдвинуться с места. С этого странного, давящего, пропитавшегося болью и вонью места. Еще раз, быть может двадцатый, он обошел по кругу небольшой пятачок, на котором раньше лежал труп ребенка, замер у самого края причала и принялся до боли в глазах всматриваться в черную воду. Что он там пытался увидеть - не знал даже он сам. Залив слишком хорошо хранил свои секреты и просто так открывать их не собирался.
В руках дотлевала последняя сигарета, но курить не хотелось совсем. Зачем он ее подкурил? Быть может, просто чтобы руки занять? Билл хмыкнул и отшвырнул окурок в море, туда же последовала и пустая, смятая пачка. Отражение луны задрожало, подернулось рябью. Где-то вдали надрывно завыл пароход. Жизнь продолжалась.
Морг
- Вот чего ты от меня хочешь? Битый час уже ходишь за мной по пятам. Я же сказал, отчет в управлении, и незачем меня сверлить своим фирменным убийственным взглядом.
Лойд, полицейский патологоанатом, злился, и было с чего. Он не ел с самого утра, и только присел перекусить, как приперся этот детектив и начал требовать странного.
- Я прочитал твой отчет. Но хочу кое-что уточнить.
В морге тяжело и густо пахло формалином. Это место было не из тех, где хочется задержаться.
- Уточнить он хочет... - проворчал Лойд, швырнул сэндвич с тунцом на стол и уставился на Билла. - Давай, спрашивай, у тебя есть пять минут. Время пошло!
Билл не стал ходить вокруг да около, спросил без предисловий:
- Кто мог нанести такие увечья?
И Лойд замер, задумчиво жуя листик салата, а потом, подхватив первую попавшуюся тряпку, стал вытирать руки, тщательно, словно боялся, что на них останется хоть какая-то грязь. Как будто она могла повредить мертвецам, с которыми он проводил большую часть своей жизни.
- Хм, - наконец начал он, - я не знаю. Такое ощущение, что ребенка долго и со вкусом пытали. Признаться, в жизни не видел ничего столь отвратительного, - он поманил детектива в святая святых — к ряду холодильных камер. Открыл одну, под номером четыре, уверенным движением выдвинул тележку с телом и почесал переносицу. - Сам смотри.
Для человека знающего смотреть было на что. Но Билл почему-то смотрел лишь на закрытые глаза мальчика. И на пятна, темневшие на его тоненькой шее.
- «Умер от удушения», - процитировал он отчет. - Что ты можешь сказать про убийцу, док?
Лойд пожевал губами, обдумывая ответ, запустил руку в лохматые волосы.
- Мальчика душили долго, словно сил у убийцы не хватало, а потом как-то в один момент...
- Это могла быть женщина?
- Могла, - пожал плечами патологоанатом, - а мог быть старик или подросток. Кто знает, кто знает.
Билл больше ничего не спросил, развернулся и, не прощаясь, ушел. Лойд только хмыкнул, вернул тележку на место, закрыл холодильную камеру и отправился с чистой совестью доедать свой сэндвич.
Семейный уют
В дверь дома, где проживало семейство Бадд, постучали негромко, но очень уверенно. И ни у кого из домочадцев не осталось сомнений, что это пришел их благодетель. Эдвард, старший из сыновей, бросился открывать. И действительно, на пороге стоял Фрэнк Говард. Он кивнул юноше и снял цилиндр, пригладил белоснежные волосы.
- Мир этому дому, — сказал он тихо.
Время близилось к обеду, и семья Бадд как раз собиралась садиться за стол.
- Заходите, мистер Говард, рады Вас видеть, — поприветствовал его глава семьи. — Пообедаете с нами?
Говард прошел в дверь чуть боком, мягко ступая, похожий на большого кота.
- Не откажусь, - достал из кармана платок, чтобы вытереть лоб, все же погода стояла жаркая. На пол просыпались опилки. - Ох, ну надо же, наследил.
- Не страшно, - одна из дочерей умчалась за веником.
Впервые этот джентльмен наведался в дом Баддов всего лишь несколько дней назад. Пришел и с улыбкой спросил, не ищет ли кто-то из них работу. Работу! Семья, доселе жившая впроголодь, посчитала его посланцем небес. А Говард был обходителен и внимателен. Обещал все разузнать и устроить, дескать, ему нужны будут люди через пару недель. Но вернулся гораздо раньше, через пару дней, принес детям корзинку со свежими фруктами. Как счастливы были малыши! Виноград и ананасы они ели впервые в жизни. Говард сразу поладил с детьми, усадил двух младшеньких к себе на колени, позволил им трогать свои седые волосы, удивительно мягкие. Он смеялся вместе с девчушками и всё напевал:
- Красный и желтый, розовый, зеленый, пурпурный, оранжевый, голубой. Я готов петь о радуге бесконечно, а ты тоже не молчи и пой о радуге со мной.
А родители? Что родители? Родители радовались, что им на жизненном пути попался такой прекрасный человек. И когда мистер Говард через пару дней, как раз в воскресение, предложил сходить с Грейс, младшей дочерью семьи, на детский праздник, который устраивали его знакомые, родители отпустили ее со спокойной душой.
Грейс больше никто никогда не видел. Зато полицейские, которых вызвали обезумевшие от горя отец и мать, нашли на подоконнике в гостиной тонкую оранжевую ленточку.
Полицейский участок
Билл терпеть не мог, когда ревели дети. Это выводило его из себя. Еще меньше ему нравилось, когда дети всхлипывали и размазывали слезы по чумазым щекам. И ведь ощущения эти возникали в нем не из любви к мелким прохвостам, а из-за беспомощности, наваливающейся на него при одном только виде детских слез.
Мальчику перед ним было лет одиннадцать. Его вместе с матерью привели в участок на допрос. Ну, на самом деле это все же был не допрос, а так, разговор. Просто парнишке не посчастливилось последним видеть пропавшего друга.
Сценарий обычный: какой-то старик подошел к ним на игровой площадке, тепло улыбнулся, угостил конфетами и спросил, не хотят ли ребята взглянуть на радугу. Кто бы отказался от такого предложения! Ребята, конечно, хотели. Тем более, у старика были длинные белоснежные волосы, и он не был похож на преступника, скорее на волшебника из сказки. Один из ребят отказался, ему строго-настрого было запрещено уходить с игровой площадки, а вот второй пошел за «волшебником»…
Уже выйдя из кабинета следователя, мальчик все же вернулся и протянул Биллу желтую шелковую ленточку.
- Вот это бугимен, - иначе как чудовищем, утаскивающим детей, мальчик старика теперь не называл, - оставил мне. Сказал, что когда-нибудь я тоже увижу радугу.
Позже, намного позже, детектив сидел в своем кабинете и смотрел на алый закат за окном. Небо затягивали чахоточные тучи. Они не несли в себе дождя - лишь обманчивые надежды.
- Радуга, - три цветные ленточки лежали на столе перед Биллом. - Красный, оранжевый, желтый... Три жертвы. Значит, будет еще четыре? Чокнутый извращенец... Тварь, мать твою, - от бессильной ярости он изо всех сил ударил кулаком по столешнице. Столу было все равно, он переживал и не такое, а вот Билла боль слегка отрезвила.
Тяжело вздохнув, он встал и вышел из своего закутка, но замер на пороге, заметив в общем зале помощника мэра, который, сладко улыбаясь, беседовал с начальником участка. Видеть этого холеного хлыща, встреча с которым никогда ещё не приносила ему ничего хорошего – одни проблемы, совершенно не хотелось, и детектив попытался позорно сбежать через заднюю дверь, но был ловко пойман.
- О, вы-то мне и нужны!
Билл сжал зубы и глубже засунул руки в карманы пиджака. Разговаривать он не хотел, однако с его желаниями никто считаться не собирался.
- Я слышал, что вы расследуете серию убийств, - чиновник сразу же перешел к делу. - Вы понимаете, что газетчикам лучше об этом не знать. Они из любой мелочи норовят раздуть сенсацию. Начнется паника, а нам это ни к чему. Вы же понимаете…- он замолчал, выжидательно глядя на собеседника, но тот, казалось, не собирался ему отвечать. - К тому же, дети погибали и раньше...
Все в управлении замерли, подобрались, словно в ожидании бури. Но светопреставления не последовало - Билл просто развернулся и в гробовой тишине ушел.
Улицы
- Красный и желтый, розовый, зеленый, пурпурный, оранжевый, голубой. Я готов петь о радуге бесконечно, а ты тоже не молчи и пой о радуге со мной, - он шел по улице, улыбаясь, и прохожие улыбались ему в ответ. В его прогулке, на первый взгляд, не было системы, но для него самого каждый поворот имел невероятно большое значение. Свернув на очередную улицу, он замер перед нищим, рядом с которым сидела жуткая, заросшая паршой собака, опустился перед ней на корточки и громко, во всеуслышание сказал: - Да, погоня за радугой продолжается. Уже скоро все цвета будут собраны, и перед нами откроется путь на небеса. Ждать осталось недолго.
- Эй! - прикрикнул хозяин пса. – А ну отвали от моей собаки!
- Блаженны истинно верующие, - ответил ему этот странный человек и положил в драную шляпу конфету.
Полицейский участок
Зеленую ленточку нашли обвязанной вокруг горла шестилетнего парнишки, тело которого нищие обнаружили на городской свалке, завернутое в газеты. В каждой из газет с особой тщательностью красными чернилами были выделены статьи о каннибалах Океании, а в изуродованном теле ребенка не хватало сердца и печени.
- Занятное чтиво, - с отвращением констатировал шеф полиции и отшвырнул фотографии на другой конец стола. - А теперь кто мне скажет, что нам со всем этим дерьмом делать?
Ответа он не дождался.
- У нас есть описание внешности преступника. Довольно приметной внешности, надо сказать. Разве этого мало? Что вам, черт возьми, нужно еще?
- Шеф... - начал было один из "старичков", но его перебили.
- Хватит! По городу гуляет маньяк, который режет детей, как жертвенных ягнят, а вы только скромно смотрите в пол да молчите, словно монашки. Сколько мо...
- Люди стали слишком беспечны, - бросил со своего места Билл. Удивительное дело, в кои-то веки он пришел на собрание и даже что-то сказал. Раньше за ним подобного не наблюдалось. – Нам всем пора понять, что время игр закончилось, - он ткнул пальцем в газету. - Эта тварь играет с нами, уверенная в своей безнаказанности. И если мы не дадим ей отпор, то так и будем ходить не солоно хлебавши.
- У тебя есть план? - спросил его шеф.
- Распечатать портрет подозреваемого – и на передовицы всех ежедневных газет. Мы должны предупредить горожан.
- Мэру это не понравится, - проворчал шеф, - Он готов на все, лишь бы эта история не засветилась в прессе. Боюсь, за ним стоит и кто-то более влиятельный…
Билл только пожал плечами.
- А еще один изуродованный детский труп не понравится избирателям.
Парк
- Красный и желтый, розовый, зеленый... - бормотал странный джентльмен, не переставая. Он сидел на скамейке в Центральном парке и крошил птицам сдобную булку. Голуби сражались за каждую крошку, отталкивали друг друга, раскрывая крылья. - И все в этом мире суета сует, - вдруг четко и внятно произнес он. - Лишь погоня за радугой приведет нас в землю обетованную, подарит райские кущи. Да, да, дети мои, - он швырнул очередную пригоршню крошек на землю, - лишь так человечество спасется!
Неподалеку остановились двое хорошо одетых мужчин. Какое-то время они пристально наблюдали за каждым движением умалишенного, а потом переглянулись и двинулись к выходу из парка.
- ...пурпурный, оранжевый, голубой. Я готов петь о радуге бесконечно, а ты тоже не молчи и пой о радуге со мной.
Улицы
- Господин, господин полицейский, он туда побежал! - необъятных размеров мамаша, прижимая к себе сына, указывала на узкий проулок между двумя небоскребами. - Туда побежал! Я лишь только на мгновение Тедди своего одного оставила, в прачечную зашла, а он тут как тут! И про радугу талдычит. Хорошо, я вернулась быстро. Ведь его, его морда в газетах была! Век не забуду, - женщина прижала сына к груди и залилась слезами. Но Билл этого уже не увидел, он со всех ног кинулся туда, куда, по словам женщины, ушел подозреваемый. И правда – завернув в проулок, Билл увидел, как ковыляет по лужам, чуть подволакивая правую ногу, старый седой человек.
Вот она - вожделенная добыча. Преступник не должен уйти. Никогда еще не уходил. И сейчас не... Старик споткнулся, едва не упал, но удержался каким-то чудом на ногах, невероятно шустро для своего возраста взобрался на какую-то лестницу, замер там, раскинул руки и, глядя в темнеющие перед дождем небеса, заорал, что было мочи: «Я Иисус! Глядите, люди, я Иисус!»
- Дерьмо ты собачье! - Билл вывернул тонкое запястье, защелкнул на нем наручник. - Тюремным крысам будешь проповедовать, ублюдок.
Вопреки опасениям Билла, тот и не думал вырываться, все смотрел в небеса и бормотал:
- Я готов петь о радуге бесконечно... - над Нью-Йорком сгустились тучи, первые капли гулко ударили об асфальт.
Суд
Расследование тянулось долго и муторно. Обвиняемый, урожденный Альберт Фиш, по внешности - божий одуванчик, а по сущности безжалостный маньяк и безумец, все путался в показаниях, порою нес сплошную ахинею, смеялся и пел. Иногда, правда, он становился серьезным и сжато, четко выдавал полицейским реальные факты. Факты, от которых в жилах стыла кровь.
По его словам выходило, что он всего лишь собирал свою радугу, по которой хотел взойти на небеса.
- Поражает то, что его сознание бросает от абсолютного безумия до совершенно нормального, даже гениального мышления. Редко когда сталкиваешься с подобным, - психиатр рассматривал бумаги, что-то черкая в них, - Такое ощущение, что когда-то кто-то хорошо поработал над его мозгом, пытаясь что-то изменить, подкорректировать.
- Меня интересует лишь одно, - с нажимом произнес Билл, - он может быть признан вменяемым?
- Я не могу дать однозначного ответа.
- Док, вы же понимаете, от вашего ответа зависит, сядет ли ублюдок на электрический стул, или его всю оставшуюся жизнь будут содержать честные налогоплательщики.
- Понимаю, - доктор закрыл пухлое дело и поднял глаза на детектива. - Я подпишу бумагу о его вменяемости.
Шел январь 1936 года.
Суд города Нью-Йорк признал обвиняемого Альберта Фиша виновным в пяти подтвержденных убийствах и приговорил его к казни.
Казнь состоялась поздно вечером, посторонних на нее не пустили. И поэтому на тот свет охотника за радугой провожала лишь веселая детская песенка, которая звучала из тюремных динамиков:
Прислушайся к своему сердцу,
Прислушайся к своему сердцу
И пой о том, что ты чувствуешь.
А я пою о радуге,
И ты пой о радуге,
Пой о радуге со мной.
Где-то в недрах правительственной лаборатории
- Все это давно вышло из-под контроля! Я говорил, что не стоит выпускать экспериментальные образцы из лаборатории! Рано! Еще слишком рано! Они... мы... этот чертов эксперимент лишь в стадии разработки! – бледный до зелени ученый не находил себе места.
- Профессор, не кипятитесь. Одна неудача еще ни о чем не говорит, - человек в черном был спокоен, словно всё, что происходило, никоим образом не выходило за рамки дозволенного.
- Одна неудача? – вступил в разговор третий человек, находящийся в комнате. На лацкане пиджака у него был значок республиканцев. - Боюсь, эта неудача может стоить нам доверия избирателей. Наши рейтинги стремительно падают вниз. Простым людям, знаете ли, не очень нравится, когда умирают их дети.
- Нас не интересуют жертвы, нас интересует исключительно результат. И он будет достигнут, так или иначе. А простых людей можно отвлечь и чем-то другим. В стране кризис, в конце концов. Не мне вас учить, сенатор.
Ученый устало опустился на скрипнувший стул, покачал головой.
- Но зачем, зачем выпускать подопытные образцы? Ещё ведь не время, на данном этапе достаточно лабора…
- Мы уже говорили об этом, - человек в черном поморщился, словно разговор ему уже порядком поднадоел. - В лаборатории невозможно воссоздать нужные нам условия.
- Условия?! Условия для того, чтобы вырастить идеального человека? Без страха и упрека? Без души и...
- Зачем же так высокопарно, профессор? Давайте просто остановимся на идеальном человеке. Пока необходимо констатировать, что экспериментальный образец под номером 523 был неудачным.
- Оглушительно, провально неудачным! Его психика, сознание не выдержали той нагрузки, которую вы... мы... которая давила на них. Все пошло не так. Объект превратился в совершеннейшего социопата с маниакальными наклонностями. И всё это из-за вашей проклятой спешки! Нельзя, нельзя спешить, когда имеешь дело с таким тонким инструментом, как мозг. Ведь от гениальности до безумия один шаг! Один! Вот и получаем мы вместо идеального человека безжалостного убийцу!
- Хватит, профессор! - человек в черном резко повернулся к ученому. - Когда будет готов следующий образец?
- Уже... - тот обхватил голову руками. Кто же знал, что этот мирный и, на первый взгляд, безопасный эксперимент приведет к таким последствиям?
- Выпускайте, - велел человек в черном. - И хватит уже сомневаться. Сколько бы ни было жертв, мы создадим идеального человека. Вы создадите. Правительство не постоит за ценой.
На последних словах щека у сенатора дернулась, но он промолчал. Правительство действительно не постоит за ценой.
Эпилог
16 января 1936 года Альберт Фиш был казнен. 16 августа того же года в городе Блэксбург, штат Вирджиния, впервые открыл глаза Генри Ли Лукас.
Эксперимент продолжался.
В основу истории легли реальные события.
Альберт Фиш - маньяк. Точное количество его жертв неизвестно. Сам приписывал себе 400 эпизодов домогательства к детям. Казнен на электрическом стуле.
Генри Ли Лукас - один из самых кровавых маньяков США. Сам себе приписывал сотни жертв (около 700). Доказаны было лишь 11, за которые он и был осужден на пожизненное заключение. Но через какое-то время был забит сокамерниками до смерти.
@темы: конкурсная работа, Радуга-1, рассказ
