Тема: Шито белыми нитками
Автор: baccarat
Бета: IQ-sublimation и [L]Команда Красных[/L]
Краткое содержание: английская фантазия в греческом стиле
читать дальше
* * *
Каждая ненормальная семья ненормальна по-своему, а нормальных семей не бывает. Это нехитрое знание я, можно сказать, впитал с молоком матери, миссис Джиневры Мэлори. Особы достаточно безумной, чтобы быть частью сумасшедшего семейства Мэлори, и достаточно предусмотрительной, чтобы подсчитать до последней унции все сбережения мистера Артура Мэлори, моего отца, а также его отца и отца его отца, и всех их предков до тринадцатого колена. Определенно, именно от матушки я и унаследовал ту незначительную долю здравого смысла, которая выгодно отличала меня от моей помешанной родни. Впрочем, семейство во главе с отцом и моим дорогим братом Винсентом придерживалось прямо противоположной точки зрения и в наличии здравого смысла мне напрочь отказывало. Именно для того, чтобы в очередной раз выслушать растущий перечень моих недостатков, а также последние семейные сплетни, я и направлялся сейчас в ресторан отеля «Тинтагель», где любимый сын моих родителей, должно быть, ждал меня уже не менее получаса. Следовало поспешить, в конце концов, в этой встрече у меня был вполне материальный интерес. Если не считать неуемного любопытства, которое досталось мне от всех предков сразу по обеим линиям.- «Лондон-трибьюн»! Покупайте «Лондон-трибьюн»! - надрывался на другой стороне улицы мальчишка, отчаянно размахивая газетой перед лицами прохожих. Его звонкий голос перекрывал даже шум омнибусов и совсем недавно сошедших с конвейера завода Гудиера прямиком на лондонские улицы паровых фаэтонов. Наверняка братец прикатил именно на таком — можно было и не сомневаться, что Винсент как глава «Мэлори Синтетик» заполучил одну из первых моделей.
Лавируя между неповоротливыми городскими омнибусами, которые то и дело пытались обдать пылью и паром как прохожих, так и пассажиров, я перебежал на другую сторону улицы и едва не получил свежим номером Трибьюн в глаз.
- Убийство в Вест-Энд! - прямо в ухо мне выкрикнул мальчишка. - Кто убил Вирджинию Вульф?! Только в свежем номере «Трибьюн»! Покупайте «Лондон-Трибьюн»!
Убийство? Винсент и «Тинтагель» тут же вылетели у меня из головы. На моей памяти это было первое убийство в Вест-Энд, о котором писали в «Трибьюн» и выкрикивали во весь голос на Пэлл Мэлл. О том, что дельце стоящее, мое мэлориевское чутье кричало громче мальчишки-продавца. Вульф, Вульф... где-то я эту фамилию слышал.
- Две унции, сэр, - мальчишка услужливо протягивал газету, пока я шарил в карманах в надежде найти хоть какие-то деньги. Что снова напомнило мне о Винсенте.
Заворачивая за угол на Трафальгарскую площадь, я надеялся, что братец все-таки меня дождался, поскольку две унции я все же нашел, и это были мои последние две унции. Таким образом, в «Тинтагель» я вошел счастливым обладателем «Лондон-Трибьюн» и абсолютно пустых карманов. Выразивший легкое презрение взгляд швейцара, который не получил законных чаевых, пришлось благополучно проигнорировать.
Винсент скептически осмотрел мой наряд и, видимо, нашел его достаточно приличным, так как против обыкновения никак его не прокомментировал, чем нарушил уже сложившуюся за последние два года традицию.
- Я уже собирался уходить, - сказал Винсент, но его нетронутая и совершенно точно не первая чашка кофе подсказала обратное — братец был намерен дождаться меня во что бы то ни стало.
- Домашние? - спросил я, усаживаясь напротив. Тосты с беконом появились как по волшебству, и мой голодный желудок был этому волшебству очень рад.
- Было бы неплохо, если бы ты хоть иногда появлялся матери на глаза, - Винсент выглядел усталым и почему-то несчастным. Он даже реже обычного косился на свое отражение в стекле, чтобы убедиться, не сбились ли волосы.
- Винс, все нормально? - это был совершенно точно — глупый вопрос, потому что все было совершенно очевидно ненормально.
- Не читал еще? - он кивнул на мою «Трибьюн». Я отрицательно помотал головой, пытаясь прожевать все то, чем успел набить рот.
- Первая полоса, - голос у Винса сделался совсем унылым, - Мелани приехала утром и тут же закатила скандал.
И тут я вспомнил, где слышал фамилию Вульф. Вирджиния Вульф обрела весьма скандальную славу в качестве автора романа «Между актов», который все приличные дамы объявили образцом пошлости и дурного вкуса и с упоением перечитывали по ночам. А еще Вирджиния была кузиной Мелани Мэлори — очень приличной дамы и слишком здравомыслящей жены Винсента. И разумеется, помимо всего прочего, Вирджиния была любовницей моего брата.
Не знаю, продолжалась ли их связь до сих пор, но ситуация все равно была неловкой. И я понятия не имел, как себя вести. Сочувствовать было бы глупо и лицемерно, а не сочувствовать — как-то черство, что ли. Мой взгляд упал на раскрытую статью. «Зверское убийство в Вест-Энд», гласил подзаголовок. «Горло жертвы было перерезано, а шея зашита белой нитью». Первой мне попалась на глаза фамилия Салливана, которого газетчики окрестили «повелителем чайных листьев». Его мисс Вульф также не обходила вниманием. Не надо было быть основателем частного сыскного агенства «Лейк и Мэлори», чтобы понять, что где-то поблизости найдется и «акриловый король» Винсент Мэлори.
- Н-да, - протянул я, и не придумал ничего лучше, как ляпнуть, - Слушай, Винс, хочешь, мы с Лансом займемся этим делом?
- Вот, - Винсент посмотрел на меня, будто я был законченным психом, и подвинул мне через весь стол конверт, - как всегда. Не забудь, что у Ари и Асти скоро день рождения.
Он поднялся, сунул под чашку чаевые и нервно поправил старательно уложенные волосы, чтобы скрыть отсутствующее левое ухо.
- И не вздумай лезть в это дело.
Я смотрел в окно на его долговязую фигуру - через улицу действительно стоял фаэтон Гудиера, в котором мой братец и скрылся — и думал, что наконец-то получил дело своей мечты и обязательно в него полезу. Вот только Ланса прихвачу и полезу.
Денег не было, выпивки тоже. Томас исчез еще вчера вечером, прихватив остатки и того и другого. Жизнь выглядела чертовски несправедливой. Это была первая и последняя мысль, успевшая прийти в голову бывшему инспектору Скотланд-Ярда перед тем, как в частное сыскное агентство «Лейк и Мэлори» бесцеремонно вломились два бывших сослуживца этого самого инспектора и, выдернув его, все еще сонного, но уже очень злого и не расположенного к общению, из постели, наспех упаковали в первую попавшуюся одежду и уволокли в неизвестном направлении. Так как Ланселот Лейк слишком хорошо знал личностей, тащивших его под руки, то вместо того, чтобы оказывать сопротивление при задержании, он предпочел продолжить с того места, на котором его прервали, и благополучно задремал. Ланселот Лейк был не лишен смекалки и практического ума и поэтому прекрасно знал, что если бы ему каким-то чудом удалось справиться с инспектором Дойлем — чемпионом Лондона по джиу-джитцу, то против его напарника инспектора Конана приема точно бы не нашлось.
Спустя неопределенное время и неопределенное же число переулков и лестниц денег не добавилось, но полная до краев темным ирландским пивом кружка настойчиво убеждала Ланселота, что жизнь налаживается. Все еще пребывая где-то между сном и явью, Ланселот протянул руку, ухватился за кружку, как за якорь, который несомненно прибьет его к реальности, и сделал большой глоток живительной влаги.
- Ну, все, - сказала реальность голосом старины Конана, - он жив.
- А выглядит по-прежнему, - с сомнением отозвался голос Дойля.
- Он всегда так выглядит, - сбоку что-то пошевелилось, зашуршало бумагой, и Ланселот краем глаза заметил, как к нему подвигают стопку газет, за которой прячется что-то до боли похожее на полицейские отчеты.
Все еще бессмысленно глядя в наполовину опустевшую кружку, он различил гул голосов где-то на фоне. Ну да, ну да, было утро и обычные посетители «Субмарины» покуда не подтянулись. Сквозь желтые, оставшиеся от лучших времен стекла лился грязный утренний свет, по стенам мигали через одну умирающим светом газовые лампы. На медной трубе, о которую бывшего инспектора Лейка не раз прикладывали головой, сидел Лимон, черный хозяйский кот, и подчеркнуто игнорировал происходящее.
- Ну? - Ланселот отхлебнул еще пива, отчего содержимого кружки значительно уменьшилось, и это бывшего инспектора почему-то огорчило.
- Читай.
Ланселот подозревал, что не получится, но надо было хоть попытаться, поэтому он заглянул в глаза Конану, как хорошему полицейскому, и намекнул:
- Завтрак?
- Не заслужил еще, - ответил тоже по-своему неплохой полицейский Дойль.
- Ладно, - Ланселот одним глотком допил то, что по какому-то недоразумению оставалось в кружке, - ладно. Вы же не думаете, что я стану читать? В чем дело?
- Я знал, что не надо было тащить весь этот хлам, - пробормотал Дойль, - в общем, дело в чем. Сегодня с самого утра у шефа истерика, вся контора на ушах. Утром в Южном Кенсингтоне нашли некую мисс Вирджинию Вульф. Она оказалась авторессой какого-то непристойного романа и обитательницей особнячка неподалеку — в Белгравии, если точнее. И нашли эту дамочку совсем мертвой.
- Любовников поищите, - лениво отозвался Ланселот, с тоской глядя на пустую кружку, - ей-богу, как маленькие...
Конан знакомо закатил глаза и потряс у него перед носом отчетом патологоанатома.
- У дамочки было располосовано горло, собственно, от этого она и умерла. Но на тыльной стороне шеи вдобавок нашлась аккуратная ранка, разрез, зашитый белыми нитками. Риччи говорит, что у мадемуазели одолжили немного спинного мозга, а потом заштопали белой ниткой. Очень аккуратно заштопали. А горло - как тесаком.
- И теперь газеты орут об этом, потому что дамочка из Белгравии, - скривился Ланселот, - поорут и перестанут, я-то вам зачем?
- Ну, во-первых, газеты орут только об этой Вульф, а неделю назад был ударенный на всю голову проповедник Дулиттл, а две недели назад - шлюха в Ист-Энде: горло, нитки, все то же... И, во-вторых, Ланс, с белгрейвской дамочкой мутил некий Винсент Мэлори. На твоей берлоге на Бейкер-стрит, кажется, написано «Лейк и Мэлори»?
Жизнь поворачивалась неожиданной стороной. Так подумал Ланселот Лейк, бывший инспектор Скотланд-Ярда, и решительно сказал:
- Завтрак!
- А, черт, с тобой, - махнул рукой уже на все согласный Дойль, потому что это было «да», полное и безоговорочное «да», сказанное человеком, поймавшим четыре с лишним года назад Шерлока Ватсона, маньяка, который держал в страхе весь Лондон. Того самого доктора Ватсона, который по заключению собственных коллег, страдал раздвоением личности, а по заключению Ланса - наслаждался.
- Только не высовывайся. Сам понимаешь, если кто узнает, что мы тебе отчеты сливаем, то мы этой дамочке еще и позавидуем, такое шеф с нами сделает. А там найдем этого урода, сразу организуем «Трибьюн», все дела, и вернешься, а то совсем ты захирел в этом своем сыскном агентстве. Да и шеф скучает, даже орать тише стал...
* * *
Ланс обычно бывал апатичен, ленив и выражение лица имел такое, будто ему интересны только два занятия: поесть и поспать. Ну и чтобы его не отвлекали в то время, когда он им предается. Тем более удивительным мне всегда казалось, как Лансу в руки из ниоткуда сваливались самые запутанные дела, и тогда в список его интересов добавлялся третий пункт. То, что за последние два месяца интересных дел у «Лейк и Мэлори» не было, говорило только об одном — о том, что все стоящие преступники Лондона оказались или в петле, или в тюрьме, а те, что остались, занимались своим преступным ремеслом без фантазии и любви к искусству. Кстати о «Лейк и Мэлори». Вообще-то, до появления Ланса я назвался «Мэлори и Ко» - для солидности и чтобы позлить родственников (ни то, ни другое мне не удалось). Разумеется, никакой Ко не существовало. Дела не шли, и единственным, что меня спасало от позорного возвращения, была очень материальная помощь Винса. Само собой, узнав, что из Скотланд-Ярда выкинули того самого Ланселота Лейка, чье имя неделю не сходило с первых полос после дела Ватсона, я понял – вот он, мой счастливый случай. Когда я впервые увидел Ланса, а случилось это в сомнительном заведении под названием «Субмарина», выглядел он не лучшим образом. По большей части, конечно, потому, что его головой избивали медную трубу; судя по всему, специально для таких целей протянутую через всю «Субмарину». Признаться, от разочарования и злости я готов был помочь двум амбалам, которые занимались лансовым прикладным воспитанием. Вместо этого я заплатил его долг и напоил Лейка пивом; к счастью для нас обоих, я тогда еще не успел спустить ежемесячную подачку Винса. Когда Ланс утер кровь и хлебнул пива, то стал походить на человека, и хотя я никогда и не понимал, почему все знакомые шлюхи ласково называют его красавчиком, но уродом он определенно не был. В этот день, благодаря счастливому стечению обстоятельств — Ланса не только со скандалом выбросили из Скотланд-Ярда, но еще и выставила из дому жена — таким вот образом в этот день на свет появились «Мэлори и Лейк». Которые вскоре естественным образом перетекли в «Лейк и Мэлори».Итак, я ничуть не удивился, когда у Ланса обнаружились свидетельские показания, копии отчетов патологоанатома и все, что вообще имелось у полиции по загадочному делу Вирджинии Вульф. И я принялся с воодушевлением нарушать запрет Винса, то есть по уши влез в это дело. Впрочем, информации по делу мисс Вульф оказалось до безобразия мало, зато возникшие как по волшебству еще два трупа придавали ему очень любопытный оборот.
- Сумасшедший проповедник, девица легкого поведения и... девица легкого поведения из высшего общества, - я загнул третий палец и наконец посмотрел на Ланса, - это интересно.
Он промолчал, потому что был всецело занят поглощением сомнительного на вид пирога мадам Тюссо, нашей домовладелицы. Памятуя, что даже такая отвратительная штука, как пирог мадам Тюссо, у Ланса считается едой, но и не забывая, что у нас наконец-то дело, я все же продолжил:
- Зашитые шеи и перерезанное горло, и жертвы никак между собой не связаны — по крайней мере, на первый взгляд. - Ланс что-то пробурчал, но пирог все еще занимал львиную долю его внимания, и я заключил, - мы имеем дело с серийным убийцей, и что-то мне подсказывает, здесь замешан какой-то ритуал.
- Очень удобно, и твой брат совершенно ни при чем, - кивнул наконец Лейк, запив пирог стаканом хереса.
Меня передернуло. То ли от того, как он махом опрокинул полный стакан, то ли от упоминания Винсента.
- Мой брат — не маньяк, - обижаться на Ланса не было смысла. Но я обиделся.
- Разумеется, - он без выражения посмотрел мимо меня в окно, - надеюсь, ты дочитал до ниток?
- Разумеется, - фыркнул я, - это же на первой странице.
- Я имел виду не мисс Вульф, а Дулиттла и эту, как ее...
- Патрисия Бронте, - подсказал я.
- Да, да, и она. - Ланселот взял ее дело и извлек оттуда один из документов. - Вот, первую жертву нашли через тринадцать часов после убийства: на предположительном месте убийства нитки были, но через полтора часа на столе у патологоанатома брать для анализа было уже нечего. Предварительное заключение: нить рассосалась, как рассасываются хирургические нити, только произошло это за какие-то четырнадцать-пятнадцать часов. А вот заключение по Бронте. Тут им повезло — семь часов, успели извлечь образец. Негусто, но кое-что смогли определить: нить синтетическая.
- Звучит так, будто я попал в лабораторию «Мэлори Синтетик», - пробормотал я и налил себе выпить (околохимические разговоры обычно только к этому и располагали), — кажется, мне никуда не скрыться от всей этой зауми.
- Вот именно, поэтому надо поговорить с мистером Винсентом Мэлори - пока что он единственный, кто хоть как-то связан и с одной из жертв, и с синтетическими нитками. Если, конечно, не предположить, что это нитки от чайных пакетиков мистера Салливана.
- Он не одобряет моего участия в деле, - признался я.
- Ну так намекни ему, что только наше участие в этом деле может предотвратить огласку о его участии. - Ланселот бросил бумаги на стол и принюхался, - о, снова старая ведьма варит какую-то пахучую дрянь.
С первого этажа действительно поднимался едкий цветочный запах, что могло свидетельствовать только об одном: мадам Тюссо снова делала партию ароматических свечей. Когда-то у месье Тюссо был весьма выгодный свечной бизнес, но после того, как месье Тюссо умер, а газовые лампы вытеснили старомодные свечи из обихода, дела у мадам Тюссо пошли значительно хуже. Вдова, однако, не опустила руки, а взялась делать свечи, ароматизированные какой-то невыносимой гадостью, тут же завоевавшие бешеную популярность у дамочек из округи. Вскоре предприимчивая мадам нашла весьма выгодных заказчиков даже в Вест-Энд. В общем-то о ней мне рассказала Ари, когда я проболтался о своих планах выпрыгнуть ночью в окно и сбежать, куда глаза глядят, только бы не становиться вторым Винсентом или Джеральдиной.
Ари никогда бы не выдала меня отцу — Ари и Асти с ним не ладили, поэтому я и отправился не куда глаза глядят, а к некоей мадам Тюссо, у которой тетушка заказывала пахучие свечи. Мадам оказалась еще более странной, чем Ари и Асти вместе взятые, но все ее странности сполна искупал тот факт, что она по сходной цене сдала мне второй этаж своего дома на Бейкер-стрит — гостиная, три спальни - и вдобавок кормила меня собственного печения пирогами. То, что я назвался частным сыщиком, ее нисколько не смутило, как и появление второго жильца. Даже то, что к нему захаживали вроде Конана и Дойля (тут надо заметить, что инспектор Конан имел вид настоящего варвара, а инспектор Дойль имел привычку совать везде свой не очень короткий нос) нисколько ее не смущало.
А нас кое-что смущало. Как-то, спустившись к мадам за пирогом — когда я пытался предположить, чем мадам начиняла пироги, у меня сразу же пропадал аппетит — я вместо хозяйки налетел на труп. В темноте его лицо казалось восковым. Он лежал прямо у камина, неловко согнув руку, и не шевелился. Я застыл. Следовало бы подойти и удостовериться, что мертвец действительно мертв, но я стоял и ничего не делал. Почему-то я был уверен, что труп настоящий. Мадам со своими восковыми делишками неизменно наталкивала меня на мысли о колдовстве и прочей подобной чепухе, и я подсознательно ждал от нее чего-то этакого. Когда голодный и злой Ланс спустился вниз посмотреть, куда я запропастился, я стоял на том же месте и в своей неподвижности мог поспорить с телом у камина. Он выругался, подошел к трупу, перевернул его, и тут мы узнали, что мадам пускала воск не только на свечи. Никакой это был не труп, а как потом с гордостью сообщила нам мадам — точная восковая копия месье Тюссо. С тех пор мы странностям хозяйки не удивлялись.
- Тебе не кажется, что подозревать следует не Винса, - мне стало обидно за брата. Что Лейк вообще о нем знает? Ничего. А я знаю Винса, знаю, что он мухи не тронет. Особенно после того, что с ним случилось. От непонятной смеси злости и обиды я вскочил и принялся нервно расхаживать по комнате. Ланселот посмотрел на меня с интересом — кажется, я его забавлял.
- Вот знаешь что, - сказал я, - если нить растворяется, может, это действительно хирургическая нить?
Слишком быстро для хирургической нити, - возразил он, но тон его мне показался поощрительным, хотя менее всего я сейчас нуждался в подбадриваниях.
- Тогда почему бы не предположить, что эти раны были зашиты не после смерти, а задолго до?
- Наверное, потому, что ты невнимательно читал отчеты — раны были и нанесены, и зашиты после того, как жертвам перерезали горло.
Я бессильно сжал кулаки.
- Ты к чему-то вел, - подсказал Ланс.
- Верно, - но после его слов мои предположения теряли какую-либо ценность, и я только повторил, - верно.
- Искать следует врача? - полувопросительно сказал он, озвучивая мою догадку.
- Если нить не хирургическая, то в этом нет никакого смысла, - я уныло сел в кресло и потер и без того затертые подлокотники.
«Если она не просто синтетическая, - подумал я, - если она акриловая...» Дальше думать не стал, потому что только сейчас до меня дошел весь ужас происходящего. Я сидел и смотрел в темное окно, все тело била противная дрожь, хотя в комнате было тепло, несмотря на открытое окно. Единственное, в чем я был сейчас уверен — Винс здесь ни при чем.
- Это хорошая идея, - наконец сказал Ланс, протягивая мне стакан, - раны зашиты очень умело — убийца проделывал это не раз. Как если бы он действительно был врачом. Но с твоим братом надо поговорить, потому что именно он в первую очередь заинтересует и полицию, и газетчиков — «акриловый король» более подходящая персона для первой полосы, чем какой-то воображаемый врач.
- Ты веришь, что Винс не делал этого? - вопрос глупее невозможно было бы придумать при всем желании. Но фраза сорвалась с языка быстрее, чем я смог усовершенствовать ее до превосходной степени идиотизма.
Ланс пожал плечами.
- Надеюсь, твой брат не любит на досуге вышивать крестиком, - сказал он.
- Завтра?
- Я не думаю, что стоит... - тут он замолк на середине фразы, встал, огляделся, будто узнавая место, где находился, посмотрел на меня и вдруг повалился на пол без сознания.
Все произошло так неожиданно, что я растерялся. В последнее время приступов не было, предыдущий случился месяца два назад посреди моего возмущенного рассказа о том, как отец через тетушку Ари пытался вызвать меня для «серьезного разговора».
Пришел в себя он внезапно, я даже не успел достать у него из кармана неизменный флакон с нашатырным спиртом, и теперь только стоял над Лансом на коленях, с рукой в кармане его сюртука, и пялился в смотрящие в никуда глаза.
- Завтра, хорошо, - сказал он, - пойдем завтра.
Он отвел мою руку, поднялся как ни в чем ни бывало и пошел прочь из комнаты.
Посыльный, не ожидавший излишней щедрости от господ из сомнительного заведения «Субмарина», немало удивился, когда упомянутые господа накинули сверху целую унцию за ответ, который получили из особняка на Гросвенор-плейс. Видимо, ответ господам понравился. Это было утром, а вечером Ланселот Лейк, все еще бывший инспектор Скотланд-Ярда, сидел в одиночестве в упомянутом пабе и тоскливо изучал лабиринт трещин на грязной деревянной столешнице. Чувство дежа вю, преследовавшее его с того самого момента как он в 10.24 утра переступил порог дома на Гросвенор-плейс, наконец-то исчезло. И это было единственное, что его хоть как-то радовало. Томас, который при каждом удобном и неудобном случае сообщал, что ничто не заставит его вернуться к роли послушного сына сэра Артура Мэлори, по первому ласковому зову мамочки убежал, поджав хвост, на ужин в родной особняк. Ланселот усмехнулся — мадам Джиневра начала томно пожирать его глазами, едва увидела, и планировала продолжить трапезу вечером, но он позорно оставил поле боя, отправив Томаса одного. В конце концов, ему в этом кошмарном доме точно ничего не грозило. Сам же мистер Лейк, здраво оценив ситуацию, решил, что посещать особняк Мэлори дважды за один день еще не готов. Особенно если учесть, что ему постоянно казалось, будто бы он бывал там и не раз. Ну и разумеется учитывая, что Джиневра Мэлори была не единственной акулой, водившейся в тамошних тихих омутах.
- Что скажешь, Ланс? - если Дойль вполне мог появиться незаметно, то вот Конан этим свойством точно похвастаться бы не смог. Их внезапное появление Ланселот счел не очень хорошим знаком. Он поморщился и решил списать свою невнимательность на общую несговорчивость мистера Винсента Мэлори, излишнюю сговорчивость миссис Джиневры, белый чулок Ариадны и более всех остальных на мистера Мэлори с чудовищным именем Астерий.
- Мы работаем.
- Ты был у Винсента Мэлори сегодня, - сказал Дойль и посмотрел выжидающе.
- Следите за мной?
- Не за тобой.
- Ложный след, - отмахнулся Лейк, - Этот Мэлори не убивал ни Вульф, ни тех, других. Думаю, он вообще в Ист-Энде и не бывал-то. Единственный человек, которого Винсент бы с удовольствием прикончил, это Артур Мэлори. Но наше дело называется не «Смерть Артура».
- Это все, что имеется в его защиту? - скептически отозвался Конан. Оба сыщика выглядели разочарованными.
- Ну, если ты настаиваешь, и если вы сами еще не заметили, - лениво протянул Лейк, - всем трем жертвам горло перерезали справа налево и шили тоже справа налево. Одним словом, убийца действует правой рукой, и весьма ловко действует. А Винсент Мэлори — левша.
- Кто знает, а вдруг он может одинаково действовать обеими руками? - возразил Дойль. – Может, он перо держит в правой, а горло перерезает одной левой.
- Это вряд ли. Видишь ли, мистер Мэлори левша не от рождения. В детстве он очень неудачно сломал пальцы правой руки, и с тех пор ему поневоле пришлось стать левшой, потому что срослись они неправильно и подвижность почти потеряли.
- Боюсь, это ему не поможет, - пробормотал Дойль, - шеф твердо вознамерился попасть на первые полосы и заграбастать какой-нибудь орден от Ее Величества. Пока что Винсент Мэлори - идеальная кандидатура.
- Против него ничего нет, - возразил Ланселот.
- Сегодня пришли результаты по нити Вульф. Ни черта в этом не понимаю, но самое главное, что нить не просто синтетическая — она с какой-то там стороны акриловая. А это теперь волшебное слово.
Еще позже тем же вечером, глядя в потолок своей спальни, Ланселот думал, что и Конану, и Дойлю, и даже шефу абсолютно все равно, виновен Винсент Мэлори или нет. По сути ему, Ланселоту Лейку, тоже было все равно. Но более всех наплевать было самому Винсенту Мэлори. Ланселот вспомнил его лицо сегодня утром. Этот человек был абсолютно несчастен и скрывал свои чувства из рук вон плохо. И мисс Вульф с ее жизнью и смертью была вовсе не основной причиной. А вот отсутствующее левое ухо Винсента, видимо, могло бы объяснить многое, но этот вопрос Винсент проигнорировал. Ланселот вдруг вспомнил затянутую в белый узорчатый чулок ножку Ариадны Мэлори, и то, как легкомысленно задралась ее юбка едва не до колена.
- Да это Томми и с ним мистер, которого он давно обещал привести, - говорила она в отверстие в стене, - ты поднимешься?
- Возможно, позже, - ответили Ариадне из стены, и она загадочно улыбнулась племяннику и его компаньону, будто услышала больше, чем было сказано.
- Это моя любимая тетушка Ариадна, - счастливо представил Томас, когда она закрыла странное переговорное устройство круглой медной пластиной, убрала, наконец, колено с кресла и одернула юбку.
- Твоей тете точно тридцать четыре? - переспросил Ланселот, когда они поднимались в кабинет Винсента.
- Через неделю будет тридцать пять... тридцатого сентября.
Ланселот ничего не ответил и почему-то совсем не удивился — в этот самый день ему самому стукнет тридцать три. Через неделю. А сейчас он точно знал, что кабинет нынешнего главы Мэлори Синтетик находится на втором этаже направо от лестницы, и окна выходят в сад за домом. А женщина, оставшаяся внизу, любит загибать в книгах страницы, рисовать на полях и оставлять ему замечания, подчеркивая фразы в тексте. Еще — малиновый пудинг, дурацкие ароматические свечи мадам Тюссо, подъемник на другой стороне дома и балкон у него в спальне. Ланселоту казалось, что он видел Ариадну Мэлори сотни раз, знал о ней все, но он не видел и не знал, и никакого балкона у него в спальне, конечно, не было.
- Когда вы в последний раз встречались с мисс Вульф? - спросил Ланселот. Винсент Мэлори когда-то был красив, но сейчас напоминал скелет на шарнирах, который забавно дергался, будто через него пропускали ток.
- В среду, - Винсент пробежал взглядом по лицу собеседника и снова уставился в картину на стене. Картину Ланселот заметил сразу — она была единственным ярким пятном в этой мрачной комнате, зашитой деревянными панелями. Винсент выглядел как мертвец, обитающий в гробу. На стене гроба цвели желтые подсолнухи.
- В пятницу вы не видели ее? - уточнил Лейк.
- Нет, не видел, - томасов брат пригладил волосы над левым ухом. Но щегольская длинная прядь не обманула Ланселота — уха не было.
- Это вы убили Вирджинию Вульф? - Ланселот не спускал с него глаз.
- Нет, - вместо того, чтобы смутить Винсента, вопрос неожиданно придал ему спокойствия, - я ее не убивал.
- Вы ее ревновали?
- Ее? К кому? Нет, не ревновал, нет, - недоумение сменилось усмешкой. Казалось, Винсент Мэлори устал даже проявлять эмоции.
- Вы любили мисс Вульф?
- С ней я мог быть собой. - Винсент снова пригладил полосы и повторил, - Я не убивал ее.
- Где вы были в ночь убийства?
- Дома, спал, вероятно.
- А накануне вечером?
- В «Мэлори Синтетик», а потом был с Ариадной в Гайд-парке — она хотела послушать какого-то очередного полоумного поэта.
- С вашей тетей? - уточнил Ланселот.
- Точно, - усмехнулся Винсент, - Асти был нездоров. А ей нужна была компания.
- Вы долго там пробыли?
- Не знаю, - предполагаемый убийца пожал плечами, - к ужину мы не успели в любом случае.
- Ваша жена, миссис Мелани Мэлори, может подтвердить, что вы всю ночь были дома?
- Мелани всю прошлую неделю провела в нашем загородном доме и вернулась утром в субботу.
- Это не очень хорошо, мистер Мэлори, - заметил Ланселот, но Винсента замечание, похоже, никак не взволновало. Он вообще был чрезвычайно меланхоличен как для человека, чью любовницу убили двумя днями ранее при загадочных обстоятельствах.
- К вам уже приходили из Скотланд-Ярда?
- Вчера. Спрашивали примерно то же, что и вы.
- Ясно... Ваша рука, что с ней?
Винсент Мэлори вдруг дернулся так, будто Ланс ударил его.
- Сломал пальцы в детстве — неудачно, как видите.
- Ясно, - повторил Ланс, бессмысленно глядя на неподвижную руку собеседника.
- Полагаете, я подхожу на роль убийцы? - безразлично спросил Винсент, тем не менее проясняя, что несмотря на общий усталый и несчастный вид, ситуацию он отлично осознает.
- Полагаю, ваш портрет с надписью «акриловый король штопал свои преступления белыми нитками» привлечёт немало внимания, - поднимаясь, ответил Ланселот в последней попытке его расшевелить.
Винсент Мэлори только пожал плечами. Лейк подумал, что никогда еще не видел двух более разных братьев, чем Томас и Винсент...
… Ланселот услышал, как хлопнула дверь, потом торопливые неуверенные шаги и грохот. Томас вернулся. Когда Ланселот вышел в гостиную, Мэлори самый младший лежал в кресле и выглядел так, будто побывал только что не на семейном ужине, а в одном из притонов Ист-Энда. И, разумеется, он был пьян.
- Ланс, дружище, - заплетающимся языком выговорил Томас, - ты бросил меня там, и ты... ты правильно сделал. Никогда, никогда я больше не полезу в этот гадюшник. Ни-ког-да. Ты видел, что они сделали с Винсом? Видел... Бедный Винс. Но со мной у них не получится. Нет.
- Шел бы ты спать, Томми, - меньше всего Лейк хотел сейчас возиться со впавшим в пьяную разговорчивость Томасом.
- Я знаю, знаю, - Томас начисто проигнорировал его слова и поудобнее устроился в кресле. То есть попытался устроиться, кресло от него неуловимо ускользало, причем, кажется, в разные стороны. - Матушка хочет мне добра. По-своему. Поэтому она и заманивает, поет сладким голосом, как сирена. А мы все идем, и я, и Джеральдина, и Винсент — идем и попадаем в ловушку этого дома, в этот проклятый лабиринт, откуда не выбраться. Добрая сумасшедшая тетушка Ари... Она дала мне волшебную нить.
- По-моему, ты ударился в лирику, — заметил Ланселот, усаживаясь в другое кресло, раз уж Томас, видимо, никуда отсюда уходить не собирался.
- Лирика — роскошь, недоступная тем, кто делает деньги, - усмехнулся Томас, - вот Джеральдина, моя сестра, я говорил тебе как-то, она все хотела стать актрисой, бедняжка. Вообще я согласен, конечно, что для барышни с фамилией Мэлори актерство самое неподходящее занятие…Лучше уж бы она опозорила нашу честную и благородную фамилию, но не стала тем, чем стала после замужества… Даже не знаю, кого она ненавидит больше – себя или весь мир... Ну, Винсента ты и сам видел... И только он, он, окопался в своих владениях и царствует. Иногда мне кажется, что он ненавидит нас всех, и Асти с Ари тоже ненавидит. Они хорошие, хотя и психи совсем. А вот он совсем не псих. И другим не позволит.
Ланселот понял, что «он», герой этой бессвязной и оттого еще более беспомощной и жалкой речи Томаса — никто иной как Артур Мэлори, бывший глава «Мэлори Синтетик», неизменный глава семейства Мэлори и домашний тиран, державший под колпаком все семейство, кроме, возможно, тех, кто сбежал от его дистиллированного здравомыслия в свое безумие. Ланселот никогда никого так не ненавидел. Да он и Артура Мэлори не ненавидел, вдруг подумал Лейк. Это чувство было не его, равно как и утреннее знание о том, что любит Ариадна Мэлори.
- Ненавижу его, - словно в ответ на его мысли прошипел Томас и вдруг стал похож на Астерия Мэлори, своего слишком красивого дядю. Это было последнее, что он сказал перед тем, как провалиться в сон.
Смилостивившись, Ланселот оттащил Томаса в спальню.
Сам он еще долго не мог заснуть. Сумасшедшая семейка Томаса водила хороводы в его воображении. И дом, особняк на Гросвенор-плейс, мрачный, пропитанный ненавистью и несбывшимися мечтами, он хранил тайны. Эти старые дома, думал Ланселот, они всегда хранят какие-то чудовищные тайны. На Гросвенор-плейс еще придется вернуться. Артур Мэлори — невидимый домашний деспот. Джиневра — стареющея кокетка со стальной хваткой. Винсент... С Винсентом все ясно, кроме уха. А за ухом - историйка, в которой наверняка весь Винсент, настоящий, а не это меланхоличное привидение. Ариадна и Астерий... хотя, вероятно, все-таки Астерий и Ариадна. Ланселот усмехнулся. Только сегодня он понял, почему Ари и Асти, почему всегда вместе. Удивительно, но до этого Лейк был уверен, что они женаты. Он еще думал так, когда увидел Ариадну в гостиной, наверное, думал так и в кабинете Винсента. Ровно до того момента, когда на лестнице встретил Астерия Мэлори. Тусклый стеклянный фонарь — в этом доме было темно даже днем — высветил бледное лицо, темные растрепанные волосы и внимательный взгляд почти черных глаз. Но игра света и тени больше не могла провести Ланселота — глаза у этого человека были серые, как разлившаяся ртуть, и наверняка в моменты особого волнения нездорово блестели. Совсем как у Ариадны, его сестры-близнеца.
Мысли Ланселота обратились к относительно недалекому прошлому. Были еще и проповедник со шлюхой. О проповеднике можно было поспрашивать в Гайд-парке, там его наверняка хорошо знали, а шлюха — Ланселот взял со стола ее досье — Пат Бронте. «Показания Терезы Беркли, владелицы ателье на Шарлотт-стрит». Ланселот усмехнулся, представив себе, какие в этом ателье бывали примерки. Мисс Бронте состояла в заведении швеей, но Беркли утверждала, что Патрисия не появлялась у нее последние две недели. Стоило положиться на личное обаяние и задать почтенной владелице несколько дополнительных вопросов.
Семейство Мэлори. Ариадна и Винсент были в Гайд-парке. В Гайд-парке неделей раньше нашли Дулиттла. Впервые за сегодняшний день Ланселот подумал, что мог ошибиться с Винсентом, оправдывая его только на интуиции и правиле правой руки. А вдруг он не просто провожал Ариадну, а вернулся на место преступления? Перед глазами всплыли яркие желтые подсолнухи. Винсент и подсолнухи. Винсент и сломанные пальцы. Винсент и Вирджиния. Томас уверен, что Винсент невиновен. И Джиневра... это не легкомыслие, точнее, не только легкомыслие — ей даже в голову не пришло, что Винсент может быть способен на что-то подобное. «Мой племянник притягивает неприятности, как магнит», - сказал на лестнице Астерий Мэлори. Он еще успел превратиться в свою сестру, прежде чем бывший инспектор Лейк окончательно заснул.
* * *
Если бы я знал, на какую каторгу отправляет меня Ланс, я бы сдох только при мысли об этом. К счастью, я не представлял. Даже когда увидел картотеку, то все еще не представлял. А через час сидения в пыльном холодном подвале я уже искренне верил, что по сравнению с архивом Скотланд-Ярда даже лаборатории Мэлори Синтетик, да что там, даже старая лаборатория Асти в подвале на Гросвенор-плейс — истинно райские сады. Время от времени я чувствовал себя Золушкой, только вот мне попадался все один сплошной мусор и ни крупинки проклятой чечевицы. Поговорить в этом склепе тоже было не с кем: мой провожатый, приятель Ланса гигантоподобный верзила Конан без всякого сочувствия (если я правильно понял его глумливую усмешку) оставил меня в подвале одного. Похоже, та иголка, которую я милостью своего чокнутого напарника искал в этом затхлом стоге сена, Скотланд-Ярд не интересовала. Черт возьми, эти бумажки странно влияют на меня, вот уже и Золушки, и стог сена, и райские сады. Сначала я считал просмотренные дела, потом стал считать часы, а вскоре добрался и до минут. Вполне возможно, до вечера я бы превратился в ещё одного очень сумасшедшего Мэлори, но к счастью, Ланс явился раньше. Я был так рад его видеть, что меня это даже не насторожило. Не успел я открыть рот и подробно высказать свое мнение о его методах, как он ошарашил меня новостью.- Винсента арестовали, - сказал он, и я прирос к месту. Я не думал, что все зайдет так далеко. Разве что только теоретически. Но Винсент в тюрьме — это была уже совсем не теория.
- Не дергайся, - предупредил Ланс, хотя сам выглядел взвинченным, - сейчас поедем в дом Вульф, там кое-что обнаружили. Надо прояснить детали.
- А... откуда ты узнал?
- Твой дядя послал за мной, а я как раз... - тут Ланс почему-то скривился и потер лоб, - я как раз зашел на Бейкер-стрит.
Вопросы расползались и складывались в дурацкие предложения, но я пребывал в такой растерянности, что не задал ни одного. Ланс вытащил меня наверх, по дороге мы наткнулись на Дойля. «Это не может быть кровь, ты сам сказал, что кровь выглядит по-другому», - сказал ему Ланс. «Даже если нет, то шеф настроен его посадить» - отмахнулся тот. «Пусть шеф утрется», - зло отрезал мой компаньон, и мы вышли наконец на улицу.
- Я хочу увидеть Винса, - сказал я.
- Потом, - ответил Ланс и втолкнул меня в экипаж.
Тишина обрушилась на меня внезапно, а потом вдруг все встало на свои места, и я успокоился. А когда дверь открылась, и я увидел Асти, который выглядел спокойным как удав, то успокоился окончательно. Он бесцеремонно пнул меня тростью, заставляя подвинуться, и уселся напротив Ланса. Ланс постучал извозчику, и мы тронулись.
- Винсент в Пентонвиле, - сказал мне дядюшка, - с ним все в относительном порядке. Тебе не нужно беспокоиться, - он зачем-то взял меня за руку, так, как обычно это делала Ари, и я почти поверил, что все наладится, - занимайся делом. Насколько я понимаю, никаких серьезных улик против Винсента нет?
Последний вопрос был обращен к Лансу.
- Сейчас мы поедем в дом Вульф и расспросим горничную, что это за рубашка...
- Рубашка? - перебил я.
- Горничная мисс Вульф нашла рубашку твоего брата, перемазанную чем-то красным. Разумеется, полиция думает, что кровью. Поэтому Винсента и арестовали, - пояснил Ланс, - а рубашку отправили в лабораторию.
- Что у них есть, кроме рубашки? - спросил Асти.
- А рубашка вас, стало быть, не волнует? - насторожился Ланс.
- Нет, - усмехнулся дядюшка, - не волнует. Вообще-то я уверен, что на рубашке краска. Акриловая, наверное, если они умудрились принять ее за кровь.
- Ваш племянник ходил к мисс Вульф, чтобы красить стены? - теперь Ланс смотрел на собеседника с любопытством.
- Так Томми ничего вам не рассказал?
- Конечно, нет! - перебил я. - Это не имеет отношения к делу.
Асти посмотрел на меня, потом на Ланса, и, судя по всему, сказал не совсем то, что собирался.
- Тогда я расскажу.
Я уже открыл было рот, чтобы запретить ему — этого про Винсента было рассказывать нельзя, никому, никогда, вообще (я до сих пор мучился оттого, что наговорил вчера Лансу) — но он сжал мою руку, и это оказало на меня почти магический эффект. Я просто сидел, смотрел на его профиль и чувствовал неимоверное облегчение, что все решается само собой, что я даже пытался остановить его. Но он держал меня за руку, как ребенка, и я не хотел, чтобы он отпустил меня.
- Винсент с детства любил рисовать, - тем времен сообщил Асти Лансу, - но у моего брата были на него несколько другие планы. И когда винсентово увлечение стало этим планам мешать, Артур запретил ему тратить время на всякую ерунду...
Ланс внимательно смотрел Асти в лицо, будто пытался что-то вспомнить, мне даже показалось, что он не слушал. Ланс выглядел настороженным и встревоженным. И это заметил не только я.
- Позже вы скажете, почему так на меня уставились, - как ни в чем ни бывало сказал Асти, - а пока вернемся к Винсенту и его трогательной и совсем не поучительной истории. Он был весьма упрям и посмел высказать Артуру все, что думал о нем и его планах. И собрался сбежать, разумеется – в семнадцать лет побег кажется разумным решением. Само собой, - скучающе продолжал Асти, - Артур его поймал и... вы наверняка заметили, что у Винсента очень неудачно сломаны пальцы.
- Это сделал ваш брат? - переспросил Ланселот, - Винсент сказал, что сломал их в детстве.
- Артур был очень зол, - пожал плечами Асти.
- Сломал пальцы собственному ребенку, чтобы он не смог рисовать?
- Ариадна утверждает, что он это проделал с помощью двери, - мне безумно захотелось вдруг ударить Асти, чтобы его лицо выразило сейчас хоть что-то, кроме скуки. Он будто почувствовал мое состояние, даже не повернув головы, осторожно провел пальцами по тыльной стороне моей ладони, снова точь-в-точь как это делала Ари. И я проглотил свой праведный гнев.
- Винсент стал левшой, - заключил Ланс, больше никак не проявляя свое отношение к диким нравам нашего семейства, - и перестал рисовать. Планы вашего брата, судя по всему, осуществились.
- Отчасти, - ответил Асти. - У Винсента случился нервный срыв, и он отрезал себе ухо, но потом стараниями врачей его привели в то состояние, которое вы могли видеть вчера. Последние десять лет он был именно таким.
- Откуда же тогда краска?
- Думаю, что Винсент возобновил свои упражнения в живописи.
- Он сказал «с ней я мог быть самим собой» - пробормотал Ланс.
- О, мисс Вульф была очень незаурядной барышней – она умела заставить быть собой, - Асти усмехнулся какой-то своей мысли, - полагаю, в ее доме вы найдете мастерскую Винсента.
- Краска — это замечательно, - сощурился Ланс, - но с таким прошлым ваш племянник получается крайне неуравновешенным типом, склонным к агрессии.
- Единственный объект агрессии Винсента — это он сам, вряд ли он смог бы причинить вред даже Артуру, если бы имел возможность, - раздраженно заметил Асти, - а в этом городе к агрессии склонен практически каждый первый. При желании, можно найти более подходящих претендентов на роль массового убийцы, чем мой племянник.
- У полиции такого желания нет.
- Зато у вас есть, - Асти достал бумажник и, не спеша, отсчитал сумму, которая впоследствии оказалась в три раза больше моего месячного содержания.
- Убедительный аргумент, - согласился Ланс.
- Это задаток, - ласково пояснил Асти.
- Тогда мы, пожалуй, поторопимся с поисками убийцы.
- Боюсь, вы меня неправильно поняли. Мне нужно не имя убийцы, а оправдание моего племянника. Сначала вытащите его из тюрьмы, а потом ищите кого хотите.
Экипаж вдруг остановился. Я выглянул в окно.
- Что мы делаем на Трафальгарской площади, мы же ехали в Белгрейв? - спросил я.
- Ариадна кормит голубей, - улыбнулся дядюшка.
- Ваша сестра тоже поедет с нами? - осведомился Ланс.
- Нет, вы с Томми поедете вдвоем. Так что же, вы согласны?
- Разумеется, - Ланс усмехнулся, - надеюсь, вы не будете возражать, если мы в процессе обеления доброго имени вашего племянника заодно найдем и настоящего убийцу?
- Нет, что вы. Развлекайтесь, конечно, - Асти пожал лансову руку и вышел. Я еще услышал, как он назвал извозчику адрес Вирджинии.
Теперь в окно выглянул Ланс.
- Твоя тетя, - заметил он невпопад, - очень красивая.
Я проследил за его взглядом. Ари действительно кормила голубей, потом подняла голову, увидела Асти и, распугивая птиц, побежала ему навстречу.
- Мелани ненавидит ее, - зачем-то сказал я.
- В вашем семействе скелетов больше, чем шкафов. Не понимаю, почему ты называл их сумасшедшими, - Ланс все еще смотрел на площадь, на Ари и Асти, как всегда таких одинаковых, - твой дядя кажется самым нормальным обитателем дома на Гросвенор-плейс. Хотя... странно, меня не покидает ощущение, будто бы я знал его раньше.
Я промолчал. Только сейчас я вдруг осознал, как мне повезло, что мои пальцы целы. И только потому, что Ари отправила меня к мадам Тюссо и вложила мне в карман привет от Асти, не позволивший мне сдохнуть с голода. Только поэтому я не рассказал Лансу прямо тогда трогательную и поучительную историю моего дяди Астерия.
На стенах цвели ирисы, по потолку текла река и в ней отражался ковш Большой Медведицы, от ярких красок перед глазами расплывались радужные пятна. Ланс попал пальцем в небо – Винсент обходился без холста, разрисовывая стены и потолок.
- Как они умудрились не найти эту комнату? – я потрогал желтые лепестки подсолнухов – точной копии тех, что висели в винсентовом кабинете.
- К ним не пришел твой дядя и не показал, где искать, а главное сколько за это бывает денег. Кроме того, надо очень уж настойчиво искать, чтобы найти две тайных лестницы и догадаться, что на чердаке комната размером с теннисный корт, - тут Ланс как раз нашел «кровь» - незаконченный рисунок алых виноградников на стекле, отделявшем одну часть комнаты от другой. – С трудом, но можно принять за кровь. Это, видимо, и есть та самая акриловая краска.
- Надо было Асти с собой взять, - заметил я, - он знает толк во всей этой акриловой ерунде.
- Ну, это же ваше семейное дело, - Ланс обогнул стекло и присвистнул, - ого!
За стеклом оказался тайный кабинет мисс Вульф, напоминавший, несмотря на веселенькую обстановку, приют ростовщиков из мрачных книг континентальных писателей. На столе были в беспорядке разбросаны бумаги – рукописные страницы непристойного содержания мешались с денежными расписками весьма пристойного содержания. Мисс Вульф явно жила не на гонорары, и в денежной помощи родственников тоже не нуждалась.
- Однако, дорогая женщина, мисс Вульф, - заметил Ланс, - и либо она обладала какими-то непостижимыми альковными талантами, либо… - тут он осторожно вскрыл бюро, стоявшее у окна, - нет, видимо, не обладала…
В бюро оказалась картотека.
- Вот и мистер Салливан, - пробормотал Ланс, - письма... так, что это? Ага, мистер Салливан критикует лорда-канцлера… мистер Салливан нехорошо отзывается о ее величестве, мистер Салливан дает взятки… А вот и лорд-канцлер собственной персоной… злоупотребление, о, что это? Лорд-канцлер и тайное общество. Как интересно! О, дорогой шеф, ха-ха! Шеф, я подозревал, честно подозревал, что это все-таки мальчики!
- Ничего себе мисс Вульф, - пробормотал я. За содержимое этого бюро ее могла прикончить половина Лондона.
- Да, мисс Вульф весьма интересная особа, - подтвердил Ланс, - вот уж действительно «она умела заставить быть собой». Кстати… твоего брата нет в этом обществе избранных… - Ланс нахмурился и вытащил одну из папок.
- Винса тут каждый угол компрометирует. Кто-то интересный? – я попытался прочитать надпись, но прежде чем мне это удалось, Ланс спрятал папку в один из своих необъятных внутренних карманов, специально пришитых именно для таких случаев.
- Неважно, один знакомый незнакомец.
Мы дождались Конана и Дойля, за которыми по поручению Ланса послала испуганная горничная.
- Дело принимает неожиданный оборот, - заметил Дойль, пока Конан, похрюкивая, читал досье на собственное начальство. – Кажется, вашего брата придется пока что отпустить, - с легким сожалением добавил он, обернувшись ко мне, - это действительно оказалась краска.
Мне не слишком понравилось его «пока что», но по крайней мере, Винсента выпустят из тюрьмы.
- Какие у нас планы на завтра? – спросил я, хотя в голове у меня звенела блаженная пустота и ничего не хотелось.
- Эта история с твоим братом… десять лет назад случилась? – спросил Ланс.
- Да.
- Тогда ты завтра поедешь в архив и поищешь записи о нитках и перерезанных шеях за тот самый год, и за все годы после, которые ты не успел просмотреть сегодня.
- Ты подозреваешь его, - обвиняюще заявил я.
- Стоит подстраховаться, - Ланс зевнул, - и потом, чтоб выполнить то, за что нам было заплачено, мы должны проверить все варианты.
- Не хочешь составить мне компанию в этом пыльном склепе? – осведомился я совсем недружелюбно.
- Нет, не хочу, - беззаботно ответил Ланс, - у меня другие планы. Завтра я иду в опиумный притон, где последние две недели промышляла мисс Бронте. А ты, - пресек он мою попытку возразить, - пойдешь в архив, потому что хорошим мальчикам вроде тебя нечего делать в опиумных притонах.
Ланселот извлек пакет, украденный из бюро мисс Вульф, только в спальне. Он и сам до конца не понимал, зачем стащил эту папку. Но секреты мистера Мэлори с чудовищным именем необъяснимо привлекали его. Как и мисс Вульф, видимо. Надушенная розовая лента, которой была перевязана папка, выдавала ее особое отношение.
Ланселот вытряхнул содержимое пакета на кровать. Два письма и потрепанный старый дневник.
«Мне известно о вас все, - писала сама мисс Вульф, - и не сомневайтесь, что ваш брат узнает о той мерзости, какой вы предаетесь. Если вы проявите благоразумие, возможно, я сохраню ваш секрет. Я готова встретиться с вами завтра в полдень у Ворта»
Дальше другой рукой там же был написан ответ.
«Ваши домыслы так же скучны, как и ваши наряды. Оставьте нас в покое, Вирджиния.
P.S. И разумеется, ноги моей не будет у Ворта»
Ворт… Эту фамилию Ланселот уже слышал… Ага, ну конечно – платье от Ворта – предел мечтаний Элейны. Астерий Мэлори и Ворт? Чушь какая. Ланселот перечитал написанное. Это переписка двух женщин. Значит, Ариадна. Получается, Вирджиния шантажировала Ариадну Мэлори?
Ланселот взял тетрадь. На внутренней стороне обложки было небрежно написано «Доктор Генри Хайд». Первая запись была сделана 12 апреля 1882 года. «Дядя назначен личным врачом Ее Величества и передает мне свою практику. Лондон – я так давно мечтал об этом. Провинция невыносима. Теперь все пойдет по-другому». Ланселот пролистал несколько страниц, не найдя там ничего интересного, кроме кратких восторгов мистера Хайда насчет новой лондонской жизни: дядюшка, кем бы он ни был, ввел его в общество, и в заметках замелькали громкие титулы. Вторая заинтересовавшая Лейка запись пришлась на 30 мая. «Бордели и опиумные притоны оказались настоящей золотой жилой. За символические деньги они готовы на все. Это прекрасная возможность возобновить опыты». Из следующих записей Лейк понял, что доктор Хайд экспериментировал с воздействием электричества на человеческий мозг. Ланселот абсолютно точно знал, что такие опыты были незаконны, но доктора этот факт, кажется, абсолютно не волновал. Характер записок подтверждал, что кроме результатов доктора вообще мало что волновало. Хайд платил шлюхам и наркоманам и получал подопытных кроликов в нужном количестве. О сути экспериментов доктор писал мало – видимо, для наблюдений у него была еще одна тетрадь – но время от времени не сдерживал восторгов по поводу результатов. Его врачебная практика, судя по всему, расширилась и среди пациентов появились незнакомые Ланселоту виконты и герцоги.
«27 августа. На будущую неделю назначил операцию барону К. Меня беспокоит его реакция на кетгут. Посоветовался с дядей и он познакомил меня с А.М.». А.М.? Артур? Астерий? Ариадна? Ланселот перевернул страницу.
«29 августа. Был в опере. Давали «Фауста». Видел А.М. – все-таки он очень приятный человек - сказал, что мой вопрос заинтересовал его». Он. Астерий или Артур. Ланселот почему-то сомневался, что Артура Мэлори можно назвать приятным человеком. Интуитивно он почти сразу решил, что А.М, - это именно наверняка Астерий Мэлори.
Судьба барона К. осталась для Ланселота загадкой, зато личность А.М. через пару страниц стала более чем очевидна. Немногословный обычно мистер Хайд извел потоки чернил, чтобы выразить всю полноту своего восхищения. «Никогда я еще не встречал человека, который бы понимал меня так хорошо. Асти может закончить за меня любое предложение, а я – за него. Безумно хочется рассказать ему обо всем. Он должен понять». На той же странице, между очередным пациентом и скачками в Эпсом-Дерби: «Девушка с Ханбери-стрит (№8) второй день без сознания. Очень жаль – ее результаты были поразительны. Обязательно повторить с №5 на меньших токах!» Дальше в дневнике был пропуск в несколько недель, после чего следовала запись, испещренная восклицательными знаками. «Я счастлив, бесконечно абсолютно счастлив, - писал Хайд, - она – чудо. Теперь они с Асти знают все, и оба не только не осуждают меня, но полностью поддерживают. Асти говорит, он придумал, как синтезировать то, что мне нужно…»
«Асти знает толк в этой акриловой ерунде», - вспомнились вдруг слова Томаса. Итак, доктор, который любит ставить эксперименты на людях, его приятель «знаток акриловой ерунды» Астерий Мэлори и его чудо-муза – несомненно Ариадна. Еще несколько страниц прояснили то, что было уже и без того ясно – доктор был совершенно очарован близнецами Мэлори. В некоторых записях Ланселот не мог определить, кто скрывался за буквой «А», Ариадна или Астерий. Казалось, мистер Хайд был влюблен в обоих сразу, но сам не понимал, что практически не делает между ними различия. Что бы ни делал для него Астерий, результатом они оба, видимо, были вполне довольны. Почти все свободное время Хайд проводил в лаборатории особняка на Гросвенор-плейс. Ариадна увлекалась греческими мифами, и Хайд прилежно читал всю эту ахинею. Астерий рисовал формулы и схемы, и доктор старательно перечерчивал все это к себе в тетрадь, где теперь Тесеи и Пасифаи соседствовали с акрилом и целлюлозой. «От азотной кислоты у Асти на руках желтые пятна, - с отвратительной нежностью писал он и тут же без перехода, - я использовал лейденскую банку — примитивный, но оказавшийся неожиданно удобным конденсатор. У Асти в лаборатории есть гальванический элемент; кажется, у меня есть идея, как сделать взаимодействие более интенсивным даже при небольшой силе тока». Зимой, в конце января 1883 года, Хайд впервые подумал, что хотел бы видеть Ариадну Мэлори своей женой.
Ланселот заложил страницу письмами – наверняка до того, что составляло интерес мисс Вульф, он еще не дочитал, но спать хотелось безумно. Перед глазами мелькали фиолетово-желтые пятна, напоминая о рисунках Винсента Мэлори.
Он был Генри Хайдом. Нет, он смотрел на Генри Хайда. Около двадцати пяти, светловолосый и светлоглазый, и костюм на нем тоже был светлый, и свет из раскрытого окна обливал Хайда с головы до ног.
- Сыграйте еще, - сказал Генри.
- Мне надоело, пусть Асти играет, - Ариадна поднялась из-за рояля. Она была не в настроении, но даже это ей было к лицу.
Ланселот улыбнулся, но промолчал. Он полулежал в кресле, закинув ноги на подлокотник, рассеянно грыз карандаш и не мог отвести взгляд от окна; глаза уже начинали болеть от яркого света, но он все смотрел и смотрел, и был необъяснимо доволен.
Ариадна улыбнулась – он знал это, хоть и не видел ее лица – обошла Генри, застывшего посреди зеленой гостиной особняка на Гросвенор-плейс, и встала у самого окна. Ее темный силуэт застыл в потоках света, и он знал, она смотрит на него, хоть и не видел ее глаз, блестящих опасно, как ртуть.
- Скоро день рождения, - сказала Ариадна и усевшись на широкий подоконник, опустила взгляд на носки своих туфель, - вы уже приготовили подарок для нас, Генри?
Хайд смутился, подарок – золотое кольцо с дымчатым бриллиантом – лежало у него в кармане. Вчера его наконец-то доставили, а сегодня Генри взял коробочку с собой, чтобы показать Асти. Ланселот улыбнулся Ариадне: бриллиант, несмотря на все старания Генри, совсем не походил цветом на ее глаза.
- Осталось меньше недели, - наконец, ответил Хайд, - надеюсь, он вам понравится.
- Возможно, - протянула Ариадна, - возможно… Но я хочу кое-что еще.
Хайд вдруг побледнел, и его лицо сравнялось цветом с его костюмом.
- Подарите нам то, чего мы хотим, - сказала Ариадна.
Генри смотрел на Ланселота, но Ланселот смотрел на Ариадну.
- Надеюсь, это не то, о чем я подумал, - брови Хайда упрямо сошлись.
- Именно то, - сказал наконец Ланселот.
- Вы с ума сошли. Я не стану этого делать.
- Но именно этого ты хочешь, - Ланселот пожал плечами, - мы все хотим.
Ариадна едва заметно покачала головой.
- Нет, - сказал Хайд.
- Как скажешь, - легко согласился Ланселот и снова принялся грызть карандаш.
Ариадна села за рояль.
- Так что же вам сыграть, милый Генри?
- Я пойду, - Хайд пятился к двери, не глядя на них обоих - будто они были двуликой горгоной Медузой, - у меня пациент, я совсем забыл... Всего доброго.
- Ну вот, спугнули, - рояль издал невнятные разочарованные звуки, когда Ариадна бесцеремонно поставила локти на клавиши.
- Он вернется, - отозвался Ланселот.
- Конечно, - Ариадна прикрыла глаза и, наклонившись к крышке, тронула несколько клавиш,словно никогда раньше этого не делала, потом вдруг открыла один глаз, внимательно посмотрела на Ланселота и сказала, - я так люблю тебя.
(продолжение в комментариях)