Тема: В погоне за радугой
Автор: Мировега
Бета: Tadanori, Terra Nova
Краткое содержание: Магия рядом с нами. Надо лишь позволить себе ее увидеть.
читать дальше
Красный
Яблоки Варвары Ивановны славились на всю округу.
Ее сад привольно раскинулся вдоль берегов мутной реки, огибающей село, – никто толком не знал ее названия; у истока, в ближайшем поселке, реку звали одним именем, в Сатанове другим, а на карте области можно было найти и вовсе третье. Варвара Ивановна – тетя Варя, как позволяла она себя звать хорошим друзьям и знакомым, – вечно жаловалась соседским кумушкам, что от реки тянет холодной сыростью, вредной ее старым костям, и что она когда-нибудь продаст проклятый сад вместе с «этой полуразвалившейся халупой», где она «угробила лучшие годы своей жизни», но исполнять обещание, тем не менее, не спешила. Сад потихоньку приходил в запустение, Варвара Ивановна продолжала жаловаться, а высокая ограда с годами все больше ветшала на радость соседской ребятне: таскание яблок из-под носа местного Цербера у них считалось чем-то вроде спорта. Жители окрестных домов регулярно слышали негодующие раскатистые крики, повествующие о том, что тетя Варя в очередной раз застала сорванцов за работой.
Когда Кирилл только-только приехал в Сатанов, ему сразу же показали все три основные достопримечательности: старое еврейское кладбище, родник, из которого жители брали питьевую воду, и, само собой, сад тети Вари. На последний ему довелось полюбоваться только из-за ограды, но Сашка, двоюродный брат по матери, многообещающе заявил, что это ненадолго – пока не представится подходящий случай. Кирилл тогда над его словами не слишком задумался, поглощенный новизной впечатлений, и, как выяснилось, зря.
«Надо было сразу отказываться, – думал он, задрав голову и пытаясь найти черную Сашкину футболку среди листвы. – Сразу же, как только он начал про этот сад рассказывать. Ну чем ему яблоки с рынка не угодили-то? Эти вкуснее, что ли?»
– Долго ты там? – крикнул он. – Мама просила вернуться пораньше.
– Тише ты! – зашипели на него сверху. – Тетя Варя засечет – нам хана!
Он послушно умолк, подумав, что в таком случае сюда лучше было вообще не соваться. Подол футболки оттягивал вес недозрелых яблок; Кирилл собирался взять с собой рюкзак, но забыл на фоне общих волнений.
– Так долго ещё? – гораздо тише повторил он.
– Да не, щас идем уже. – Сашка опасно свесился с ветки, ухватившись рукой за ствол дерева, и Кирилл невольно прикинул, какой грохот поднимется, если он сейчас свалится. – Я у верхушки хочу побольше нарвать, там они самые зрелые… Лови, в общем, как буду кидать. – Он снова скрылся в листве.
Кирилл кивнул, забыв, что Сашка все равно не может его видеть, и огляделся по сторонам. Сад тети Вари, несмотря на запустение, казался самым прекрасным местом на земле. Уже пожухлая трава скрадывала шаги, а в легком дуновении ветра слышались далекие птичьи трели; деревья, окруженные зелеными лиственными облаками, строились в один извилистый коридор, ведущий к такой же зеленой двери.
Он так засмотрелся, что пропустил предупреждающий окрик Сашки и только вздрогнул, когда увесистое яблоко просвистело в каком-то сантиметре от плеча.
– Ты что там, заснул, что ли?
– Ты же сам сказал стоять на стреме, – неловко сказал Кирилл, примериваясь, как бы так поднять яблоко, чтобы не рассыпать все остальные; наконец ему это удалось. – Вот я и…
– Хорош часовой, который даже своих не слышит, – недовольно откликнулся Сашка.
Сам он уже ловко спускался с яблони, умудрившись распихать по карманам столько трофеев, что непонятно было, как эти самые карманы еще не оторвались. Когда до земли оставалось уже всего ничего, он внезапно замер, подозрительно прищурился и пробормотал:
– Неужели все-таки… Серый, а ну послушай – мне кажется или нет?
Оба замерли, прислушиваясь, и в наступившей тишине услышали чьи-то приближающиеся шаги.
– Идет кто-то.
– Полундра! – Сашка кубарем скатился с ветки. – Это теть Варя! Бежим!
Он молнией метнулся меж деревьев – только черная футболка мелькнула в просвете, – и за несколько секунд скрылся с места преступления. Растерявшийся Кирилл только ошарашено моргал ему вслед; между тем грозная тетя Варя не только неотвратимо надвигалась, но и напомнила о своем существовании громовыми окриками:
– А ну стойте, негодяи! Я вам уши сейчас так надеру, что вы у меня запомните – каково это, у Варвары Ивановны Лавринович яблоки воровать! А ну стойте, кому сказала!..
Наконец Кирилл вышел из оцепенения и бросился бежать, не разбирая дороги – ветки хлестали его по щекам, а крапива жгла ноги, чего он даже не замечал. Половина яблок из подола вывалилась; остальные больно бились об живот, но Кирилл не догадался разжать намертво вцепившиеся в футболку пальцы и высыпать яблоки на землю. Наконец впереди показался забор, и Кириллов взгляд лихорадочно заметался в поисках дыры, через которую можно было бы сбежать от возмездия. Дыры не было. Вероятно, он по незнанию забежал к лицевой части забора, которая выходила как раз к селу и была не такой обветшалой.
«Ну все, – обреченно подумал Кирилл. – Вот сейчас меня поймают и надерут уши, а потом поведут к маме… стыд-то какой… хорошо погуляли на третий день после приезда, ничего не скажешь…»
Он готов был уже повернуть назад и сдаться с повинной, как вдруг со стороны забора послышалось тихое:
– Эй, мальчик… Да мальчик же, кому говорю! Иди сюда!
Он удивленно огляделся. Внезапно одна из досок забора скрипнула и отодвинулась в сторону, и в образовавшуюся щель выглянула девушка.
– Сюда иди, только быстрее!.. Пролезть-то сможешь?
Кирилл усиленно закивал и помчался к забору. Вывалив яблоки на землю, он поспешно стал протискиваться сквозь щель, обдирая живот и спину. Бабушка Оля всегда вздыхала, что он слишком худой, и пыталась откормить его домашними пирогами со сдобой, но в кои-то веки худоба сослужила ему неплохую службу.
Наконец он протиснулся целиком и обессилено повалился на траву. Девушка быстро поставила доску на место и приложила палец к губам, показывая, что болтать не стоит. Сил кивать не было, так что Кирилл только кивнул; девушка в ответ улыбнулась.
По ту сторону послышались тяжелые шаги, и Кириллу почему-то вспомнилась статуя Командора.
– Неужели сбежал, паршивец? – Тетя Варя бормотала себе под нос так, что слышно было и на той стороне реки. – Не послышалось же мне… но и не в воздухе же он растворился. Стало быть, в другую сторону свернул. Ууу, негодяй! Ну, попадись ты мне в следующий раз – ой намну тебе уши, ой отлуплю… неделю сидеть не сможешь, негодник…
Не прекращая ворчать, она прошлась вдоль забора – Кирилл затаил дыхание, – потопталась ещё несколько минут на месте и наконец ушла.
Кирилл лежал на пожухлой, жесткой траве, смотрел в высокое синее небо и вдыхал запах слегка влажной земли и прелой листвы. Жизнь казалась ему удивительной, а мир – чистым и ярким, как после дождя. Так бы он и лежал, упоенный своим внезапным спасением, если бы вдруг женский голос не сказал у него прямо над ухом:
– Как зовут-то тебя, любитель яблок?
Он повернул голову – девушка улыбалась ему с дружелюбной, незлобивой насмешкой, присев рядом на корточки, и Кирилл вдруг жарко покраснел.
– Я… – пробормотал он, – я не…
– На голой земле не так уж тепло, так что вставай. – Она встала и протянула ему руку. – Ну, встаешь?
Она стояла прямо напротив солнца, среди моря света – темный неясный силуэт; и Кирилл, зажмурившись, кивнул.
Оранжевый
Ее звали Смей.
– Вообще-то Смеяна, – сказала она, – но все друзья и близкие зовут меня Смей. А то «Смеяна» пока выговоришь – язык сломаешь.
– А разве есть такое имя? – недоверчиво спросил Кирилл. Среди его знакомых девчонок было полно Юль, Ань и Карин, но о Смеянах он даже не слышал.
– Ты сказку про царевну Несмеяну слышал?
Кирилл, покопавшись в памяти, кивнул.
– Ну вот я точно так же, только наоборот.
– Тоже царевна?
– Нет, смеюсь много, – она подумала и добавила: – Да и вообще болтаю.
Она металась по кухне, яркая и неутомимая, как метеор. Когда Смеяна там же, у забора, пригласила его зайти на чай, у него как-то не хватило духа отказаться. Не то чтобы он жалел об этом сейчас, сидя с большой кружкой чая за столом, но стремительное развитие событий кружило ему голову.
Как по дороге объяснила сама Смей, ее участок соседствовал с садом теть Вари. Он достался ей по наследству от бабушки ещё два года назад, но до сих пор она сюда не приезжала – за домом приглядывали соседи.
– И тетя Варя тоже? – удивился Кирилл.
– Да нет, соседи с другой стороны. – Она поставила на стол ещё одну чашку с чаем и села напротив. – А этим летом мне понадобилось место, где никто бы не отвлекал и можно было спокойно дописать диссертацию – иначе научрук меня скоро убьет и съест, или съест и убьет, в зависимости от того, в каком он будет настроении. Вот и вспомнила об этом доме. – Она улыбнулась.
Кирилл понятия не имел, что такое «диссертация», но на всякий случай кивнул.
– Смеяна, а вы… ты… – Она смотрела ему в глаза прямо и серьезно, не отводя взгляда, и Кирилл все же решился: – А сколько вам лет?..
Она усмехнулась.
– Недостаточно, чтобы мне выкать. Так что только на «ты» и только Смей, а то выдам тебя тете Варе. – Она сделала большие глаза и Кирилл невольно улыбнулся в ответ. В присутствии Смей хотелось улыбаться – возможно, потому, что сама она часто улыбалась.
Она не была красавицей. Кирилл, украдкой ее разглядывая, отмечал короткие темно-рыжие волосы, кое-как собранные в хвост, крупные черты лица – тяжелый подбородок, длинный нос, глаза неопределенного серо-синего оттенка. Смей была худой и высокой, почти костлявой, и все же было в ней что-то притягивающее взгляд – как яркая вспышка на фотонегативе.
– А тебя-то как зовут, герой? – спросила Смеяна.
– Кирилл. – Мгновение он колебался, не протянуть ли руку для рукопожатия, но подумал, что это будет выглядеть нелепо.
– Кир? – переспросила она. – Хорошее имя.
– Ага, так меня дома называют, – пожал плечами он. – Друзья-то чаще просто «Серый» зовут. Ну, у меня глаза серые, и вообще…
– Как Серый Волк?
– Как Гэндальф Серый! – оскорбился он.
Смей засмеялась – не обидно, скорее приглашая посмеяться вместе с ней.
– Любишь Толкиена?
Кирилл вдруг подумал, что впервые встречает взрослого, который относился бы к нему как равному – без снисходительности и скидок на возраст. Это было неожиданно и ново, но, безусловно, приятно.
– Фантастику люблю. А Толкиена мне подарила крестная на прошлый День Рождения.
– «Властелин колец»?
– Угу.
– Мне больше нравится «Хоббит», – она подперла подбородок рукой. – «Властелин колец» слишком уж масштабная история, даже, я бы сказала, эпичная. А «Хоббит» – настоящая сказка.
– Ну, наверное, – неуверенно согласился Кирилл. – Я его не читал, мне только «Властелина Колец» подарили.
– А вот это твоя крестная зря. Обязательно прочитай, если будет возможность; без «Хоббита», по-моему, все же многое остается непонятным. Ну и конечно, это же просто классика – «Жил-был в норе под землей хоббит…»
Кирилл пожал плечами:
– Да я вроде бы все понял. Хотя… – он поколебался, – хотя, если честно, кое-что и в самом деле было не очень понятно.
– Спрашивай, я попробую объяснить, – кивнула Смей.
– Фродо… ну, почему он сделал то, что сделал? Ведь вокруг него было много тех, кто был сильнее, мудрее, да и просто умнее, наверное. И отдать кольцо кому-нибудь из них – это же было бы проще всего. И никаких Назгулов, никакого Мордора, да и Саурона тоже… ведь не только Боромир у него забрать кольцо предлагал. Так почему?
В интонациях Смеяны мелькнуло что-то странное:
– Не веришь, что он был просто героем?
– Не очень, – признался Кирилл. – То есть, мне хотелось бы, но… Сам бы я так не смог, точно знаю.
– Если бы в этом мире еда, улыбка и песня ценились больше, чем накопление золота, мы все были бы намного счастливее, – сначала ему показалось, будто Смей говорит это сама себе, но тут она подняла взгляд и покачала головой. – Это сложно объяснить, на самом деле. Но если тебе интересно, что думаю об этом я… в уничтожении Кольца он нашел свой смысл жизни.
– Смысл жизни? – переспросил Кирилл.
– Да. То, ради чего стоит жить и умирать, то, что позволяет раз за разом вставать и идти дальше. Это можно называть целью, можно – предназначением. Слышал когда-нибудь выражение «поймать радугу»? Так говорят… ну, неважно, где. Так вот, Фродо свою радугу поймал.
– А почему радуга? – Кирилл чувствовал себя совершенно сбитым с толку.
– Радуга – это символ договора между Небом и Землей. Обещание, что второго Потопа никогда не будет*, и дорога, соединяющая мир людей и мир богов**. А предназначение человека определяют на небесах. – Она поколебалась, в сомнении покусывая губу, затем пожала плечами: – Во всяком случае, так мне говорили мои профессора.
От всего этого голова у Кирилла шла кругом. Он вдруг подумал, на что это похоже – найти свою цель в жизни? Как там говорила Смеяна… поймать радугу?
– Смей, а вы… ты… ты поймала ее?
– Ещё нет. – Она сразу поняла, что он хотел сказать. – Да и не у каждого это получается. Некоторые люди всю жизнь кладут на ее поиски и так и не находят… Но я надеюсь, что мне радуга когда-нибудь явится.
За окном уже начало темнеть; лучи закатного солнца стекали по стеклу, как будто лава по склонам какого-нибудь вулкана. Кухня была залита полыхающим оранжевым светом.
Смей посмотрела на наручные часы:
– Уже полвосьмого. Тебе, наверное, домой надо? Заболтала я тебя, уж извини.
– Ничего страшного. – При мысли о лекции, которую ему прочтет мама, настроение у Кирилла испортилось, но не сильно. – Спасибо вам за… ну, за все. И мне было очень интересно.
– Когда нужно будет снова спрятаться от теть Вари, заглядывай, – подмигнула ему Смей. – Да и просто так тоже заглядывай. Соскучилась я здесь по общению.
Она проводила его до порога. Уже отойдя на десяток шагов от ее дома, Кирилл не вытерпел и обернулся – Смеяна так и стояла в дверях, привалившись плечом к косяку. Встряхнув головой, он ещё раз бросил на нее взгляд, повернулся и пошел домой.
________
* – в Библии радуга появилась после всемирного потопа как символ прощения человечества; она является символом союза Бога и человечества (в лице Ноя) о том, что потопа никогда больше не будет (Быт. 9:13-15).
** – в скандинавской мифологии радуга – это мост Биврёст, соединяющий Мидгард (мир людей) и Асгард (мир богов).
Желтый
В следующий раз Кирилл совершенно случайно столкнулся со Смеяной у родника.
К его удивлению, тем вечером мама его за опоздание не отчитала, хотя, конечно, и не обрадовалась: только посмотрела хмуро и позвала ужинать. Размазывая по тарелке пюре, Кирилл решился спросить:
– Мам, а что такое «диссертация»?
– Анжела, не вертись. – Мама нахмурилась и в который уже раз усадила непоседливую дочь обратно на стул. Сестре Кирилла недавно исполнилось шесть, и усидеть на месте дольше пяти минут она решительно не могла. – Если ты сегодня не поужинаешь, то завтра ехать с нами на рынок и думать забудь. Ты что-то сказал, Кир?
– Я спрашивал про диссертацию, – терпеливо повторил он.
– А, диссертация… Это научная работа такая, что-то вроде исследования. Ее обычно после университета пишут, когда заканчивают аспирантуру.
– «Аспирантура» – это…
– Анжела, не вертись!.. После университета присуждают звание специалиста, а после аспирантуры – кандидата наук. Если интересно, иди у папы спроси, он у нас целый доктор. Где ты вообще об этом услышал?
– Да так, – уклончиво сказал Кирилл, – кто-то где-то упомянул, не помню уже, где.
В остальном вечер прошел непримечательно, а на следующее утро его отправили к роднику – наносить воды в большую кастрюлю; водопровода в доме не было, так что кастрюля с ее запасом воды приобретала стратегически важное значение.
Родник впадал в ту самую безымянную реку, и на ее берегу Кирилл увидел чью-то смутно знакомую фигуру. Смей сидела на корточках у самого края реки и сосредоточенно вглядывалась в воду, держа в руках блокнот и ручку.
– А что ты здесь делаешь? – недоуменно спросил Кирилл, ставя ведра на землю.
С его стороны это было не лучшей идеей – от неожиданности Смеяна дернулась и едва не свалилась в воду, в последний момент успев выставить перед собой руки. Блокнот сразу же размок, и Смей, поднявшись, только со вздохом его встряхнула, так что во все стороны полетели брызги. Затем она обернулась к Кириллу:
– Я, конечно, рада тебя видеть, но нельзя же так людей пугать.
– Извините, – он уставился себе под ноги, от смущения снова сбившись на «вы», – я не хотел.
– Да ладно, ничего страшного. – Смей махнула мокрым блокнотом. – Немного посушу – и будет как новенький… но паста, наверное, растеклась. Хотя все равно не страшно. И мы же договаривались про «ты», помнишь?
Кирилл кивнул, все ещё не поднимая глаз.
– По воду пришел?
Он оглянулся на стоящие рядом ведра и ещё раз кивнул.
– Ты язык часом не откусил? – встревожилась Смей.
– Нет, – Кирилл наконец-то поднял взгляд. – Просто мне стыдно. Ещё раз извини.
– Да забей, – улыбнулась она. – С кем не бывает… А я тут, видишь, живность вашу речную высматриваю. Тут, конечно, мало что плавает, но кое-что я все же увидела. Смотри.
Она сунула Кириллу под нос разбухший блокнот – на той странице, где он был открыт, красовались наброски каких-то рыб. Как оказалось, Смеяна неплохо рисовала.
– Так ты биолог?
– Ну, что-то вроде того, – замялась Смей. – Я пишу диссертацию по обитателям рек средних размеров. Микрофлора в сравнительных наблюдениях, как-то так.
– А я теперь знаю, что такое «диссертация», – не удержавшись, похвастался Кирилл, и тут же едва заметно покраснел.
– У родителей спросил?
Кирилл был бесконечно благодарен ей за то, что она не стала ничего добавлять.
– У мамы, – признался он.
– Ну и молодец, если так. Не знать чего-то – не стыдно, стыдно не интересоваться. Да и вообще – есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Кирилл задумчиво нахмурился:
– Да, кстати говоря, я тут вчера долго думал над твоими словами… и, если честно, вопросов у меня только прибавилось.
– Я могу только повторить: спрашивай, – улыбнулась Смей. – Если ты, конечно, не очень сейчас спешишь.
– Ну, родители с сестрой уехали на рынок, так что сколько-то времени у меня есть, – он взъерошил себе волосы. – Наверное.
– Отлично. Насколько я помню, где-то здесь на берегу реки валялась парочка неплохих камней, на которых можно посидеть. Думаю, они не будут возражать, если мы немного попользуемся их гостеприимством.
Камни обнаружились совсем рядом. Сидеть на них и вправду было удобно: нагретые за жаркое утро, камни охотно отдавали тепло, приятно оттеняя тянувшую от воды прохладу.
Устроившись поудобней, Смей обернулась к Кириллу:
– Давай их сюда, свои вопросы.
– Угу, – Кирилл ожесточенно покусал губу. – Не знаю, с чего начать.
– Начни с начала.
– Ты вчера говорила о предназначении. Получается, предназначение есть у всего-всего?
– Получается, да, – осторожно согласилась Смей.
– Тогда каково предназначение этого? – Кирилл махнул рукой, указывая на землю, реку и небо. – Если предназначение есть у всего…
Он не закончил свою мысль, но Смеяна кивнула:
– Понимаю, что ты хочешь сказать. Но у каждого – свое предназначение, и мы не можем его точно знать. Хотя, честно говоря, лично я склоняюсь к мысли, что предназначение у мира в целом, – она повторила его жест, – это просто… быть.
– Просто быть?..
– Да. Кем были бы мы, не окружай нас все это? – Смей покачала головой. – По-моему, это настоящая магия бытия, простая и естественная, как дыхание, и потому великая. Тебе нравится тут сидеть? – внезапно сменила тему она.
– Ну… да. Тут красиво.
– Почему красиво?
Кирилл замолчал, сбитый с толку. Он окинул взглядом блестящую на солнце реку, деревья, сквозь листву которых пробивался солнечный свет, расцвечивая землю разными оттенками зеленого, желтые, крошащиеся камни, на которых они сидели, и неуверенно сказал:
– Ну, потому что тут и река, и деревья, и эти камни… Блин, не знаю, как объяснить.
– Вот видишь, – Смей улыбнулась. – Но ты знаешь, что здесь красиво. Это и есть настоящая, истинная магия.
– Ты веришь в магию? – поколебавшись, спросил Кирилл.
– Если это не магия, то что тогда?
Он затих на несколько минут, затем сказал:
– Этого я тоже не знаю. Но магия… мы же не в Арде.
– Верить или не верить – это каждый решает для себя сам.
Она встала и подняла блокнот, который положила рядом с собой для просушки.
– Мое предложение все ещё остается в силе, – сказала она напоследок. – Заглядывай, когда будет время.
И она ушла, оставив его наедине с рекой, нагретыми камнями и летним сонным покоем.
Зеленый
Дни летели неспешно, будто в замедленной съемке – пятнадцатое августа, семнадцатое, двадцать первое; время то растягивалось до невозможности, то наоборот в считанные секунды умудрялось вместить часы. Кирилл ещё несколько раз заглядывал к Смей, и они говорили обо всем на свете. Каждый раз он уносил от нее груз мыслей и догадок, которые надо было обдумать, и ему это нравилось. Смеяна, как радушная хозяйка, угощала его чаем с вареньем и яблоками, которые подозрительно напоминали злополучные яблоки из сада теть Вари.
– Они оттуда, откуда я думаю? – подозрительно спросил Кирилл в первый раз.
– Понятия не имею, о чем ты думаешь, – Смеяна поднесла чашку ко рту, чтобы скрыть пляшущие в глазах смешинки. Больше они к этой теме не возвращались.
Ещё они часто ходили к реке, и Смеяна показывала ему разные места вроде тех камней, чьим гостеприимством они воспользовались в первый раз. Оказалось, что совсем недалеко от села есть полузатопленные пещеры из песчаника – раньше там шла выработка, но ее давным-давно забросили. Со временем вода вырыла в мягком камне промоины
– Неужели о них никто не знает? – В душе у Кирилла недоверчивость мешалась с восторгом: ещё бы, настоящие пещеры!
– Те, кому надо, знают, – сказала Смей. – Но предпочитают об этом не распространяться: никто не хочет, чтобы сюда набежала куча малышни и, не дай бог, заблудилась или вовсе утонула. Так что имей в виду, я тебе доверяю, раз привела сюда.
– Я никому не расскажу, – поклялся Кирилл. После скептического взгляда Смеяны он добавил: – И сам глупостей не наделаю.
– Ну-ну, – хмыкнула она, но тему развивать не стала.
Они ходили в пещеры всего несколько раз, но этого хватило, чтобы изучить их более чем подробно; Кирилл искренне недоумевал, где там можно было бы потеряться. И чем меньше дней оставалось до конца августа, тем чаще Смеяна наведывалась туда, так что, не застав ее дома, он предположил, что она снова ушла в пещеры.
Едва только добравшись до места, он понял, что был прав: у входа, на большем рыжем камне, стояли туфли Смей – так как пещеры были местами затоплены, лучше всего там было бродить без обуви и хорошенько закатав брюки. Оставив свои ботинки рядом, он бесстрашно отправился на поиски.
Всего пещер было четыре: три мелких и одна большая, затопленная почти на половину – внутри ее было едва ли не настоящее озеро, правда, слишком холодное, чтобы в нем купаться. Не обнаружив Смеяну в маленьких пещерах, Кирилл заключил, что на сей раз она предпочла большую, и тоже отправился туда. Ещё на полдороге он услышал странные звуки – будто кто-то двигает большие камни и с громким плеском спихивает их в воду; невольно заинтересовавшись, он миновал последний поворот, остававшийся к большой пещере, да так и замер с открытым ртом.
Такого он ещё не видел ни разу в жизни. Посреди пещерного озера застыл, распахнув громадные кожистые крылья – не меньше пяти метров каждое, пожалуй, – неведомый зверь. Шея у него была гибкая, как у лебедя, и вытянутая, будто у жирафа, а узкую длинную морду венчала корона из шипов. Тело его было похоже на змеиное, но во много раз массивней, да и в отличие от змеи у него были лапы; свободного пространства между головой зверя и потолком пещеры практически не оставалось. Он был прекрасен какой-то первозданной, завораживающей красотой, и при этом настолько же опасен.
Зверь медленно повернул к нему голову, взглянув узкими белесыми глазами, и зашипел. Кирилл сглотнул; сердце его ушло в пятки.
– О боже… – пробормотал он. – Боже, боже мой…
Не прекращая шипеть, зверь прижал крылья к спине и пригнулся на манер кобры перед броском – он явно не собирался оставлять незваного пришельца просто так.
– Нет! – вдруг отчаянно закричали рядом, и Кирилл узнал голос Смей. – Он друг, Аэлле'сторн, не надо!..
Она вынырнула откуда-то сбоку и, видя, что зверь не реагирует на ее слова, обернулась к Кириллу:
– Не стой, Кир, беги! Беги отсюда!..
Эти слова будто пробудили Кирилла от кошмарного сна; сбросив с себя оцепенение, он повернулся и бросился к выходу из пещеры. В тот же зверь одним стремительным броском оказался там, где секунду назад стоял Кирилл. Услышав скрежет чешуи об камни, он вздрогнул и невольно обернулся, и это было большой ошибкой: пылающие гневом глаза зверя оказались совсем рядом, и до Кирилла донеслось его жаркое, смрадное дыхание. Не в силах отвести от этих белых глаз взгляда, он споткнулся и упал, перекатившись на спину, и заворожено уставился на стремительно приближающегося зверя. Последнее, что он помнил, это отчаянный крик Смей и длинное чешуйчатое тело в нескольких метрах от него, а затем змей обрушился на Кирилла всей своей тяжестью и он провалился во мрак.
Голубой
Он пришел в себя от стука капель об стекло. Больно не было – ну, может, разве что совсем чуть-чуть; судя по всему, он лежал на чем-то мягком, даже уютном. Тьма под веками действовала успокаивающе, и открывать глаза не хотелось ну совершенно; мерный перестук капель умиротворял.
Кирилл понятия не имел, сколько времени пролежал вот так, но из этого блаженного отупения его вывело прикосновение чего-то холодного и мокрого к лицу. Он глухо застонал и попытался отстраниться.
– Тише, тише, – успокаивающе сказал рядом знакомый голос. – Все хорошо… Ты в безопасности.
– Смей? – пробормотал он. – Смей, это правда ты?
Или ему показалось, что пробормотал – то, что вырвалось наружу, мало походило на слова, скорей уж на бессмысленное мычание. Он пытался снова и снова, до тех пор, пока не услышал ответ:
– Я здесь, Кир. Я здесь.
Холодное и мокрое внезапно исчезло с его лба, и Кирилл задним числом понял, что Смеяна влажным полотенцем отирала ему лицо. Почему-то без этого сразу стало жарко. Он попытался открыть глаза, и, как ни странно, у него все получилось.
Смеяна склонилась над ним, бледная и заплаканная; увидев, что он открыл глаза, она попыталась улыбнуться.
– Ну вот видишь, все хорошо, я здесь, и ты… – она закусила губу и, судя по всему, подавила всхлип. За окном прогремел раскат грома.
– Что это было? – заплетающимся языком спросил Кир. – Там, в пещере?
– Дракон… водный дух, – Смей попыталась улыбнуться снова, на этот раз несколько успешнее, и отвела за ухо выбившуюся прядь. Она боится, с удивлением понял Кирилл. И боится сильно. Почему?.. – Помнишь, я говорила, что пишу диссертацию по обитателям рек? Водные драконы – они ведь тоже речные обитатели, самые главные обитатели, я бы сказала. Я потому сюда и приехала, что у вас дракон здесь…
Кирилл попытался осмыслить тот факт, что совсем недавно видел водяного дракона. Получилось не очень хорошо – наверное, из-за того, что голову как будто ватой набили, и мысли в ней ворочались ленивые и вялые, как сонные рыбы.
– Почему он напал на меня? Я… сделал что-то не так?
– Он просто не любит незнакомцев, – Смеяна сморгнула слезы и решительно вытерла их рукавом. – Ох, извини, совсем я расклеилась, да?.. Меня он немного знал, а ты… Тебе надо было быть осторожней. У нас есть пословица такая – «воды спят, но враг не спит никогда». Что я несу такое… Кир, ты только не бойся, ладно?
Чего я должен бояться, смутно удивился Кирилл. Мне сейчас так хорошо… никогда ещё так хорошо не было.
– Хорошо, – пообещал он. – Я не буду бояться.
Лицо Смеяны сморщилось так, будто она снова собиралась заплакать, но он этого уже не видел – закрыв глаза, Кирилл мгновенно провалился назад в темноту.
В следующий раз он очнулся от нескольких разных голосов; гроза за окном пошла на убыль, во всяком случае, дождь уже не лупил в окно с такой силой, но звуки сквозь дождевую пелену все ещё слышались неясно. Кирилл попытался прислушаться и уловил обрывки разговора:
– Ему нужно полноценное лечение, а не… о чем ты вообще думала, когда… этого ребенка?..
– Тише, Норд, если мы его разбудим… Смеяна, твое вмешательство вызвало такую бурю во временно-пространственном континууме, что… определилась бы уже – или к дракону его таскаешь, или не подвергаешь его жизнь опасности…
– По-твоему, я должна была… и ничего не делать?!..
– Я этого не говорил… но ты нарушила закон.
Что это за закон такой, который нарушила Смей, вяло удивился Кирилл. И я не ребенок, мне вон скоро вообще двенадцать будет… мама говорит, что я уже взрослый…
Он попытался пошевелиться, хотя тело все еще плохо слушалось. Кое-как Кирилл сполз с кровати, но встать не получилось – ноги подкосились и он рухнул, невольно зашипев от боли. Голоса немедленно смолкли. Затем послышались шаги и в дверном проеме появилась Смей; увидев его на полу, она охнула и бросилась к Кириллу.
– Кир, зачем ты… Тебе нельзя ещё вставать, шрамы могут разойтись… ох, я никогда не была особенно сильна в медицине.
Она попыталась уложить его обратно, но он упрямо сопротивлялся. В конце концов они сошлись на компромиссе: Кирилл сел, опершись на спинку кровати, а Смеяна присела рядом.
– С кем ты говорила, Смей? – спросил он, жадно глотая воздух: все же сопротивление далось ему не так легко. – Что это за закон, который ты нарушила?..
Смеяна сгорбилась, бросив взгляд в сторону двери; Кириллу показалось, будто там кто-то стоит, какой-то темный силуэт, но через мгновение он исчез.
– Выходи, Норд, – хмуро сказала Смей, не отводя взгляда от дверного проема. – Он все равно знает, что вы здесь.
В следующий момент тень отделилась от дверного косяка и сделала несколько шагов им навстречу.
– Ты сказала ему? – голос незнакомца был так же холоден, как январский лед. Он был того же роста, что и Смей, но волосы у него были похожи на снег; никого удачней на роль Снежного Короля не нашлось бы во всей вселенной.
– Он услышал нас сам, – устало отозвалась Смей. – Надо было ещё громче кричать…
– А я говорил, – буркнули из-за спины Снежного Короля. – Говорил, что кое-кому стоит быть сдержанней.
– Тебя не спросили, – отрезал Норд. Затем он посмотрел на Смеяну: – Нам придется стереть ему память.
– Что? Нет! – Она вскочила и загородила Кирилла спиной, будто наседка, защищающая цыплят. – Ты не можешь!..
– Не только могу, но и сделаю, – сказал Норд. – Ты знаешь закон. Никто, узнавший о существовании магии, не может унести это знание с собой.
– Но… – Смеяна беспомощно оглянулась на Кирилла, – но он же только ребенок. Вест, скажи ему.
– К сожалению, детка, тут он прав, – вздохнули за спиной у Норда. – Закон есть закон.
В комнату вошел ещё один человек – пониже своего напарника, но шире в плечах и массивней. Он смотрел на Смеяну с сочувствием, но в то же время в его позе читалась непреклонность.
На Кирилла все они не обращали ни малейшего внимания, и он решил, что самое время напомнить им о себе.
– Что происходит? – спросил он.
– Кир, пожалуйста, подожди немного, – в голосе Смеяны слышалось напряжение. – Я все объясню, но позже.
– Лучше бы ты нам объяснила, как во все это вляпалась, – буркнул Вест. – Право же, Смей, я считал тебя куда более благоразумной.
– Вы не можете стереть ему память, – она продолжала говорить, не обращая внимания на его слова. – Даже для взрослых это опасная процедура, а он всего лишь ребенок. Кто ему поверит, в конце-то концов? Вы ничем не рискуете, если оставите ему воспоминания.
Вест покосился на Норда, и тот буркнул:
– Это против правил.
– Но в чем-то она права, – возразил Вест. Он явно колебался.
Увидев это, Смеяна усилила напор:
– Я добровольно пойду с вами и предстану перед судом, откажусь от любых претензий. Только, пожалуйста, не делайте этого.
– Иначе что? – холодно спросил Норд.
– Иначе для начала вам придется перешагнуть через мой труп. – Она вздернула подбородок. Кирилл видел, что ее ногти впились в ладонь до крови.
Норд с Вестом, не сговариваясь, уставились на нее.
– Смей, ты в своем уме? – тихо спросил Вест. – Ты, черт подери, теоретик, а не боевой маг, в то время как мы – Стражи Границы. Ты знаешь, что это значит. Не делай глупостей.
– Пожалуйста, – тихо повторила Смеяна. Казалось, она вот-вот заплачет. – Я прошу вас.
Вест первым отвел глаза. Норд держался дольше, но в конце концов отвернулся и с отвращением махнул рукой:
– Под твою личную ответственность – помимо того, что тебе уже предстоит отвечать за раскрытие магии обычному человеку. Даю тебе десять минут на сборы.
– Спасибо, – сказала Смей. Она выглядела так, будто хотела броситься к нему на шею, но в последний момент сдержала себя. Стражи вышли.
Повисла неуютная тишина, прерываемая только стуком капель дождя об стекло. Наконец Кирилл неуверенно позвал:
– Смей… что происходит? Какой закон ты нарушила и почему мне хотели стереть память?..
Она повернулась к нему, и Кирилл удивился, насколько бледным выглядело ее лицо.
– Там, откуда я родом, существует закон: не открывать обычным людям правду о магии, – тихо объяснила она. – Мы однажды уже пережили времена инквизиции, и никто не хочет повторения.
– Откуда ты родом… Так ты?..
– Нет, я человек. – Она покачала головой. – Просто… не совсем обычный.
Она на мгновение замолчала, глядя в стену, а потом так же тихо продолжила:
– Вы сами изгнали магию из своего мира, Кир, сами отказались от нее. И она ушла вместе со всеми, кто содержал хотя бы часть ее. На самом-то деле мы по-прежнему рядом, но скрыты от ваших глаз надежной завесой… Я случайно провела тебя сквозь нее. Извини.
– Тебе не за что извиняться, – проглотив в горле комок, хрипло сказал Кирилл. – Я рад, что узнал правду.
– Но ты пострадал от нее, – возразила Смей. – Я… я не должна была. Прости.
– Что будет с тобой? – спросил он.
– Ничего хорошего, скорее всего. – Она уставилась на свои руки. – Нарушение Первого закона – это серьезно. Скорее всего, мне запретят появляться в вашем мире, ну и ещё что-то по мелочи, наверное… пользоваться магией, к примеру.
– То есть ты возвращаешься к себе домой?
– Да.
– Мы увидимся ещё когда-нибудь?
Она поколебалась, затем покачала головой:
– Не думаю. Прости меня за все.
Поднявшись, она направилась к двери; Кирилл оцепенело смотрел ей в след. Наконец, очнувшись, он заорал:
– Смей! Подожди, Смей!
Попытавшись встать, он снова свалился с кровати, но это его не остановило – сцепив зубы и хватаясь за стены, он медленно поковылял к дверному проему.
– Ты уверена, что не хочешь больше ничего ему сказать? – сквозь стену до него донесся голос Веста, а может, Норда.
– Уверена. – Голос Смей был едва слышен.
– Как знаешь. Мы позаботимся о том, чтобы никто другой не узнал, что тут случилось.
– Смей! – крикнул Кирилл. – Смей, прошу тебя, подожди! Я все равно найду тебя, я поймаю радугу! Сме-е-ей!..
Когда он, плача, крича и неумело ругаясь, добрался до наружной двери, во дворе уже никого не было. Дождь закончился, и из-за туч показалась луна.
– Смей, – шепотом повторил он. – Я все равно найду тебя.
Небеса молчали, принимая его обещание.
Синий
Он исполнил его десять лет спустя на глазах у сотни очевидцев, но, тем ни менее, никто ничего не видел.
Потом это назовут прискорбной трагедией, преступной халатностью и много как ещё, газеты будут пестреть заголовками «Теракты в метро!», «Трагедия всей нашей страны», «Могут ли власти защитить нас?» и прочими тоннами чуши. В тот же момент никто ничего не понял, и даже если бы понял – вряд ли бы это что-то изменило.
Когда это произошло, он сидел возле последней двери вагона, уткнувшись в учебник истории; только это и спасло его – бомба рванула в другом конце, отбросив его взрывной волной к задней стенке. Острые осколки стекла прошили его руки, ноги, вонзились в живот и оставили кровавое месиво от тела; только лицо, будто в насмешку, осталось целым и невредимым. У него были серые глаза, длинные русые волосы, запачканные кровью и грязью, и тонкие бледные губы, упрямо сжатые, пытающиеся не выпустить наружу не звука. Когда он медленно сполз по стене на искореженный пол, он так ничего и не сказал.
Он был ещё жив, но это было ненадолго.
Среди хаоса, крови, боли и криков людей он спокойно смотрел куда-то мимо них, будто видел что-то скрытое, им недоступное, – возможно, так оно и было.
Никто не заметил, когда она пришла – высокая, худая, с жесткими волосами цвета меди, и в то же время прекрасная, как валькирия. Она подошла к нему и опустилась рядом на корточки; в ее глазах читалось страдание.
– Кир, мальчик мой, – прошептала она. – Что ты с собой сделал.
– Я искал тебя десять лет, – тихо, спокойно ответил он. Затем закрыл глаза. – Я нашел.
С какой-то щемящей нежностью она коснулась его щеки:
– Не этого я хотела, когда рассказывала тебе о радуге.
– Свою радугу я поймал. – В его голосе слышалась непоколебимая уверенность.
Она негромко вздохнула и поднялась на ноги, посмотрев на него сверху вниз. Затем протянула руку:
– На голом полу не так уж тепло, так что вставай. Ну, встаешь?
И он впервые улыбнулся – солнечно, ясно, будто не он истекал кровью и не ему осталось от длинной ленты жизни всего несколько минут. Ухватившись за ее руку, он встал, и им обоим было все равно, что чисто технически такое оставалось невозможным.
– Я отведу тебя домой, – сказала она и покрепче сжала его руку.
Никем не замеченные и не провожаемые взглядами, они ушли в синюю тьму, мгновенно сомкнувшуюся за их спинами.
Фиолетовый
Где-то высоко над городом, во все ещё сизом небе после дождя, медленно вставала радуга.