Типаж: семилетний ребенок с навязчивой идеей
Квест: история о пире во время чумы
Автор: medb.
Бета: нет
Краткое содержание: Не стоит легкомысленно относиться к времени.
читать дальшеПредставление было под угрозой срыва.
- Третий актер на главную роль! Это просто невообразимо! – старый Иоганнес расхаживал из стороны в сторону, сильно прихрамывая и нервно размахивая руками. – Помер третий актер за неделю! И где я теперь достану замену?!
Эльза посторонилась, когда мимо нее пронесли плотно замотанное в ткань тело, и вздохнула.
Ярмарка была в самом разгаре. Они только утром приехали в это поселение, Медный ручей, но местные жители с восторгом выплеснули им навстречу и буквально смели приливной волной. Сейчас вокруг царило настоящее безумие – гул голосов, грохот, звон, треск, свист. Все куда-то спешили, сметая друг друга, у каждого было свое срочное дело. Цирюльники, торговцы, фокусники работали без отдыха, стремясь все успеть к началу представления.
Мимо вихрем промчался мальчишка в ярких лохмотьях, и Эльза снова посторонилась. Фургоны Ярмарки стояли широким полукругом, непривычно праздничные под покровом разноцветных флагов и лент. Неподалеку выкатили огромную бочку с хмелевухой, и мужики с громким хохотом по очереди пытались разбить крышку. Эльза сжала в руках привычное гладкое древко и отвернулась. Для нее тут не было работы, и она ощущала себя неуютно, не у дел.
Иоганнес продолжал нервно расхаживать перед своим фургоном и что-то бормотать себе под нос, когда к нему подскочил один из помощников, раскрасневшийся и взволнованный:
- Хозяин, хозяин! Я видел среди зрителей Могильщика! Того самого!
Старик схватился за голову, отчего клочки седых волос над его ушами встали дыбом, а потом вдруг устремил пронзительный взгляд единственного глаза на Эльзу и ткнул узловатым пальцем:
- На сцену выйдешь ты!
Девушка изумленно приоткрыла рот, но ее опередил резко побледневший помощник:
- Но хозяин, женщины никогда не участвуют в представлении…
- Молчать! – резко оборвал Иоганнес. – Это моя Ярмарка, и мне решать! – он демонстративно одернул рукава своей ярко-красной мантии, символа главы Ярмарки, и продолжил: - Кирка у тебя уже есть, наденешь плащ с капюшоном, пройдешь пару раз во главе процессии и сойдет.
Эльза посмотрела на свое верное орудие и почему-то вдруг расхотела спорить. Да, она никогда не любила быть в центре внимания, не говоря уж о том, что ей не нравились сами представления… однако еще меньше она любила оставаться бесполезной. Где-то в груди тревожным узлом свернулись ожидание и плохое предчувствие.
Шум вокруг на мгновение стих, перекрытый чистым и гулким голосом гонга – сигнал зрителям занимать свои места.
Помощник сипло раскашлялся от потрясения, растеряв все слова. Под его глазами были черно-синие круги.
______________
На площади оказался настоящий старый амфитеатр с каменными ступенями-скамьями. Эльза привыкла к простым временным помостам в других поселениях, но отполированный годами мрамор сцены создавал ощущение торжественности, важности происходящего. Потолок здесь был ниже, и акустика пещеры порождала разноголосое эхо.
Эльза выглянула из-за краешка занавеса и неуютно передернула плечами. Зрителей собралось много. Лицо, густо измазанное белой краской, неприятно чесалось, и, чтобы отвлечься, девушка откинула голову назад и посмотрела вверх.
Густое переплетение световых кристаллов под сводом пещеры щедро проливало вниз бело-голубые лучи. Похоже, на поверхности день был в самом разгаре. Иоганнес как-то попытался объяснить ей, что кристаллы впитывают и отражают частицы солнечного света, просачивающиеся сквозь толщу земли и камня, однако поверить в это казалось невозможно. Кристаллы называли настоящим чудом, и Медный ручей считался богатым и процветающим поселением, потому что в местной породе их было много.
Пронзительно взвыла флейта, мрачно забубнили в тон ей барабаны, и Иоганнес резко скомандовал:
- Пошли!
Эльза пониже надвинула капюшон, вскинула на плечо кирку и, сделав глубокий вдох, шагнула на сцену. За ней неровной цепочкой устремились остальные актеры – размалеванные, взъерошенные, в ярких потрепанных нарядах торговцев, кузнецов, проповедников, лекарей, рудокопов.
- У Черной госпожи, ха-ха! – с неестественно счастливым смехом воскликнул кто-то один.
И все остальные хором подхватили:
Жизнь – беды и труды,
Без продыха бежим!
Но вот вижу я следы
Ног Черной госпожи, ха-ха!
Без продыха бежим!
Но вот вижу я следы
Ног Черной госпожи, ха-ха!
Флейта стенала и выла за кулисами, под потолком металось и билось эхо, и от этой какофонии звуков невольно начинала болеть голова. Эльза, печатая шаг, дошла до края сцены, потом резко развернулась и направилась обратно. Веселая процессия за ее спиной пританцовывала, свистела и продолжала нескладно петь:
Вся жизнь есть ожиданье,
Но целою толпой
Спешим мы на свиданье
С Черной госпожой, ха-ха!
Но целою толпой
Спешим мы на свиданье
С Черной госпожой, ха-ха!
Эльза, пользуясь тем, что никому не было видно под капюшоном ее лица, недовольно поморщилась. У песни была не самая впечатляющая рифма, но мелодия привязывалась и запоминалась надолго. Зрители, все как один с блестящими от хмелевухи глазами, радостно смеялись, хлопали и пытались подпевать, путая слова, отчего эхо голосов сплеталась в плотный неразборчивый комок.
Со сцены все выглядело совсем не так, как привыкла Эльза. Обычно она наблюдала со стороны, не участвуя, не позволяя себе лишних эмоций… Теперь же она прямо перед собой видела множество бледных и раскрасневшихся лиц, и не меньше половины из них несли на себе печать болезни. Круги под глазами, пересохшие и растрескавшиеся губы, впалые щеки. Дети, взрослые, старики.
Эльза едва не сбилась с шага, когда ее взгляд вдруг упал на маленького мальчика лет семи, сидевшего в первых рядах. Ярко-голубые глаза, золотистые волосы – большинство жителей Медного ручья были темноглазыми и темноволосыми. Мальчик с нехарактерной для своего возраста мрачной серьезностью смотрел на сцену и задумчиво хмурился, словно высчитывал в уме сложную математическую задачу.
- Гензель?.. – изумленно выдохнула Эльза.
Но, к счастью, ее голос перекрыли смех и свист поющих, а потом хор с триумфом затянул последний куплет:
Живешь, идешь, бредешь…
Что нужно нам, скажи?
Умрешь – и отдохнешь
У Черной госпожи, ха-ха!
Что нужно нам, скажи?
Умрешь – и отдохнешь
У Черной госпожи, ха-ха!
Флейта выдала особенно пронзительную фальшивую ноту, и актеры с криками попрыгали друг на друга, изображая борьбу и катаясь по сцене. Эльза отошла в сторону, чтобы никого не поранить своей киркой, и снова посмотрела на искривленные смехом лица зрителей.
Она не была суеверна, но внезапно подумала, что роль Черной госпожи – Госпожи Смерти, Госпожи Чумы – вряд ли можно назвать позитивным началом актерской карьеры.
______________
Разумеется, после представления и гости, и хозяева, согласно традиции, собрались на праздничное пиршество – здесь же, в амфитеатре на площади. Прикатили тяжелые бочки с хмелевухой, принесли подносы и каменные блюда с едой – Медный ручей славился своей рыбой, слепой и ядовитой, которую умели правильно готовить только местные повара.
Эльза сидела в стороне от остальных актеров, по-прежнему кутаясь в плащ, и наблюдала за людьми вокруг.
Чума гуляла по пещерам уже два месяца. И везде ее встречали шумным праздником и пиром, который продолжался, пока было, кому праздновать. Никто не мог вычислить точный интервал между эпидемиями, даже с помощью старых хроник и летописей: закономерности не было – чума могла вернуться через десять лет, иногда через семь, а иногда всего через два года. Всякий раз Черная госпожа уводила с собой меньше людей, чем могла – многие больные поправлялись – но ее регулярные визиты мешали росту поселений и освоению новых пещер.
Небольшая группа пирующих справа от Эльзы вдруг взорвалась громким смехом, сквозь который едва пробился тонкий пьяный голос:
- А вот говорят, что когда короли были, тогда Госпожи не было! Это самоуправство наше ее призвало, она сама править нами решила!
Огромный потный кузнец гулко захохотал и махнул рукой на световые кристаллы под сводом пещеры:
- Да про конец света тоже говорят, только свет все что-то не кончается!
- Нет, мир наш провалился под землю, и мы лишились настоящего света! – с упрямством продолжил тот же тонкий голос.
Полусонный тощий торговец вдруг встрепенулся и грохнул по скамье каменной кружкой:
- Нам суждено мучиться за грехи наши сто лет! А потом еще сто лет! А потом те, кто пройдет очищение Госпожой, получат второй шанс!
Его товарищи согласно взвыли и дружно зачерпнули из бочки с хмелевухой.
Эльза устало потерла висок и отвернулась – а в следующее мгновение перед ней мелькнули светлые кудри, что-то в нее врезалось и цепко обхватило за талию.
- Эльза! Это правда ты! – радостно воскликнул звонкий детский голос.
Девушка от неожиданности выронила кирку, со звоном ударившуюся о каменный пол, и с готовностью обняла мальчика в ответ:
- Гензель, как я рада тебя видеть!
Он сильно вытянулся и вырос с тех пор, как Эльза два года назад покинула поселение Серой стены и отправилась странствовать. Серьезный, бледный, в старой, но чистой и тщательно заштопанной одежде, с царапиной на щеке и яркими внимательными глазами.
Эльза старалась ни к кому не привязываться, но Гензель и его тетушка, старая Грета, всегда были особенно добры к ней.
- Что ты здесь делаешь? – удивленно спросила девушка, подняв кирку и отступив на шаг.
Мальчик пожал плечами, а потом вдруг оглянулся по сторонам и заговорщицки сообщил:
- Я ищу Пряничный домик!
Эльза невольно вздрогнула. Неужели до сих пор?.. Гензель все время грезил Пряничным домиком, это была его любимая сказка – он верил, что Домик волшебный, может исполнить все заветные желания, и мечтал его отыскать. Конечно, все дети верили в сказки, но когда сказка превращается в навязчивую идею…
- А где твоя тетя?
Возможно, они просто решили переехать, отправились в более крупное поселение посмотреть на Ярмарку? Грета очень любила племянника и, возможно, решила ему подыграть, сказав, что они отправились на поиски Домика…
Гензель снова пожал плечами и серьезно сообщил:
- Тетушка ушла. Но я знаю, что смогу найти ее в Пряничном домике, так что все будет хорошо!
Эльза застыла, не зная, что сказать.
Чума. Чума пришла два месяца назад. А Гензель, хоть и был умен и развит не по годам, вряд ли мог пока в полной степени осознать значение смерти. А может, соседи, похоронив Грету и не желая расстраивать ребенка, действительно сказали ему, что она просто куда-то ушла…
- Но кто же тогда теперь за тобой присматривает? – наконец тревожно спросила Эльза и нахмурилась. – И как ты тут оказался?
- Признаюсь, этому поспособствовал я, госпожа, - раздался сзади новый голос.
Девушка невольно стиснула в пальцах древко кирки и медленно обернулась.
Да, помощник Иоганнеса упомянул, что видел его в толпе, но Эльза надеялась, что это ошибка. Хотя, наверное, надо уже привыкнуть, что надежда – сама по себе всегда ошибка.
За ее спиной стоял Могильщик. Никто не знал его настоящего имени, но всем было знакомо его растрескавшееся морщинами лицо и плотный черный чехол за спиной, в котором прятались кирка и лопата. Это был невысокий коренастый человек лет сорока, с темными глазами и сединой в черных волосах. Его плечи всегда укутывал тяжелый синий плащ, на поясе был широкий пояс с инструментами и динамитом.
Это ведь нелегкая работа – копать могилы в пещерах.
Эльза пересекалась с ним пару раз раньше и была далеко не в восторге от его обычных мрачных шуточек. Она по картам и летописям изучила переплетение пещер, исходила большинство из них собственными ногами, благодаря чему могла работать проводником, помогая путешествовать фургонам торговцев. И Могильщик был конкурентом – он тоже хорошо знал пещеры, и помимо своей основной работы также часто нанимался проводником.
- Не зови меня так, - с некоторым опозданием отреагировала Эльза.
Могильщик усмехнулся, опираясь плечом на каменный выступ:
- Почему же? По-моему, ты очень уверенно чувствовала себя в этой роли…
- Какое отношение ты имеешь к Гензелю? – резко перебила его девушка.
Мальчик молча подергал ее за рукав и, когда она обернулась, извлек из-за ворота рубахи цепочку, на которой висел небольшой медальон из отполированного зеленого самоцвета, похожего на плоский сахарный леденец.
- Смотри, смотри, это подарила мне тетушка! Она сказала, что этот талисман обязательно приведет меня к Домику! Но я не мог отправиться путешествовать сам, я же ребенок, - рассудительно заметил он, пряча медальон обратно. – Поэтому я попросил господина Могильщика, он как раз гостил в нашем поселении, взять меня с собой. Тетушка оставила достаточно световых кристаллов, так что я смог заплатить.
Эльза яростно повернулась к Могильщику, скрипнула зубами и еще крепче стиснула древко кирки. Он вскинул руки ладонями вверх и поспешно заявил:
- Эй, эй, я не граблю детей, я честно исполняю свою работу! Малец захотел нанять меня проводником, я согласился. Даже моя негативная репутация не спорит с тем, что я всегда держу слово!
Девушка нахмурилась, но опустила кирку.
- Эй, смотрите, они будут сейчас запускать воздушных змеев! – вдруг воскликнул Гензель и поспешил к сцене, ловко просачиваясь сквозь хмельную толпу.
Эльза проводила его взглядом, демонстративно игнорируя Могильщика. Тот не смутился, пробормотал что-то вроде:
- О, похоже, мне нашлась работенка, - и устремился куда-то вправо, к выходу из амфитеатра.
Эльза против воли посмотрела в ту сторону – несколько человек ворочали на скамье обрюзгшее тело местного старосты, пытаясь тайком закутать его в скатерть. Один из них утер со лба пот и досадливо проворчал:
- Вот ведь, не мог подождать еще пару часов до конца пира, старый хрыч…
Девушка отвернулась. Над сценой действительно медленно поднимались в воздух разноцветные бумажные рыбы и жабы, изумленно таращившие большие нарисованные глаза.
Все вокруг казалось странным, безумным, нелогичным, и Эльза невольно старалась воспринимать происходящее отстраненно, словно на самом деле оно не имело к ней никакого отношения, словно она находилась не здесь. Это была первая чума на ее памяти.
______________
Утром Ярмарка двинулась в путь, к следующему поселению. Эльза помогала другим женщинам собирать последние вещи, когда случайно услышала разговор двух парней, на вид ее ровесников, отмывавших стену фургона. Девушка не была уверена, но, кажется, они считались личными учениками Иоганнеса – старик не только руководил всей Ярмаркой, но и был ювелирных дел мастером.
- Слышь, а чего этот жуткий Могильщик с нами едет? – громким шепотом спросил один. – Говорят, он проклятый и бессмертный, с ним лучше не водиться! А мастер его сам пригласил!
Второй парень поморщился и потер виски – очевидно, сказывалась выпитая накануне хмелевуха.
- Да много чего болтают! – пробурчал он. – Ведь болезнь, она как действует? Госпожа выдыхает на нас своих духов, к кому дух пристанет – тот и заболеет. Так что от другого больного можно и не заразиться… А вот когда труп, то дух одно тело уже сожрал, и теперь себе другую жертву ищет, так что будешь этот труп хоронить – и болезнь на тебя перепрыгнет! А Могильщик, он всякие обряды знает, как духа успокоить и заставить в камень уйти, и не цепляется к нему зараза!
Его собеседник с испуганным видом сглотнул:
- Ага, вот оно как… А мальчонка?
- Да сын его наверняка! Кто еще иначе будет с таким путешествовать? Тоже будущий могильщик! – парень почти выплюнул последнее слово, со страхом и презрением, и продолжил скрести щеткой стенку фургона.
Эльза недовольно поджала губы. Подслушанная новость ей совсем не понравилась – в висящее над Могильщиком загадочное проклятье она не верила, но особого восторга от его компании не испытывала.
Наконец цепочка фургонов вытянулась на дороге, и поселение Медный ручей осталось позади.
Эльза сидела на козлах и следила за рычагом. Фургоны двигались сами по себе, благодаря энергии световых кристаллов, и механизм их работы завораживал девушку. Одно время она пыталась разобраться, как устроен мотор, но ей не хватало фактических знаний, поэтому в итоге она просто научилась управлять фургоном. Максимальная скорость движения была чуть быстрее идущего человека, но так было гораздо удобней перевозить тяжелые грузы, чем, например, на тележках, которые тянули подземные рогачи – их разводили не только на мясо, но и для полевых работ, особенно в северном секторе пещер.
В этих краях было непривычно много деревьев, целые рощи вдоль дороги. В старых книгах говорилось, что леса на поверхности так огромны, что их нельзя охватить взглядом, и каждое дерево может быть в десять человеческих ростов, а листва их сочная и зеленая. Пещерные деревья были совсем другие: коренастые, узловатые, с бледными белесыми листьями и слабыми стволами – передаваемые световыми кристаллами солнечные лучи дарили растениям возможность жить, но не процветать.
Эльза вздохнула, сама не зная, почему, зафиксировала рычаг – дорога была ровная, так что необязательно следить за маршрутом фургона неотрывно – и извлекла из-за пазухи инструменты и заготовку. Ее завораживали истории о мире на поверхности, прежде всего старые иллюстрированные бестиарии, рассказывавшие о растениях и животных. Когда выдавалось свободное время, Эльза любила вырезать и вытачивать из мягкого известняка разные фигурки, которые потом раздаривала детям в разных поселениях. Ее последней неоконченной работой был волк – тоже сказочное животное с поверхности; книги утверждали, что он похож на собаку, только дикую; собаки были одними из немногих животных, которых люди забрали с собой в подземелья.
Эльза примерилась напильником и принялась осторожно вытачивать хвост, как вдруг справа от нее раздался хрипловатый голос:
- Я присоединюсь? А то ноги что-то устали…
И, не дожидаясь ответа, Могильщик, который до этого шел пешком, вдруг запрыгнул на козлы рядом с Эльзой.
Девушка вздрогнула, поспешно спрятала инструменты и фигурку за пазуху и раздраженно бросила:
- Почему ты пристаешь именно ко мне? Всякий раз, когда наши пути случайно пересекутся!
Могильщик устремил на нее насмешливый и одновременно серьезный взгляд, потер пальцем аккуратную узкую полосу бороды, словно начерченной углем, и небрежно пожал плечами:
- Я так знаменит, что все встречные меня суеверно боятся и избегают, не с кем поговорить. А ты и малец – вы не боитесь.
Он кивнул вперед, на Гензеля, который бодро шагал вдоль обочины, время от времени наклоняясь и собирая мелкие черные камешки.
Эльза окинула взглядом худую мальчишескую фигурку и решила, что даже из вынужденного соседства с Могильщиком можно извлечь пользу: девушка надеялась уговорить Гензеля отказаться от ненадежного проводника и остаться с Ярмаркой.
- Это не значит, что я хочу с тобой говорить, - буркнула Эльза, глядя прямо перед собой, и, противореча собственным словам, требовательно спросила: - Почему ты сопровождаешь Гензеля? Неужели действительно думаешь, что вы можете отыскать Домик из детской сказки?
Могильщик коротко хохотнул и покачал головой:
- Все дороги однажды куда-нибудь приводят, как писал лет сто назад ученый книжник Люце. Я свободный человек, не связанный домом и семьей, странствую в поисках работы, которая мне всегда найдется. Малец хочет идти за мной следом – я не против, с компанией дорога кажется не такой унылой. А что уж он там ищет, сказку, потерянный клад или сбежавшую тетушку, меня не волнует.
Откуда-то сзади ветер донес перебор струн лютни и тоскливый голос, певший про черную бархатную ленту. Процессия фургонов миновала узкий сырой туннель и выехала в следующую пещеру, под сводом которой было гораздо меньше световых кристаллов, и среди усеявших пол каменных глыб таился полумрак, в котором, в свою очередь, вполне мог таиться кто-то еще. Эльза ненадолго отвлеклась от разговора, настороженно оглядываясь по сторонам, обратила внимание, что Гензель устал идти пешком и забрался в фургон, после чего перевела недовольный взгляд на Могильщика.
- Раз ты не против компании, не обязательно было забирать у ребенка его сбережения.
- Эй, я же не проповедник, да и те даром давно не работают! – воскликнул он, криво ухмыльнувшись. – К тому же, вдруг этот Домик правда существует! Говорят, его могли построить первые переселенцы, а значит, там вполне могут оказаться какие-то чудеса с поверхности…
- Не вздумай издеваться над детской мечтой! – раздраженно прошипела Эльза, резко дернула рычаг, чтобы поймать колесом ямку, и удовлетворенно хмыкнула, когда Могильщик от неожиданности клацнул зубами и наверняка прикусил язык.
А в следующее мгновение слева в щели между скал что-то хлюпнуло, шлепнуло, и такой звук в секторе необитаемых полузатопленных пещер никогда не предвещал ничего хорошего, а опыт подсказывал, что уж плохим предчувствиям всегда можно доверяться без сомнений…
И из теней выпрыгнула темная фигура размером с тяглового рогача. Она взвилась высоко в воздух с неправдоподобной легкостью, перекувырнулась и приземлилась на стену соседнего фургона, тот вильнул и врезался в торчавшую у обочины скалу. Пронзительный верещащий вопль эхом заметался где-то под сводом пещеры, и в ту же секунду на него откликнулись другие, порождая такую какофонию звуков, что уши пронзило болью. Не отвлекаясь на лишние мысли, Эльза скинула плащ и спрыгнула на землю, сдернула со стены своего фургона двухколесник – портативный транспорт на одного человека, тоже работавший на световых кристаллах – крепко стиснула в руке кирку и устремилась на врага.
- ЖАБЫ!!! – пронесся по процессии тревожный крик.
Неужели они действительно умудрились набрести на гнездо этих тварей?! Жабы, трусливые хладнокровные хищницы, всегда выжидали в тенях и нападали целой стаей, разрушая технику и травмируя людей. Они были ловкие, быстрые и упрямые.
Эльза вонзила кирку в бок крупной землисто-коричневой жабы, и та противно взвыла, потрясая спутанной бородой. Круглый желтый глаз остановился на девушке, и ловкие лапы с липкими присосками замахнулись на нее, пытаясь схватить и раздавить. Но Эльза ловко отъехала в сторону и, исхитрившись, врезала твари по затылку, после чего, не оглядываясь, устремилась к другой жабе, пытавшейся выковырять из фургона испуганных женщин. Жаба заверещала и метко плюнула ядовитой слюной, Эльза едва успела увернуться в последний момент.
Кругом были шум, гам, влажный клекот и визг, полные панического ужаса крики, беготня и беспорядок. Мужчины, опомнившись, тоже встали на защиту фургонов, и Эльза краем глаза заметила, как Могильщик с раздраженным видом ловко вертит лопатой, не подпуская к себе седобородую матерую жабу.
Сражение словно растянулось в бесконечности, и Эльза, поглощенная схваткой с очередной тварью, все же поймала отстраненную мысль, что похожа сейчас, на своем мобильном скоростном двухколеснике, на отважных рыцарей из старых книг, тех, что ездили на вымерших животных лошадях… Казалось, что не будет конца этой вспышке безумия, этой битве за жизнь, но в действительности вряд ли прошло больше пяти минут, прежде чем Могильщик сразил седобородого атамана, и оставшиеся в живых жабы с яростными воплями скрылись обратно в тенях.
Эльза остановила двухколесник, вскинула испачканную зеленой слизью кирку на плечо и утерла ладонью лоб – коса растрепалась, и волосы налипли на вспотевшее лицо. Дыхание рвалось из груди с хрипом, но она не испытала ни капли страха, хотя опасность была вполне реальной.
В обязанности проводника входил не только выбор маршрута, но и защита клиента от диких животных, а во времена спада эпидемий – и от мародеров.
Люди постепенно успокаивались, подсчитывая потери и встревоженно обсуждая произошедшее. Могильщик подошел к Эльзе, тщательно протер лезвие лопаты тряпицей и хмыкнул:
- К вопросу о детских сказках – говорят, если поцеловать жабу, она может превратиться в прекрасного принца.
Девушка раздраженно фыркнула, взволнованно следя за Гензелем, который помогал разносить противоядие раненым.
- Боюсь предположить, в кого превратишься ты, если поцеловать тебя!
Могильщик в ответ только сухо хохотнул.
______________
Эльза не была уверена, целовала ли она кого-либо в своей жизни.
______________
На ночлег Ярмарка остановилась на большом хуторе, раскинувшемся ровно посередине пути между двумя далеко отстоявшими друг от друга поселениями. Когда-то хутор был многолюден и богат, но последние две эпидемии унесли почти все семейство, остались только ветхая старушка и две ее правнучки. Старушка, не растеряв бодрости и не желая впадать в отчаяние, превратила хутор в постоялый двор для путников, а из всего хозяйства использовала только водяную мельницу, на которой трудились наемные работники. За хутором широко раскинулось заброшенное поле, серое в тусклом вечернем свете кристаллов: раньше на нем росла пшеница, теперь ее сменили ползучка, липкая болотянка и могучий кровенос, который целители использовали для изготовления противоядий.
Этот запустелый пейзаж вызвал у Эльзы усталую тоску, и она поспешила скрыться на постоялом дворе, столкнувшись на пороге с Могильщиком. В руке он сжимал флягу с хмелевухой, и хмелевухой разило из его рта – девушка поспешно отскочила и поморщилась от отвращения. Он словно не заметил и ткнул пальцем в мельницу на другом конце хутора:
- Видишь? Чинят! Пользоваться ей считай некому, а все равно чинят… Простая человеческая жизнь продолжается даже во время всемирных напастей и войн, как писал один ученый-историк, Арист О, что ли, его звали… Чему нас точно научила Госпожа – так это жить одним днем, - он покачал головой и развязно подмигнул. – Пойду строить каменный дом очередным мертвякам, хей-хо!
Эльза усилием воли подавила раздражение и шагнула в большой зал. Старушка-хозяйка накрывала на стол для Иоганнеса и его ближайших помощников, радостно сплетничая о новостях, самой новой из которых была минимум пара лет:
- А в южном секторе что делается-то, река поднялась и стену сломала, а там руины старых поселений нашли, даже я еще не родилась в те времена, когда там все померли, да-да! А у старосты поселения Светоносный рудник, ну да вы знаете его, оно ж самое большое и богатое в наших краях, там жила золотых светоносных кристаллов еще не иссякла, так вот, у старосты три года назад дочка-то пропала, сгинула где-то, а он все ее ищет, до сих пор отряды на поиски посылает и награду сулит… А в восточном секторе, вот, дура старая, забыла, как поселение зовется-то, там, говорят, настоящего тайгера видели, самого взаправдашнего, как в сказках про подсолнечный мир…
Эльза покачала головой и решительно направилась в купальные помещения, в которых прямо из каменного пола бил горячий источник – хутора обязательно строили только в тех местах, где были такие источники. Нестерпимо хотелось смыть с себя вонючую жабью слизь.
После купания девушка вернулась в большой зал, где раздобыла немного еды и устроилась за самым дальним столом, в надежде на одиночество – однако уже через пару минут к ней присоединились сонный Гензель и окончательно захмелевший Могильщик.
Мальчик какое-то время молча гонял по тарелке зеленые ростки мясоянки, получившей такое название за близкий к мясу вкус, потом вдруг вскинул голову, пару раз моргнул и серьезно попросил:
- Эльза, расскажи мне сказку. Про Пряничный домик.
Девушка отложила вилку и невольно вздохнула:
- Ты же сам уже можешь ее рассказать лучше любого взрослого, твоя тетя постоянно ее тебе рассказывала…
Гензель продолжил смотреть на нее так же серьезно и внимательно. И Эльза сдалась:
- Но хорошо, только я плохо рассказываю! В общем, жили в одной пещере маленькие брат и сестра, и никого у них не было, потому что всю их родню унесла чума, осталась одна только тетка. Тетка эта была злая и племянников не любила, хотела, чтобы весь дом и наследство принадлежали ей, поэтому однажды завела детей в сталактитовый лес и бросила там. Но брат был умным мальчиком и знал о злых помыслах тетки, поэтому заранее набрал черных камешков и разбросал по дороге. По этим камешкам дети отправились домой, но, когда они прошли еще только полпути, сестра заплакала и сказала, что хочет есть. И в то же мгновение до них донесся чудесный сладкий запах свежей выпечки. Дети поспешили вслед за своими носами – разумеется, умный брат не забыл разбросать по дороге еще камешков – и увидели волшебный домик, сложенный из самых настоящих пряников, витражи в окнах были из сахарных леденцов, а крыша покрыта белой глазурью. Над крыльцом была красивая надпись: «Исполнится желание всяк сюда входящего». Но дети не решились зайти внутрь, только съели одно перило у крыльца и обкусали самое маленькое окошко, отломили еще пряников в дорогу и вернулись домой, к удивлению и неудовольствию тетки. Но через какое-то время тетка опять завела детей в лес, и умный брат снова не забыл про свои спасительные камушки. Однако дети не хотели больше возвращаться к злой тетке, они грезили волшебным Пряничным домиком и решили его отыскать. Долго блуждали они по сырому и мрачному лабиринту сталактитового леса, и наконец – о чудо! – вновь увидели перед собой Домик и зашли в него. Изнутри он оказался еще чудесней, яркий, сладкий и вкусный. «Как я мечтаю оказаться в другом месте, где люди добрые и всегда много сладостей!» - воскликнула сестра. Но дети не знали, что в Домике жила Черная Госпожа, ведьма, которая в качестве проклятья наслала на людей чуму. И вечером она вернулась в свой волшебный Домик – целыми днями она искала дерзких наглецов, посмевших испортить ее крыльцо. Дети испугались и спрятались в пряничную печь, задвинув за собой марципановую заслонку. Госпожа вошла в дом, огляделась, сняла заслонку с печи – и там никого не было. А злая тетка через неделю умерла от чумы.
Эльза неуклюже закончила свой укороченный пересказ и глотнула воды, почему-то чувствуя себя неловко и неуютно.
- Надо же, мне прям сладкого захотелось, - пробормотал себе под нос Могильщик, задумчиво плеская остатками хмелевухи во фляге.
Гензель, низко опустив голову, выкладывал на столе узоры из маленьких черных камешков, которые насобирал днем. Эльза отставила стакан и со вздохом призналась:
- Не понимаю, почему тебе так нравится эта страшная сказка с плохим концом…
- Неправда! – протестующе воскликнул мальчик, сверкнув яркими, не знающими сомнений глазами. – Волшебство отправило брата и сестру туда, где они хотели оказаться! Туда, где люди добрые и много сладостей!
Девушка растерялась от такого напора, не зная, что ответить. Могильщик хмыкнул, отодвигая тарелку, к содержимому которой так и не притронулся:
- В моем родном поселении про чуму рассказывали другую сказку. Черная госпожа спрятала глубоко в шахтах свою волшебную шкатулку с секретами, но жадные рудокопы однажды случайно докопались до нее и из любопытства открыли. Тогда из шкатулки вырвались и разлетелись по пещерам самые разные болезни, среди них и чума. Госпожа поспешила вернуться за своей шкатулкой и забрала ее, но к тому времени в ней осталось только исцеление от всех болезней. И Госпожа отнесла эту шкатулку с исцелением в Пряничный домик и спрятала там. Я слышал, некоторые герои до сих пор отправляются в походы, чтобы эту шкатулку отыскать, - он хмыкнул и поскреб бороду. – Хотя логичней кажется версия из исторических хроник, согласно которой на внешний мир напала чума, и люди, в надежде скрыться от нее, переселились в пещеры и со временем забыли путь наверх. Ха, вот так вопрос – кто же построил Домик, если он все-таки существует: люди с поверхности или Черная госпожа?
Эльза прищурилась, искоса взглянув на него, но заметила только:
- В сказках мало логики.
Могильщик был явно пьян, но, как ни странно, голос его оставался четким, а все предложения – последовательными и разумными.
Гензель словно не слышал их разговора, продолжая играть с камушками. Эльза на мгновение закусила губу – а потом решительно сунула руку за пазуху и достала фигурку волка, которую успела закончить за остаток дороги.
- Держи. Будет тебе еще один талисман, от меня.
- Спасибо, - серьезно поблагодарил Гензель, осторожно сжав в пальцах желтоватую известняковую фигурку, склонил голову набок в задумчивости и неожиданно продолжил: - У меня была двоюродная сестренка. Мы обещали друг другу, что поженимся, если вырастем. Она любила такие фигурки, ей бы понравилось.
Эльза невольно стиснула зубы. В тепле, за ужином, перед сном легко было на мгновение забыть о том, что их мир темным покрывалом накрыла эпидемия – но одно короткое «если» вместо «когда»… Хотя вряд ли бы семья дозволила такую свадьбу, слишком близкое родство.
- Я уверена, ваша тетя… - начала девушка, не зная, как продолжить, не уверенная даже, может, для сестренки Гензеля Грета была мамой, а не тетей.
Но мальчик покачал головой, не отрывая взгляда от игрушечного волка на своей ладони, и спокойно признался:
- Она мне не настоящая тетя, но она заботилась обо мне.
Эльза удивленно нахмурилась. Странно, Гензель и Грета были удивительно похожи внешне, оба светлоглазые, золотоволосые, круглолицые, у нее и доли сомнения не возникало, что их не связывала общая кровь.
Гензель аккуратно поставил волка в круг из черных камушков и вдруг спросил:
- Эльза, почему ты ушла из поселения? Мне тебя не хватало.
Девушка вздрогнула от неожиданности, бросила быстрый взгляд на Могильщика – но тот прикрыл глаза и, очевидно, задремал, свободно развалившись на стуле.
- Я… хотела найти себя. Понимаешь… - она сглотнула, потянулась к стакану с водой, передумала, выдохнула, сглотнула еще раз и выпалила, боясь передумать: - Я ведь ничего не помню о себе до тех пор, как вы с тетей нашли меня на обочине дороги, я же даже говорить сначала не могла и о мире нашем ничего не знаю. Имя мне придумала твоя тетя, и вы были очень добры ко мне, когда решили взять с собой и помогли найти пристанище в Серой стене… Но… Я даже не знаю, сколько мне лет, - с привычной тоскливой горечью закончила она и все-таки схватила стакан, но пить не стала.
Ее память и ее знания насчитывали всего три года жизни. И Эльза понятия не имела, где искать остальные.
Гензель посмотрел на нее внимательно и очень серьезно, так, как всегда смотрел на вещи и людей вокруг, и уверенно сказал:
- Ты молодая и красивая.
Она невольно рассмеялась, с удивлением почувствовав, как прояснилось и полегчало на душе, и пожала плечами:
- Спасибо. Но, в любом случае, я отправилась странствовать в надежде найти свою родню и знакомые места. Пока мне не повезло, но я не собираюсь сдаваться.
- Это разумный подход, - неожиданно произнес Могильщик, не открывая глаз. – Я пережил девять эпидемий. Это юбилейная, десятая. Но сдаваться тоже пока не собираюсь. Кстати, имени своего настоящего у меня тоже нет – честно говоря, я его просто-напросто забыл за столько лет, в течение которых меня звали по профессии.
Эльза вздрогнула всем телом, со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы и почувствовала, как по шее поднимается жар смущения. Проклятье, он не спал и все слышал!..
Гензель перевел свой недетский серьезный взгляд на Могильщика и спросил:
- Как тебе удалось не заразиться за все это время?
Вообще-то, очень логичный вопрос. Эльза тоже посмотрела на Могильщика, отчаянно сражаясь с остатками неловкого смущения.
Тот дернул плечом, скривил губы, отчего морщины на его щеках стали еще глубже, и наконец неохотно признался:
- У меня иммунитет. Не знаю уж, почему и откуда, но после второй эпидемии я единственный выжил в своем поселении, похоронил всех, а потом взял лопату и кирку и отправился искать работу.
Он открыл глаза и перевел задумчивый, отсутствующий взгляд на большой стол в центре зала, за которым продолжал шумно пировать Иоганнес в компании с ближайшими помощниками, учениками и старушкой-хозяйкой. От вида многочисленной разнообразной еды Эльзе почему-то стало дурно.
- От эпидемии в замкнутом пространстве пещер некуда бежать, - непривычно мягким голосом продолжил Могильщик. – И большинство надеется успеть взять от жизни все. Именно отсюда идет традиция постоянно праздновать, растрачивая во время чумы все накопленные запасы… а потом из-за этого отсутствия рациональной мысли, способной заглянуть в будущее, многие погибают, уже когда эпидемия миновала, потому что не остается еды. Жить каждый день, как последний. Праздновать, пока есть возможность, - он покачал головой и вновь прикрыл глаза. – Книги говорят, что на поверхности чума была страшным заразным поветрием, уносившим за месяц целые города. Наша чума другая, более неторопливая, более избирательная, требующая меньше жертв… Но нам достаточно и этого. Мы слишком легко относимся к жизням, особенно к чужим. Это не я говорю, кто-то из философов говорил, не помню, кто.
Эльза с невольным изумлением разглядывала грубое лицо Могильщика. Безусловно, он пьяница и циник, но, возможно, она все же относилась к нему предвзято.
В следующее мгновение Могильщик вдруг выпрямился, запрокинул голову и вылил себе в рот последние остатки хмелевухи из фляги.
- Люди одиноки. А я пьян, - подытожил он, неуклюже поднялся, и, покачиваясь, направился к выходу.
Гензель, оказывается, успел за это время построить для волка дом-пирамиду из черных камушков.
- Не волнуйся, твоя память обязательно вернется, - вдруг заявил он и с азартным блеском в глазах продолжил: - Может, ты самая настоящая принцесса из сказки! Хотя нет, короли и принцессы были только на поверхности… Тогда – ты отправилась в священный поход, чтобы найти исцеление от чумы, и даже нашла его, но тебе помешали и лишили памяти, чтобы ты его забыла! Или… не знаю… Давай я завтра еще что-нибудь придумаю, а ты потом выберешь, что тебе понравится, хорошо?
Эльза не знала, что можно на это ответить. Поэтому просто рассмеялась, негромко и не очень весело.
______________
Через два дня Ярмарка добралась до очередного крупного поселения, Синей жилы – только для того, чтобы обнаружить: выживших там не осталось. Даже сторожевые собаки перемерли вместе со своими хозяева, и единственной живой душой оказался долговязый старик в серой рясе проповедника, неподвижно стоявший возле ворот вымершего поселения. Он дождался, пока большинство людей высыпет из фургонов, перешептываясь и с любопытством заглядывая за ограду, дождался, пока к нему, хромая и подволакивая ногу, приблизится Иоганнес, ядовито-яркий в своей красной предводительской мантии, но, прежде чем ему успели задать какой-либо вопрос, неподвижный проповедник открыл рот и низким, гулким голосом пророкотал:
- Свет уже закончился один раз, когда мы лишились мира на поверхности. Скоро, скоро свет закончится снова, и не спасут вас ваши грязно-предательские световые кристаллы. Гнусная болезнь, что вы зовете Госпожой, низко и трусливо поклоняясь ей, противна самому естеству и воле Создателя, и ужас этого греха падет на ваши плечи, не дав подняться к небу и перенестись после смерти в лучший мир. Все вы прокляты и нет вам спасения!
Услужливое эхо подхватило тяжелые слова и вознесло к своду пещеры. Эльза невольно поежилась, крепче стискивая древко кирки и ища взглядом Гензеля.
Однако старый Иоганнес не дрогнул. Широко развел руки, словно предлагая собеседнику объятия, и мягко заметил:
- Люди с большей охотой готовы дать тебе кусок хлеба, когда приносишь им добрые вести, чем когда пугаешь их неотвратимой карой.
И Эльза невольно вспомнила, что сам Иоганнес когда-то тоже был проповедником, но потом отошел к мирским страстям и со временем сумел благодаря чуме нажить целое состояние, с величием которого могло поспорить только богатство старосты поселения Светоносный рудник.
Старик в серой рясе пристально посмотрел на главу Ярмарки, сплюнул ему под ноги – брызги слюны повисли на неопрятной бороде проповедника – и деревянной неживой походкой зашагал по дороге прочь, в том направлении, откуда приехали фургоны. Люди расступались перед ним, как вода.
Иоганнес, ни капли не смущенный сценой с проповедником, объявил временный привал, на ночлег было решено остановиться на хуторе неподалеку. Эльза помогала другим женщинам доставать свертки с едой, хотя саму ее почти нестерпимо мутило от разлитого в воздухе запаха мертвой плоти, и все мысли о трапезе она решительно гнала прочь, когда ее внимание вдруг привлек громкий спор.
Иоганнес и его помощники пытались в чем-то убедить Могильщика, но тот молча качал головой. Гензель стоял рядом, крепко держа его за руку и ковыряя носком ботинка камень дороги. Эльза настороженно приблизилась.
- Как вы можете, у нас же был уговор! – причитал один из помощников, нервно заламывая бледные руки. Не тот, который протестовал против участия Эльзы в представлении – тот умер еще до отъезда из Медного ручья, его похоронили вместе с третьим актером на главную роль.
Могильщик вновь покачал головой, но на сей раз ответил:
- Вы пока ничего мне не заплатили, несмотря на уговор, так что я волен, как слепой угорь в темной расщелине.
Иоганнес хмыкнул и недобро усмехнулся, щуря единственный зрячий глаз, бледный, но пронзительно-цепкий:
- Неужели ты думаешь, друг мой, что тут тебе есть, кому заплатить? Или ты надеешься разжиться чем-то среди скарба мертвецов?
Могильщик поправил за спиной чехол и слегка поклонился.
- Честь заниматься мародерством полностью уступаю вам, - с этими словами он крепче стиснул маленькую ладошку Гензеля и уверенно направился к полураскрытым воротам поселения.
Эльза резко отвернулась и пошла искать свою флягу с водой, уже перестав надеяться, что удастся победить тошноту.
Она нашла Могильщика и Гензеля у ближайшей стены пещеры, через двадцать минут, пока все остальные были заняты трапезой. Могильщик тщательно простукивал стену киркой и раскладывал маленькие динамитные шашки, готовя будущие похоронные камеры.
- Что ты собираешься делать? – спросила Эльза, хотя ответ был очевиден.
Могильщик жестом велел ей отойти подальше, оглядел результаты своей предварительной работы и осторожно поджег общий фитиль.
- Собираюсь погрести всех этих, - наконец ответил он, кивнув в сторону вымершего поселения, - со всеми обрядами, как полагается. Не впервой уже – вряд ли такой неблагодарной работенкой займется кто-то, кроме меня, - он усмехнулся, и в следующее мгновение прогремел взрыв, породивший гулкий грохот рушащихся камней.
Эльза поморщилась и прочистила заложенные уши, глядя на скалу, похожую теперь на израненный бок какого-то огромного зверя.
- А потом мы с мальцом пойдем на север к Белой длани, а ваш с Ярмаркой путь лежит на восток, к Опаловым шахтам, так что тут наши пути расходятся, - неожиданно продолжил Могильщик, отряхивая ладони.
Девушка вздрогнула и перевела быстрый взгляд на Гензеля, внимательно наблюдавшего за работой своего проводника. Мальчик с готовностью улыбнулся, извлек из-за пазухи уже знакомый медальон-леденец и сообщил:
- Талисман указывает путь к Домику! Я его кладу на ладонь, вот так, а потом кружусь на месте, - он продемонстрировал, - и он становится теплым, когда указывает в ту сторону, куда мне нужно идти!
Эльза многое могла бы на это ответить, многое возразить. Но промолчала, только сглотнула комок тошноты в горле и отрывисто кивнула.
Дети имеют право верить в чудеса.
Могильщик вдруг сильно хлопнул ее по плечу, так, что она вздрогнула всем телом и едва подавила рефлекс ударить в ответ, и негромко произнес, почти шепнул ей на ухо, следя за тем, как Гензель принялся что-то выискивать во взорванной породе:
- Когда я был юн и глуп, то мечтал, что смогу однажды привести наш мир к чему-то лучшему и светлому. От этих радужных иллюзий я избавился давно – но, может, хотя бы смогу помочь мальцу.
Эльза увлажнила рот горькой слюной и снова молча кивнула.
Она совсем не была уверена, можно ли доверять такому человеку, как Могильщик, но с удивлением (правда, несильным) вдруг поняла, что хочет ему верить.
Наверное, именно поэтому она так и не произнесла ни слова, развернулась, кутаясь в плащ – внезапно почему-то стало зябко – и решительно зашагала к Ярмарке.
- Эй! Не забывай одну вещь, - окликнул ее Могильщик, и серьезно, неужели этот болтливый тип никогда не затыкается?
Эльза оглянулась через плечо.
Гензель с улыбкой махал ей рукой, а Могильщик вскинул кирку на плечо и изрек очередную мудрую мысль, тоже наверняка позаимствованную у какого-то забытого книжного философа:
- Это наша жизнь, и мы ее живем.
Эльза больше не оглядывалась, тщетно пытаясь убедить свое обоняние, что оно не ощущает тошнотворно сладкого запаха гниения.
На окружающий мир проще было смотреть со стороны.
______________
Жизненные пути людей пересекаются хаотично и случайно, и ничто не гарантирует повторной встречи.
Г.Г. Люце
______________
Эльза не была уверена, сколько точно прошло времени. Монотонные однообразные дни неразрывно переходили один в другой, сменялись только географическое положение и декорации сцены – Эльза по-прежнему исполняла во время представлений роль Черной госпожи, так как Иоганнес решил, что его все вполне устраивает и не имеет смысла тратиться на нового актера.
Миновавшее время было условно – не говоря уж о том, что весьма условно было и само летоисчисление в подземном мире: здесь ведь не было возможности наблюдать за движением солнца, поэтому минуты, часы и сутки определяли с помощью часовых механизмов, технологию создания которых принесли и сохранили первые переселенцы с поверхности, а точно выверенное количество дней складывали в традиционные месяцы, сверяясь со старыми календарями.
Так что – возможно, миновало пять недель, возможно, три месяца, Эльза не считала. Постепенно дела Ярмарки начинали идти все хуже и хуже, люди продолжали умирать, жители беднеющих поселений все с меньшей охотой накрывали праздничные столы, и наконец среди фургонов пополз тревожный и одновременно предвкушающий шепот, что Госпожа вонзила свою кирку в грудь самого старого Иоганнеса и вот-вот готовится ее с триумфом провернуть, вырывая сердце.
Эльза по обыкновению не обращала на слухи внимания и продолжала выполнять свою работу: прокладывала маршрут, отражала вместе с остальными защитниками нападения диких тварей – один раз даже пришлось сразиться с разбойниками, еще более дикими, чем звери – а также (все реже и реже) принимала участие в преставлениях. Бывали минуты, когда она ощущала себя как в полусне, словно мир вокруг был не до конца реален или она сама была не до конца реальна… Но Эльза упрямо боролась с этим предательским чувством, как боролась и с тошнотой, почти не отпускавшей ее после отъезда из Синей жилы. Впрочем, их дорожные припасы все равно не были богаты витаминами и минералами, так что Эльза ничего не теряла, пропуская трапезы.
Спустя еще несколько недель игнорировать плачевное положение дел Ярмарки стало трудно. Несколько фургонов сломалось и их пришлось бросить: закончился заряд кристаллов, пополнить его не было возможности. Впрочем, людей осталось так мало, что некому было следить за всеми фургонами и раскладывать на праздниках весь товар. Они объединились с труппой бродячих комедиантов, но людей все равно не хватало. Иоганнес красным призраком хромал среди фургонов, остервенело кашляя кровью в белые платки и жестоко отчитывая всех подряд, доводя до слез не только женщин, но и мужчин.
Наконец однажды утром Эльза поднялась с лежака в фургоне и пошатнулась, ощутив внезапное головокружение и неприятную слабость в костях. Похоже, усталость накопилась за долгие дни и ударила вся разом, словно древком кирки по затылку. Девушка поморщилась, с отвращением покосилась на с вечера оставшуюся нетронутой пшеничную лепешку и пришла к выводу, что пора заканчивать с этой работой. Хватит. Она уже сполна отработала заключенный договор.
Эльза вышла на улицу, полная решимости отыскать Иоганнеса и сообщить ему о своем решении, однако старика нигде не было видно, и никто не знал, где его искать. В какой-то момент она едва не столкнулась с его подмастерьями, но те, как обычно, были настолько поглощены обменом сплетнями, что даже не заметили ее.
- Слышь, а правду говорят, что мастер приказал схватить Могильщика… - начал один из них громким и совсем не скрытным шепотом.
Эльза остановилась и изумленно приподняла одну бровь. Это еще что за ерунда? Могильщик и Гензель должны сейчас быть совсем в другом секторе пещер. Недаром она всегда была верна своему решению не верить слухам, какую только ерунду не услышишь.
Второй отвесил первому душевный подзатыльник и зашипел:
- Тсс, да не болтай ты, какой Могильщик! Сгинул он, своим путем ушел, еще в Синей жиле, ясно?! Да и какая надобность в нем мастеру? Старик, кажись, в похоронную камеру не спешит, нам его туда еще силой упихивать придется!
- Ааа… ага… - туповато закивал первый, потирая пострадавший затылок.
Только отойдя шагов на десять, Эльза вдруг поняла, что подмастерья, скорее всего, были новые – во всяком случае, одного из прежних точно похоронили на прошлой неделе – но такие же бестолковые. Очевидно, это качество старый Иоганнес при выборе учеников ставил во главу угла, уж кто знает, зачем – может, просто не хотел на самом деле делиться тайнами своего мастерства.
Девушка поднялась на шероховатый черный валун у дороги и огляделась. Ярмарка устроила привал – и, очевидно, здесь же будет ночлег – возле безымянного поселения, которого не было ни на одной карте Эльзы. Судя по тому, как густо оплела белесая ползучка каменные стены, раскрошив их и покрыв глубокими трещинами, поселение забросили минимум два десятка лет назад, а может, и больше. Пустые глазницы темных окон с интересом разглядывали нарядные фургоны.
Эльза поежилась, крепче затянула завязки плаща и отправилась к ручью, который заприметила на окраине поселения, вдали от лагеря Ярмарки.
Вода была почти черная, без блеска, непрозрачная, и в ней с каллиграфической четкостью отражался свод пещеры. Девушка осторожно опустилась на колени в мелкую серую гальку на берегу – как же она устала, как же невообразимо сильно она устала, нужно снова лечь спать – и зачерпнула льдистую воду ладонью. Чернота стекла между пальцами, не оставив ни следа на коже. Эльза плеснула водой на разгоряченные щеки и замерла, дыша хрипло и поверхностно.
В правой груди была тяжесть и мутная боль. Девушка нахмурилась и потерла ее ладонью, потом, сморщившись, оттянула ворот свободной рубахи и заглянула внутрь.
И застыла.
Мирно, убаюкивающе журчала вода. В лагере опять кто-то ругался и кричал, надрывно, на одной ноте.
Дрожащими руками, не в силах поверить, бессознательно и бессвязно молясь об ошибке, Эльза задрала полу рубахи до подбородка, не в силах отвести взгляд от собственной груди.
Вокруг правого соска появилось неприятное на вид черное пятно, похожее на синяк, только темнее. Такие же пятна скрывались под мышками.
Эльза выпустила из ослабевших пальцев полу рубахи и безвольно уронила руки, невидяще глядя куда-то прямо перед собой.
Невозможно.
Неправда.
Нет, только не так…
Как… как это возможно… да нет же, тут какая-то ошибка…
Сердце в груди билось быстро-быстро – и одновременно медленно и протяжно, и этот бой мерно отдавался в ушах.
Эльза всегда старалась смотреть на окружающий мир со стороны, анализируя, но не оценивая. Она никого не судила и старалась не привязываться к людям из вполне обоснованного и разумного опасения их потерять. Единственным исключением из этого правила за три года ее памяти стали Грета и Гензель, добрые и бескорыстно отзывчивые по отношению к Эльзе, и то милее ее сердцу был именно маленький, серьезный и рассудительный Гензель, который казался ей младшим братишкой… Возможно, где-то там, в почти бесконечном переплетении пещер, у нее действительно есть младший братишка? Или сестренка? А еще мама? Или, может, бабушка?
Она мечтала отыскать свою семью. Она мечтала найти путь на поверхность и увидеть там полусказочных зверей и птиц, которых описывали старые книги.
И что же… что же теперь будет с этими мечтами?..
Наверное, абсолютно каждый – каждый житель каждого поселения, каждый путник на каменистой дороге, каждый шут на сцене в гротескной пляске Смерти – точно так же нерушимо верил, что уж с ним-то все будет в порядке, он ни за что не заболеет, просто не может заболеть.
- Умрешь – и отдохнешь…У Черной госпожи, ха-ха! – вполголоса пропела Эльза и громко всхлипнула, тут же в ужасе зажав себе рот ладонью.
Сознание заволокла глухая вязкая паника, девушка неуклюже упала навзничь, задергала ногами, скребя по мокрой гальке, попыталась опереться на руку, чтобы восстановить равновесие.
Что-то остроугольное внезапно врезалось в ладонь, Эльза коротко вскрикнула и против воли, инстинктивно посмотрела на причинивший боль предмет.
Моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд.
И со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
В серой гальке лежала фигурка волка, любовно вырезанная из желтоватого известняка.
______________
Эльза весь день провела у себя в фургоне, откинувшись на лежаке и неподвижно глядя в потолок. Она не реагировала ни на звук своего имени (ее звал кто-то из помощников Иоганнеса), ни на бессвязные крики и беготню снаружи, ни на какого-то отчаянного певца из труппы комедиантов, который прямо под ее дверью принялся бренчать струнами и уныло завывать что-то про какие-то рукава.
Эльза не испытывала страха даже перед самыми мерзкими и хищными тварями, скрывавшимися в темноте.
Она искренне верила, что не боится смерти.
Но теперь, обнаружив у себя первые симптомы чумы, вдруг с ослепительной ясностью поняла, что на самом деле совсем не хочет умирать.
Это была ее жизнь, и она хотела ее прожить – несмотря на эпидемии, драки, потери, кровавый пот и тошноту.
Слишком много еще было не сделано, слишком многое было не найдено…
С наступлением ночного полумрака звуки снаружи постепенно затихли. Эльза еще какое-то время разглядывала потолок фургона – плотная грубая ткань, натянутая на металлический каркас – потом медленно села и прислушалась. Все ее соседки умерли за последний месяц, и в фургоне она была одна.
Девушка достала заплечный мешок, положила в него свои личные вещи – их набралось совсем немного – потом подумала и добавила туда же все засохшие пшеничные лепешки, которые нашла у себя на лежаке – все несъеденные ужины последних дней. Отполировала промасленной тряпицей лезвие кирки, накинула на плечи плащ и плотно затянула завязки – все тело потряхивал противный озноб.
Паника никуда не ушла, затаилась на задворках сознания, выжидая малейшей слабости, чтобы остервенело напасть и растерзать все мысли. Поэтому Эльза заставляла себя рассуждать и действовать спокойно и рационально, постепенно, шаг за шагом, чтобы не поддаться отчаянью и не сорваться в истерику.
На улице она осторожно и беззвучно отцепила от стены фургона свой двухколесник и, внимательно оглядываясь на каждый шорох, откатила его в заросший сад на окраине поселения, как можно дальше от лагеря. Потом так же осторожно вернулась, отцепила еще чей-то двухколесник, предварительно проверив заряд кристаллов, и спрятала там же.
После сделала глубокий вдох, крепко стиснула в кармане фигурку волка и вернулась к тому самому месту у ручья, где нашла ее.
Ночью кристаллы под сводом пещер светили очень слабо, отдавая последние накопленные за день лучи, и постепенно блекли совсем. Но пока, в первые часы после заката на поверхности, в пещерах было еще достаточно света для человеческого глаза.
Эльза довольно быстро нашла в серой гальке первый черный камешек. Насторожилась, собрала всю свою внимательность и волю и продолжила поиски.
Два раза она сбилась с пути, потеряла след в зарослях ползучки и заблудилась в мертвых улицах заброшенного города, но в итоге цепочка черных камешков все же привела ее к небольшому дому из серого камня, тяжелому, грузному, похожему на затаившуюся в темноте огромную жабу. Окна второго этажа бессмысленно пялились в никуда черными провалами, но на первом этаже окон не было, зато сохранилась изрядно погрызенная ржавчиной, однако все еще целая металлическая дверь. Очевидно, именно из-за нее выбрали этот дом.
Эльза внимательно осмотрела замок. Что-то из ее напильников и отверток могло бы послужить отмычкой, но инстинктивная тревога советовала поторопиться. Звуки в ночной тишине пещер разносились далеко, но шанс стоил риска. Девушка тщательно примерилась, стиснула в руках древко – и одним точным сильным ударом разбила киркой замок. Металл гулко звякнул о металл. Дверь с протяжным скрипом распахнулась внутрь, и Эльза предусмотрительно шагнула в сторону, чтобы не оказаться удобной мишенью на фоне дверного проема.
В следующее мгновение что-то врезалось в нее, как тогда, после представления в Медном ручье, и цепко обхватило за талию.
- Я знал, я знал, что ты нас найдешь! – громко, восторженно прошептал Гензель, чередуя слова со всхлипами.
Эльза едва не всхлипнула сама и крепко обхватила руками дрожащего ребенка.
- Госпожа, ты невероятно вовремя, - донесся из дома усталый, но довольный голос.
Как оказалось, Могильщика, в отличие от Гензеля, как следует связали. Пока девушка воевала с плотными узлами, одновременно пытаясь побороть внезапный приступ тошноты, мальчик крепко прижимал к груди ее кирку, словно верный оруженосец.
- А мои инструменты? – требовательно уточнил Могильщик, растирая запястья.
Эльза выпрямилась и забрала свою кирку, недовольно поджав губы:
- У меня не было времени их искать. Я не была уверена, что найду вас, что вас вообще нужно искать! Как вы здесь оказались?!
У нее просто в голове не укладывалось, что все это происходило взаправду! Они же расстались несколько месяцев назад, и Эльза была искренне уверена, что им вряд ли суждено встретиться так скоро, не говоря уж о более чем необычных обстоятельствах этой встречи!
- Мы долго путешествовали по разным поселениям, но потом тетушкин талисман привел нас сюда, - с готовностью сообщил Гензель, уже вновь спокойный и серьезный.
Могильщик с кряхтением поднялся на ноги:
- Продолжая цепь дивных совпадений, это забытое картами место – мое родное поселение. Не думал, что однажды снова сюда вернусь… А если, говоря «здесь», ты имеешь ввиду этот гостеприимный дом, который, если мне не изменяет память, принадлежал четвертой жене нашего старосты… - прихрамывая, он вышел на улицу и глубоко вдохнул, опираясь ладонью о дверной косяк. - Не знаю уж, сам он это надумал или кто-то его надоумил, но старик Иоганнес отчего-то решил, что мою кровь можно превратить в лекарство от чумы и вместе с ней забрать себе мой иммунитет, - он издал невеселый смешок и покачал головой. – И я даже думать не хочу, сколько в этом предположении реальности, а сколько бредовости… Но, в любом случае, старик вчера очень обрадовался, когда мы случайно столкнулись у ручья – я даже не слышал, как вы приехали, Ярмарка явно измельчала – и приказал своим помощничкам меня схватить, ну а малец храбро увязался следом и отказался уходить, даже несмотря на угрозы.
- Друзей нельзя бросать в беде, - с нерушимой убежденностью сообщил Гензель.
Эльза устало помассировала виски, пытаясь усилием воли отогнать головокружение. Ей сейчас не хотелось ни о чем думать, вообще ни о чем, тем более – о болезнях, иммунитетах и прочем.
- Пойдем, - сухо скомандовала она и первой двинулась в направлении того заросшего сада, одного из множества заросших садов в этом вымершем поселении, где были спрятаны двухколесники.
Продолжение в комментариях