Название: Заклинатель сокровищ
Тема: Почему важнее искать нефть, чем тайны?
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Краткое содержание: Есть много полезных специальностей
Предупреждения: Намеки на нетрадиционные отношения, несексуальное насилие
читать дальше
Я делаю пять шагов, я считаю до десяти.
Потом до пятидесяти.
Потом я стучусь в дверь.
Знаете, это похоже на детские страхи, когда стоишь в темной комнате и оцепенело трогаешь ручку шкафа, понимая, что внутри, среди пыльных вещей и коробок, притаилось чудовище. Только и ждет, когда скрипнет дверца.
Мое чудовище не любит ждать, и шкаф у него довольно вместительный: заброшенная гостиница «Горные пики» в Швейцарских Альпах.
– Разрешаю тебе войти, Джек, – говорит чудовище из-за двери. Я знаю: когда он вот так начинает тянуть слова – это плохой, это очень плохой признак.
Пустая глазница под повязкой начинает ныть и чесаться.
Дверь нужно открывать тихо и уверенно: чудовище не любит нервозности.
Если не знать, с виду его можно принять за обычного человека: доктор Николас Уилбрук, консультант, растянутый серый свитер, домашние брюки, отросшие волосы, ясновидение и прорицание, все визитки угольно-серые, все очки поцарапанные или с погнутой дужкой, сдержанный, вежливый голос.
– Я хочу, чтобы ты обесточил третий этаж и мансарду. И не забудь выкрасить рамы черным лаком, Джек.
Он сумасшедший? Нет, все не так просто.
Однажды маленький Никки и его мама поехали в за покупками в торговый центр. Мама оставила машину на стоянке, а сына в детской игровой комнате. Горки, машинки, лабиринты – настоящий пластмассовый рай.
Никки тогда еще был милым ясноглазым ребенком. За Лероем тогда уже охотились люди из Отдела Зачистки. Пока мама выбирала новый кондиционер для постельного белья, колеблясь между фиалкой и лилией, Лерой похитил Никки – страшный, сумасшедший, не видимый ни для охраны, ни для камер. Чудовище в шкафу. Экстрасенс на пике силы.
Лерой подошел к пластиковой машинке и сказал:
– Пойдем со мной, маленький банковский сейф.
– Что такое сейф? – спросил Никки.
– Ящик с сокровищем, – ответил Лерой.
Никки остановил игрушечную машину – остановил все игрушечные машины в детской комнате – и доверчиво взялся за руку Лероя.
Из глаз и ушей Лероя сочилась кровь, воздух вокруг него дымился и тек, а когда Никки вышел из детской комнаты, за ним потянулся хвост игрушек
Спустя двое суток Отдел Зачистки нашел беглеца. В темной комнате на слишком высоком для ребенка стуле за пустым столом сидел Никки, разглядывал что-то невидимое.
В воздухе вокруг него танцевали игрушки, а под столом остывал труп Лероя.
Нужно вернуться еще дальше назад. Лерой работал на Штаб, пока не дошел до пиковой точки силы и не спятил. Лерой Р., консультант, растянутый серый свитер, неопрятная щетина, привычка спать днем, все визитки белые, все часы тяжелые, на механическом заводе.
Знакомо? Да.
Перед тем, как подохнуть, Лерой сделал с Никки что-то ужасное, и теперь у Уилбрука в голове – как в комнате студенческого общежития. Сосед беспробудно спит, ты пользуешься его вещами и банковской картой. Когда он проснется, то убьет тебя и сбросит бомбу на город.
Так мне объяснили. Когда – не если, когда – Лерой проснется и у Уилбрука съедет крыша, его нужно быстро ликвидировать. А до этого – оберегать, выполнять все капризы, подчиняться приказам.
Составлять компанию.
Не то чтобы я этого хотел.
– Но перед этим подойди сюда, – приказывает Уилбрук, он сидит на диване и играет с ножом для бумаги. Нераспечатанная корреспонденция кучей на журнальном столе. Ему скучно, но когда я подхожу, его глаза – бесцветные, как линялая ветошь, и серая грязь прилипла к кромке, – распахиваются.
– Положи руку на стол, Джек, – своим слишком ласковым, подрагивающим в предвкушении голосом говорит Уилбрук.
Я кладу руку на стол.
Я чувствую тяжелое давление кобуры через ткань и кожу, непреодолимое желание выстрелить.
Уилбрук встает и накрывает мою ладонь своей, поглаживая большим пальцем запястье; зрачки его на мгновение расширяются от боли. А потом он всаживает нож в мою ладонь, пробивая свою, лежащую поверх. Удар такой сильный, что чувствуешь только давление и тяжесть, и как с болезненным хрустом раздвигаются кости. Потом я смотрю на него и сжимаю кулак другой руки, вдавливаю ногти в мякоть от невозможности пошевелиться, а он наклоняется через стол и целует меня, мягкими и солеными от слез губами.
Потом я смотрю на него.
Кровь – то ли моя, то ли Уилбрука, ползет по белым конвертам, расползается темным влажным пятном.
Ладонь Уилбрука, пришпиленная к моей, не дрожит.
– Иди, Джек, – говорит он. И выдергивает нож.
Я почти слышу, как Лерой в его голове смеется, не просыпаясь.
Смеется и скрежещет зубами от невозможности выбраться на волю.
Я все делаю правильно.
Вот что еще можно вспомнить – вот что я вспоминаю, обрабатывая и перевязывая рану.
Мне сказали, что активный экстрасенс похож на кусок плутония. Радиус поражения колеблется от полуметра до ста метров. Рекомендуемое время пребывания внутри поля – две минуты. Критическое время пребывания – десять минут. На пятнадцатой минуте вы впадаете в кому. После двадцати минут вы уже труп.
Мне сказали, что полезность экстрасенсов несопоставимо выше этих неудобств, что изоляция решает множество проблем и что сами они это понимают – все понимают и с готовностью идут на сотрудничество. И еще мне сказали, что я один из немногих, на кого это не действует, и поэтому вместо интересной и давно желанной работы в Отделе Исследований меня ждет гостиница «Горные Пики».
Приказ о переводе был подписан лично шефом Тихоокеанского отделения, а начальник Отдела Исследований не отвечал на звонки, и тетя Мадлен, его жена, отмалчивалась и горестно вздыхала.
В самолете я читал про Лероя и смотрел архивную запись с камер торгового центра.
На ней маленький мальчик в трогательных синих шортах и матроске держал за руку пустоту и перешагивал через мертвые или почти мертвые тела, пробираясь к выходу. Он что-то говорил, но запись была без звука и слишком мутная, чтобы прочитать слова по губам.
Лероя держали в огромном поместье «Алоха» на одном из островов в Тихом океане. Тогда еще феномен только изучался и никто не знал, что радиус поражения зависит от уровня экстрасенсорной активности.
Я читал про гостиницу «Горные пики»; в пятидесяти километрах от нее был город с непроизносимым названием, в тридцати – старая горнолыжная база, о которой среди местных ходили страшные истории. Доктор Николас Уилбрук не любил лыжи и не верил в призрачных туристов. Все свободное время он отдавал книгам, не тяготясь вынужденным одиночеством.
Были и другие такие же, как он, их тоже все устраивало, пока однажды они не просыпались на пике силы.
Люди, обреченные на изоляцию, недолговечные драгоценности в огромных пуленепробиваемых боксах.
Я узнал этот стиль подачи информации. Все в нем было направлено на то, чтобы вызвать не столько симпатию, сколько уверенность в ценности моего объекта – и важности моего задания. У входа в гостиницу стоял человек.
Было холодно, и я застегнул пуховик, чувствуя, как мороз пощипывает лицо, а человек стоял в домашних брюках, сером свитере и, кажется, не испытывал ни малейшего неудобства. Тогда я уже знал, что это назначение – временное, что я замещаю одного оперативника, с которым произошел несчастный случай, и что Уилбрук давно работает с Отделом Исследований, так что мой хитроумный дядя не устоял перед открывшейся возможностью.
Уилбрук – а тем человеком оказался именно он – произвел на меня скорее приятное впечатление, хотя его странность бросалась в глаза. Когда я представился, он поставил чашку с чаем на блюдце и сообщил:
– Я буду звать тебя «Джек».
– Договорились, – ответил я. Все это было временным явлением.
Мы сидели в светлой и просторной гостиной и пили чай. Уилбрук, казалось, был доволен тем, что у него появилась компания. Я рассказывал свежие новости, о которых он и так знал: шефа Европейского отделения недавно подстрелили террористы и ему пришлось переселиться в клона; сейчас он выглядит несолидно юным и поэтому лютует вдвойне. Президентом стали сиамские близнецы, и вот тут непонятно, то ли они стали президентами, то ли все же президентом, а если так, то кто именно из них – представительный строгий господин или язвительный человечек, растущий у него из груди. Льды продолжают таять, и лет через сто его уличная одежда будет вполне соответствовать погоде. А еще пчелы куда-то улетели.
Уилбрук неспешно пил чай и смотрел на меня отстраненно и ласково, как смотрел бы на интересную нужную вещь. А потом вдруг спросил:
– Тебя предупредили насчет Лероя?
– Я смотрел ту запись с камер, – ответил я вместо того, чтобы сказать: «Нет, не предупредили».
– Понятно, – он вздохнул и замолчал.
Я тогда еще не знал, что он – чудовище из шкафа, которое только притворяется обычным человеком. «Тебя предупредили насчет Лероя?» – спросил он, и я решил, что он хочет меня предупредить.
– Так что с Лероем?
– Это он экстрасенс, – ответил Уилбрук. – Не я. Мы… знаешь, мы похожи на соседей по комнате. Пока Лерой спит, я пользуюсь его вещами и банковской картой. Когда он проснется – убьет меня и сбросит бомбу на город.
– Какой город? – растерянно спросил я.
– Я образно, – ответил Уилбрук. – Мне говорили, ты хорошо стреляешь. Когда увидишь, что я изменился – стреляй. Это то, зачем ты здесь.
– Договорились, – снова согласился я. Его небрежная откровенность вызывала желание ответить тем же
– Ты молодец, Джек.
Он странно растягивал это слово – «Джек», будто оно было не именем, а значением выигрышной карты. В руках у него было зеленое яблоко, с которого он счищал шкурку, и движения маленького ножа для фруктов показались мне вдруг таинственными и пугающими, будто у них был подтекст, будто у всего этого разговора был подтекст, о котором я пока не догадывался; мы заговорили о бытовых мелочах, большая часть гостиничных номеров закрыта, раз в неделю привозят еду, вещи и газеты, спутниковая тарелка работает отлично, а вот стиральная машина барахлит, на следующей неделе привезут новую. Медблок находится на втором этаже, ты его еще увидишь; конечно, увижу, ответил я, не придавая значения его словам.
– А как я пойму, что Лерой близко? – спросил я, завороженный звуками его голоса, его равнодушным и ласковым взглядом, движениями его мягких, неулыбчивых губ, скованный чем-то сильным и потусторонним. И тогда он сказал, подбрасывая ножик в руке:
– Я сделаю что-то вроде этого.
Потом он выколол мне глаз.
Последовательность приказов важна.
В сумраке – никакого электричества на третьем этаже и в мансарде – я крашу оконные рамы холла. Небо за окнами перламутровое и серое, едва отливает розовым по кромке. Черный лак пятнает перевязку и, похожий на кровь, капает с кисти. Может быть, на самом деле он зеленый. Может, оранжевый. В день моего прибытия Уилбрук выколол мне глаз, и теперь я плохо различаю цвета.
Я вспоминаю тот момент – точнее, другой, позже, когда пришел в себя. Тогда я подумал, что ничто не мешает мне его убить. Дождаться, когда он зайдет в палату, с этим его протяжным «Джек», растянутыми свитерами и мягкими губами, и пристрелить. А потом сказать, что это был Лерой. Потому что никто не видел Лероя. Его даже на камерах не было. Порой мне кажется, что Лероя в принципе не существовало, просто есть коэффициент излома, чудовище в шкафу и огромное давящее напряжение пика силы.
С другой стороны, полезность Уилбрука несопоставима с его выходками.
Просто нужно быть осторожным.
Потом я слышу шаги.
Он идет ко мне, неуверенно, как человек в костюме с чужого плеча. Все в нем чужое.
– Лерой, – говорю я и кладу грязную кисть на подоконник.
– Стреляй, идиот, – отвечает Уилбрук и захлебывается хрипом.
Расстояние между нами уменьшается; когда я достаю пистолет из кобуры, мне больше не нужно ни одного здорового глаза, чтобы попасть в цель.
Мне больше не нужно ждать.
Но сейчас, когда воздух вокруг Лероя дымится и течет, и звон в ушах превращается в обморочные искры, я жду.
Мне кажется, что одного Лероя слишком мало для того, чтобы убить Уилбрука.
Еще тогда было мало, а сейчас – тем более.
Поэтому я продолжаю ждать.
А потом звон отступает.
– Стреляй или опусти пистолет, Джек, – тянет Уилбрук. – О чем только думали в Штабе, когда присылали мне такое ничтожество.
Он шагает вперед и проходит мне за спину – я разворачиваюсь – хватается за подоконник, касаясь лбом стекла.
– Я им ясно сказал – мне нужен предохранитель, – глухо говорит он и горбится. Я отвечаю:
– Мне столько раз хотелось тебя убить и свалить все на Лероя.
– Это и было моим планом.
– Но все это время я был рядом с тобой и понял, что ты давно стал сильнее Лероя. Ты перерос этот ошейник.
Уилбрук молчит, и я продолжаю:
– Как бы иначе они могли тебя контролировать?
– Они, значит?
– Подумай сам, – прошу я. – Ты не полезное ископаемое, ты загадка, таинственный артефакт, но им невыгодно это признавать. Не будь Лероя, как они могли бы тебя использовать?
– Да, да, – отвечает Уилбрук, не слушая.
– Знаешь, что я сделал? Я просто поверил в тебя.
Уилбрук оборачивается – серый силуэт в черном обрамлении окна.
«Я хочу, чтобы ты обесточил третий этаж и мансарду. И не забудь выкрасить рамы черным лаком, Джек», – вспоминаю я. Его предвидение не выбирает путей.
– Джек, – говорит он. Я слушаю его, нащупывая пальцем курок. Я слушаю его, я знаю, что он сейчас скажет, и он говорит:
– Пойди, позвони в Штаб сейчас же. Мне нужно, чтобы прислали нового Джека. Скажи им…
Он тяжело вздыхает, впервые за все эти годы становясь человечным.
– …Скажи им, что старый сломался.
Название: Заклинатель сокровищ
Тема: Почему важнее искать нефть, чем тайны?
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Краткое содержание: Есть много полезных специальностей
Предупреждения: Намеки на нетрадиционные отношения, несексуальное насилие
читать дальше
Тема: Почему важнее искать нефть, чем тайны?
Автор: Коробка со специями
Бета: daana
Краткое содержание: Есть много полезных специальностей
Предупреждения: Намеки на нетрадиционные отношения, несексуальное насилие
читать дальше