Название: Убийство в аэропорту
Тема: «За того парня» (или «Заговор переодетого меня»)
Автор: ki-chen
Бета: Бубновая когорта
Краткое содержание: Иногда появление туриста в аэропорту становится событием.
Комментарии: разрешены
Наверное, мне следовало раньше догадаться, что с этим фарангом не все ладно. И дело было не только в том, что его привезли в чемодане.
У меня есть смягчающие обстоятельства. Ближе к полуночи меня всегда клонит в сон, и я медленнее реагирую на происходящее. Фаранга доставил в медпункт Ко Сан У, он прикатил его на тележке для перевозки багажа и сам перетащил на кушетку. Если бы вы знали Ко Сан У, вы бы тоже не стали ни о чем его расспрашивать. Поэтому я просто сказал: «Большое спасибо» и отправил его обратно в зал.
Давление у фаранга было в норме, пульс тоже, зрачки не расширены, однако на мои действия он не реагировал, что могло объясняться действием наркотика. Ничего необычного: наши местные фаранги постоянно отыскивают новые способы для «расширения сознания», как они это называют. Таблетки, порошки, траву. Не знаю, где они это достают, но шкафчик с лекарствами у меня всегда закрыт на замок. И я стараюсь не оставлять кабинет без присмотра.
Другое дело, что этот фаранг не был местным, я никогда его прежде не видел.
Внезапно он подскочил, точно внутри сработала скрытая пружина, заозирался по сторонам с диким видом, принялся ощупывать себя со всех сторон, потом хлопать по койке ладонями.
— Все в порядке, сэр. — Я старался говорить по-английски как можно четче и убедительнее. Это непросто, когда перед тобой размахивающий руками, взъерошенный голый фаранг. — Все хорошо. Сейчас я вами займусь.
Я не успел спросить, как он себя чувствует и не ощущает ли какого-то дискомфорта. Он дернул меня за отворот халата и притянул ближе, так что мы оказались лицом к лицу:
— Я... где?
Я хотел сказать, что ему следует проявлять сдержанность, иначе поутру мне придется сообщить о происшествии капитану Вин Те Муну. Капитан ответственно относится к охране порядка — мне порой кажется, его даже радует, когда у нас появляется очередной нарушитель, — и способен обойтись с фарангом по всей строгости. Посадить его под замок, например, или поставить в паспорте какой-то особый штамп. Этого они все боятся, не знаю почему, я никогда не интересовался деталями работы пограничной службы... Как бы то ни было, капитан Вин Те Мун отлично справляется со своими обязанностями. Правда, у него грубые манеры, как у многих рохинджья, и я предпочитаю по возможности с ним не общаться. Но об этом фарангу знать не обязательно.
Однако пока я раздумывал, как лучше призвать моего нового пациента к порядку, он спрыгнул с кушетки и схватил меня за плечи. Пальцы у него были сильными и цепкими. Что бы он ни принимал, на его физическом состоянии это не слишком сказалось.
— Эй! Ты понимаешь по-английски? Черт, да, ты же только что со мной говорил... Так где я нахожусь?
— В медпункте янгонского аэропорта, сэр. — Я по-прежнему был с ним вежлив. Это входит в мои обязанности. — И если вы мне скажете...
— О, превосходно! — Он покрутился на месте, наконец отпустив меня. — Янгон, отлично, я так и думал. Это же Мьянма... или все-таки Бирма?
— Оба названия допустимы. — Я давно не пытаюсь объяснять фарангам, почему так. — А теперь давайте вы вернетесь на кушетку, а я вернусь к осмотру. Для начала мы возьмем анализ крови, затем...
— К черту анализы. Для начала ты найдешь мне штаны и рубашку.
Он вел себя возбужденно, косился то в сторону двери, то на лекарственный шкафчик, то на меня, барабанил пальцами по другой руке, ни на миг не оставался спокоен. Но в то же время в его движениях ощущалась заторможенность, как будто передача сигналов от таламуса к мышцам происходила с задержкой. Расфокусированный взгляд, нарушенная моторика... В совокупности наблюдаемая картина показалась мне весьма интересной.
— Вероятно, ваши вещи остались там, где вы раздевались, сэр. Я могу послать за ними кого-нибудь из охраны. Скажите, куда. — Выпускать его из медпункта в таком виде, конечно, не следовало.
Он перестал вертеть головой и наклонился ко мне.
— Послушай, приятель... да, кстати, как тебя звать?
— Доктор Сомчай, — ответил я как мог внушительно, подчеркивая первое слово. Да, я тщеславен, это правда, но немногие из тех, кто начинал со мной в Лои-мвэ, могут похвалиться настоящим университетским дипломом. — А ваше имя, сэр?
— Эйч. — Я хотел уточнить, имя это или фамилия, но он снова меня перебил: — Где мои вещи — долго объяснять. Так что по классике, как говорится. Мне нужна твоя одежда и мотоцикл.
У меня ушло несколько секунд, чтобы опознать цитату, и я улыбнулся, показывая фарангу, что я его понял. К сожалению, он уже не смотрел в мою сторону. Опустившись на колени посреди комнаты, он обшаривал свой чемодан. Очень внимательно: все швы, карманы на молнии, даже колесики. Казалось, еще немного, и он начнет его обнюхивать.
— У меня нет мотоцикла, сэр, и моя одежда вам, к сожалению, не подойдет. — Я едва доставал ему до подбородка, он был рослым даже для фаранга. — Так что придется все-таки отыскать вашу.
Он пропустил это мимо ушей: похоже, чемодан занимал его куда больше. Пожав плечами, я позвонил в диспетчерскую и попросил прислать в медпункт Ко Сан У. Сейчас я уже жалел, что ни о чем не расспросил его сразу.
Пока мы ждали, фаранг стащил с койки простыню.
— Ладно, тогда используем подручные средства. Как вы завязываете свои юбки?
— Юбки носят женщины, сэр. А это называется лонджи.
Теперь он стал выглядеть более пристойно — если не считать штампа прачечной на боку, — однако непривычная одежда еще больше подчеркнула всю его несуразность. Должен сказать, меня всегда зачаровывала избыточность в строении белой расы. Такие крупные кости, рыхлые ткани, обвисающий эпителий, волосяной покров по всему телу. Они чрезмерны во всем, и создается впечатление, что, создавая их как прототип человеческого существа, природа щедро зачерпнула первозданную глину, но еще не обмяла по-настоящему, едва начав придавать ей форму...
— Вы меня звали, доктор Сомчай? — Ко Сан У просунулся в дверь и, покосившись на фаранга, сплюнул в ладонь для отвода дурного глаза.
Я хотел сделать ему замечание, а потом узнать наконец, где он нашел чемодан и почему не принес одежду, но бесцеремонный фаранг опять вмешался:
— Это кто?
— Служащий аэропорта, который вас сюда доставил, сэр. Сейчас мы выясним...
— Ага! Вот он-то нам и нужен. Значит так, док, переведи этой вороватой мартышке, что если он не вернет мне бумажник и паспорт, я оторву ему яйца. В прямом смысле. Вот этими руками.
Жест, которым он сопроводил свою речь, был весьма угрожающим. Я нахмурился. Фаранг не имел права обвинять Ко Сан У в воровстве. Даже если тот и проявил какую-то небрежность.
— Ко Сан У, наш уважаемый гость надеется на твою прекрасную память. Ты должен помнить... в том месте, где ты его обнаружил, наверняка имелись его вещи. Он и его предки будут семикратно благодарны тебе за помощь. Ему нужна одежда, документы, бумажник... — Я старался спасти ситуацию, но смягчить резкий тон фаранга не мог никакой перевод. Ко Сан У, не дослушав, испуганно замотал головой и попятился. Нельзя было позволить ему уйти.
— Ты же не хочешь, чтобы я пожаловался старшему твоей смены?
Эта угроза сама по себе не весила ничего. В Мингаладоне недобор персонала, так что в ночную смену выходит не больше трех человек — они и грузчики, и уборщики, и охрана. Каждый на вес золота, замену им найти нелегко, и старший может, конечно, пожурить подчиненного, но какой с того прок?
Однако я старался показать Ко Сан У, что очень им недоволен. И это сработало. Он даже изобразил виноватый поклон:
— Доктор Сомчай, вот как на духу... никаких вещей не было. Одежды не было. Только чемодан этот. На ленте крутился. Я его хотел на тележку, и в камеру хранения оттащить... а тут крышка раз — и нараспашку... а там этот. — Он покосился на фаранга с нескрываемой опаской. — Так я его сразу к вам, доктор Сомчай. А вещей при нем не было никаких.
— Документы?
— Не знаю. Разве что выпали по дороге.
И только тут меня осенило:
— Постой. Погоди, Ко Сан У. Ты говоришь, чемодан крутился на транспортере? То есть... на выдаче багажа?
— Точно, доктор Сомчай. Крутился. Я сперва не понял, что гудит. Звук такой еще — в-в-в. Потом смотрю: а лента-то едет. И тут — чемоданище этот. Вот так все и было. Клянусь Буддой, ни словом не вру!
Я отпустил его, строго велев поискать документы фаранга. Это Мингаладон, тут их некому было взять.
— Надеюсь, Ко Сан У найдет пропажу. — Я вновь перешел на английский. — Если нет — поутру вам следует обратиться в полицию. И в ваше консульство, разумеется. Из какой вы страны?
— Корея.
— Да? Вы не похожи на корейца, сэр.
— При чем тут... — Он раздраженно махнул рукой, словно я сказал какую-то несусветную глупость. — Паспорт британский. Это прилетел я из Кореи.
Все это время он мял в пальцах бумажную бирку, сорванную с ручки чемодана, и сейчас сунул мне ее под нос. Не самый вежливый жест, но я перестал думать об этом, как только до меня дошло, что я вижу.
Рейс Asiana 769, Сеул-Янгон.
Время вылета 19:50, время прилета 23:25.
Ко Сан У привез его в 23:40.
Да, и число. Я, конечно, проверил число. Потом год.
Все совпало.
— Не знаю, что сказать, сэр... Эйч. Боюсь, это какая-то шутка. Вы с кем-то пили вчера вечером в городе? Вспомните, возможно, ваши друзья... Вы же сами понимаете, сэр: вы никак не могли прилететь рейсом из Сеула.
— То есть как, не мог? Рейс отменили? Значит, я прилетел каким-то другим. Откуда мне знать, черт возьми? — Он начал горячиться. — Я же был в чемодане!
— Никакого рейса не было. Вообще никакого, и быть не могло. Сюда не прилетают самолеты, сэр. Это неработающий аэропорт.
— И тем не менее я сюда прилетел.
Я не мог понять, лгал он, или его мозг и вправду был затуманен. Насколько позволяет судить мой опыт, фаранги часто ведут себя странно, по крайней мере те, которых я вижу здесь. Допускаю, что у себя дома они не такие, или же там их неадекватность просто менее заметна на общем фоне — об этом я ничего не могу сказать.
Они приезжают в Мингаладон, прекрасно зная, что отсюда нельзя улететь, и остаются. Зачем? Это загадка. Может быть, их привлекает само место. Или им больше некуда идти. Здесь можно ночевать бесплатно, еда стоит недорого... Мне порой кажется, мы для них что-то вроде ашрама, последний приют, если вы понимаете, о чем я. Ни у кого не поднимается рука их выставить, они почти не мешают, даже те, что со странностями — кто больше, кто меньше. И Эйч был таким же, как все они.
По крайней мере, в тот момент мне так казалось.
Он пробормотал что-то еще, неразборчиво, я даже не уверен, что по-английски, потом с размаху уронил себя на заскрипевший стул и закинул на койку босые ноги.
— Так. Ладно, все отлично. Пожар идет по плану. Чтобы ты понимал, док, я не псих. И чего-то подобного ожидал. Мне сказали, в багаже долететь будет проще... Хотя стоп. Давай с самого начала: почему у вас тут нет самолетов?
Я, как мог, объяснил ему про санкции и закрытые границы. Показалось ли мне странным, что до сих пор он ничего об этом не слышал? Да, отчасти. Но во внешнем мире мало кто интересуется новостями из Мьянмы. Кто знает, сколько времени этот фаранг провел в своем чемодане?
Дольше всех, сказал я ему, в Бирму летали как раз корейцы, однако после расстрелов в Хомонге два года назад Штаты надавили и на них, так что теперь сюда можно добраться только с проводниками через Китай или Лаос. Там для любителей экзотики есть даже пешие маршруты: «Живописные тропинки, дикие джунгли, остатки лагеря беженцев...» Или через Сиам-уль-Ислам — но я не встречал таких самоубийц.
Конечно, рано или поздно ситуация в мире изменится, так все говорят. Поэтому Мингаладон и не закрыли окончательно: дороже обошлось бы приводить его в порядок потом, так что здесь оставили минимальный штат. По ночам совсем пусто, только врач и охрана, но днем появятся пограничники. Они будут рады помочь.
Фаранг смотрел на меня так, точно слышал все это в первый раз, и непохоже, чтобы он притворялся. Я намеренно перечислил все возможные маршруты через границу... но никакой реакции не последовало. Зато когда он услышал про местную погранслужбу — просиял так, будто выиграл миллион в лотерею. Потом схватил меня за руку и устремился к двери.
— Отлично, пошли. Во сколько, говоришь, появятся погоны и проблемы?
— В восемь утра. — Он действовал с таким напором, что я был вынужден последовать за ним.
— Разборки с вашими копами мне ни к чему. Значит, время не ждет.
Да, так он и сказал. Разборки с копами. Вероятно, мне еще тогда следовало понять, что ситуация может выйти из-под контроля, и обратиться за помощью, чтобы разделить ответственность... хотя бы к начальнику смены, в которой работает Ко Сан У. Но, по правде сказать, Та Яр не слишком компетентен, когда дело доходит до кризисных мер. Нет, он вовсе не глуп, но его мысли медленнее мокриц на солнце и ползают только проторенными путями. Он первым обращается ко мне, если видит, что в зале прилета «эти опять взялись за свое». Сомневаюсь, что его вмешательство могло бы что-то изменить... хотя, конечно, теперь мы этого уже не узнаем.
Кроме того, довольно сложно что-то предпринимать, когда тебя тащит по коридору фаранг в простыне. С учетом его роста, на каждый его шаг приходилось два-три семенящих моих.
Внезапно он затормозил и развернулся, едва не вывихнув мне руку.
— Стоп, так не пойдет. Я ни черта тут у вас не знаю, и без помощи не обойтись. Значит, сперва придется кое-что тебе объяснить. И для начала: сюда я попал не просто так. Это ясно?
По внешним признакам это мог быть маниакально-депрессивный психоз или какое-то аналогичное психическое расстройство. Я не обучался психиатрии и не взялся бы ставить диагноз, все равно для оказания действенной помощи в таких ситуациях у нас нет ресурсов. Если фаранг станет буйствовать, поутру мы отправим его в больницу. А до тех пор любой ценой следовало сохранять спокойствие.
— Конечно, сэр. — Я старался говорить уважительно и с пониманием. — Это довольно трудная задача — случайно попасть в янгонский аэропорт.
— Ты себе не представляешь, насколько! — Еще сильнее оживившись, фаранг взмахнул свободной рукой, точно пытался охватить весь коридор, и запрокинул голову, глядя на потолок, а потом уставился на меня. — Ты даже не представляешь...
Как у всех фарангов, у него были слишком яркие глаза, большие и выпуклые. Машинально я отметил то, чего не успел заметить раньше: зрачок не расширен и не сжат в точку. Радужка чистая, без вкраплений. Белки желтоватые, несколько лопнувших капилляров, но все в пределах нормы. Это противоречило моей первоначальной версии о наркотических веществах. Любопытно.
— Ты понимаешь, док, какая штука... — Он нависал надо мной и говорил прямо в лицо. Это было чрезвычайно неловко. — Говорят, что если знать способ, то можно сесть на самолет и прилететь не просто из одного места в другое, а попасть в другой мир. Я не шучу! Параллельные вселенные, называй как хочешь. И там вроде бы то же самое: Париж, Лондон, Нью-Йорк — да не совсем. По чуть-чуть меняется, незаметно. Те, кто много летали — знают. У каждого свои секреты... куда попасть проще, куда сложнее. Я сперва не верил, потом... Долго рассказывать — но вот, рискнул! — Он дернул узел лонджи, и я испугался, как бы простыня не упала. Тут все-таки не медпункт, мало ли кто может увидеть. — И ведь получилось же. Ты понимаешь? Получилось!
Я немного подумал.
— Не уверен, что понимаю. Какой в этих полетах смысл?
— В точку, док. Смысл! — Он по-прежнему нарушал мои личные границы и говорил так доверительно, как будто мы были с ним тысячу лет знакомы. Как будто я был на его стороне. — Понимаешь, большинство... они так развлекаются, ничего больше. Кому-то нравится щекотать нервы. Кто-то теряется, не знает, куда возвращаться — мне говорили, и такое бывает. Кто-то вообще не понимает, что творит. Но есть другие, они отлично все знают. И пользуются этим, док. На полную катушку пользуются, ты даже не представляешь!
Он вещал так вдохновенно, что мне невольно вспомнился один наш местный фаранг, из тех, что обосновались на торговой галерее. Он называет себя мистер Спок, подводит брови фломастером и утверждает, что прибыл с другой планеты. Я хотел предложить Эйчу их познакомить, но тут сзади послышалось:
— Доктор Сомчай! Вот, нашел. Не в зале даже, представляете — снаружи, в погрузчике самолетном валялся! — и запыхавшийся Ко Сан У подбежал, протягивая потрепанный кожаный бумажник и такой же потрепанный паспорт с золотым тисненым гербом. Лев и единорог старательно тянули в стороны полустершийся щит. По крайней мере, в этом фаранг не обманывал.
Его настоящее имя оказалось Арчерд Харрис. Корейская виза была открыта позавчера. Бирманская — неделю назад. Въезд, выезд, аккуратные штампики с изображением садящегося и взлетающего самолета. Да, капитану погранслужбы завтра будет с чем разбираться...
Я отпустил переминавшегося с ноги на ногу Ко Сан У и протянул паспорт фарангу, который тем временем проверял содержимое бумажника. Мелькнули несколько разноцветных купюр, какое-то фото, кредитки... Паспорт он сунул туда же, не глядя. Потом опять обернулся ко мне. — Все на месте.
— Само собой, сэр. В Мингаладоне нет воров.
Он поднял брови. Я улыбнулся.
— Поверьте мне, мистер Харрис.
— Я же сказал, зови меня Эйч. Без мистеров обойдемся.
— Как скажете, сэр.
Он на меня покосился, но настаивать не стал.
Возможно, кому-то могло бы показаться, что я намеренно противоречил фарангу, но это не так. Все это вопрос языка. В английском слишком бедный набор местоимений и уважительных частиц, и это означает, что есть какие-то иные, скрытые способы различать градации вежливости, недоступные для иностранца. Увы, никто из тех, у кого я обучался, не согласился открыть мне этот секрет, так что для меня было загадкой, к примеру, как следует правильно обращаться к человеку, чей статус не определен и может оказаться как выше, так и ниже твоего собственного, или как передать в обращении готовность оказывать помощь исключительно в силу стечения обстоятельств и долга гостеприимства.
Я не хотел допустить ошибку. Пусть лучше фаранг считает, что я слишком вежлив.
— Как я тебе уже сказал: я тут не просто так, — продолжил он, приняв мое молчание за ожидание дальнейших объяснений. — Считай меня кем-то вроде полицейского. Я ловлю преступников. И можешь не верить... — он ухмыльнулся широко и самодовольно, показывая крупные белые зубы. Это выглядело бы неприличным, не будь он фаранг, — но вор у вас тут имеется. По меньшей мере, один, которого я ищу. С Рождества за ним гоняюсь, еще с первой кражи — и вот, оказался здесь. Сукин сын, похоже, решил у вас залечь на дно. Нет самолетов, значит, никто не найдет... Но черта с два. Я всегда нахожу то, что ищу. Всегда.
На этих словах он внезапно сделался очень тревожащим — этот фаранг мистер Харрис, не желавший, чтобы его называли полным именем. Стоять с ним рядом стало неуютно, как с перерезанным проводом под напряжением. Я опять пожалел, что никому не позвонил, когда была такая возможность: сейчас это была бы чужая ответственность, а не моя.
По-прежнему стараясь говорить спокойно, я уточнил:
— Вы нашли вора, сэр? Надеюсь... вы не думаете, что это Ко Сан У? Бедняга звезд с неба не хватает, конечно, но он честный парень. Я знаком с его родителями и старшим братом, который служит диспетчером...
Не дослушав, Эйч отмахнулся. Родня Ко Сан У его не интересовала.
— Кто наш вор — я пока не знаю, но точно не из ваших местных. Он белый. И он где-то здесь. Хочешь, чтобы я быстрее разобрался и от вас свалил — помоги мне его найти. Думаю, будет просто: он прилетел сюда недавно. Неделю назад.
— Прилетел, как и вы, сэр? Без самолета?
Он поморщился, точно забыл задержать дыхание, прежде чем надкусить дуриан.
— Какая разница. Не прилетел — значит, приехал, пришел пешком... Он должен быть где-то здесь, это главное. Так что пошли, покажешь мне ваш аэропорт. Я его найду.
Логические построения фаранга показались мне сомнительными. Зачем вору отсиживаться в Мингаладоне, какой в этом смысл? Но ничего сказать я не успел, Эйч двинулся вперед. Я с трудом сумел нагнать его на выходе из служебного коридора. Он рассматривал зал прилетов. Тут все было как обычно. Тишина, полумрак, несколько человек мирно спали на сиденьях, завернувшись в спальники, еще двое, сидя на полу, играли в карты. В дальнем конце зала натужно гудела поломоечная машина. Когда нет перебоев с электричеством, уборщики любят ее включать.
Я не помнил, чтобы за последние пару недель у нас тут появлялись новички. С другой стороны, я мог об этом и не узнать. До тех пор, пока кто-то не подхватит желудочную инфекцию, не сломает ногу, свалившись с эскалатора, не порежется бутылочными осколками... в общем, пока это не касается моих прямых обязанностей, с фарангами я, как правило, не общаюсь. Исключения редки: тот самый мистер Спок, который любит заходить ко мне в медпункт и называет меня Боунз, еще пара человек, с кем бывает интересно поговорить, синьор Альдо, с которым мы играем в шахматы...
Я вспомнил про итальянца, и это показалось мне хорошей идеей. Синьор Альдо общителен, он живет тут уже полгода, со всеми знаком. И фарангу будет проще понять другого фаранга.
Большая ошибка, как мы теперь знаем... но разве тогда я мог это предполагать?
— Надеюсь, что смогу вам помочь. — Я сделал приглашающий жест. Синьор Альдо не любит зал прилетов и обычно сидит в кофейне, в конце торговой галереи. — Пойдемте.
Мы поднялись пешком — эскалаторы по ночам не включают, — и, миновав закрытый в это время суши-бар, вышли к магазинам.
— Нам туда. — Я указал на видневшуюся в конце прохода ярко-желтую вывеску. Надпись Sun Coffe отсюда было не разглядеть. Я когда-то пытался объяснить владельцу, что во втором слове имеется ошибка... но, разумеется, все осталось, как есть.
Однако Эйч на меня опять не смотрел. Я уже начал привыкать к синкопам его внимания. Одно мгновение он слушал тебя всем собой — ушами, глазами, руками, ртом, не знаю, как это точнее описать, но у него был очень экспрессивный язык тела... а секунду спустя точно так же переключался на что-то еще. Сейчас — на витрину магазинчика сувениров.
— Вот это! — Он ткнул пальцем в стекло, не оборачиваясь проверить, слышу ли я его. — Вот это я, пожалуй, хочу.
Я посмотрел. На вращающейся стойке висели брелоки в виде камня из Чайттийо. Позолоченные, разумеется. При всем почтении к святыне, выглядели они грубовато.
— Магазин откроется в восемь утра.
Он обернулся ко мне с нетерпеливым возмущением:
— Ждать до восьми? Какого черта! Мы можем позвать сюда продавца? Или охранника? У кого-то должен быть ключ.
Я открыл рот, чтобы возразить. Потом закрыл. Не стоило спорить с фарангом. Что если он начнет буянить всерьез? Он крупный и мускулистый, ночным дежурным будет нелегко его скрутить. В последний раз, когда в зале вылета случилась потасовка, они вообще следили только за тем, чтобы никто не снес стойку пограничников, и больше ничего не предпринимали. Конечно, поутру их отчитали — но едва ли это прибавило им отваги.
Я вернулся к эскалатору, где был стационарный телефон, и позвонил Та Яру, сказав, что заметил в магазинчике сувениров термита. Он обещал срочно прислать кого-то с проверкой. Таким сообщением никто не стал бы пренебрегать.
— Сейчас нам откроют. — Я вернулся к фарангу и постарался улыбнуться. Мне было неловко за свою ложь, но я решил, что здесь действует оправдательный принцип меньшего зла. — У вас есть деньги?
Эйч потеребил бумажник:
— Кьяты?
— Рупии. — Я достал из кармана купюру. — Бирманская валюта.
Пару секунд мы смотрели друг на друга молча. Кажется, он прикидывал, насколько сложно будет заставить меня открыть еще и обменный пункт. А я пытался понять, как дорого его пребывание рискует мне обойтись.
— Ничего страшного, мистер Харрис. Я вам одолжу. — Ничего другого не оставалось. — Вы мне вернете потом, когда-нибудь... Это не очень крупная сумма.
Мне кажется, я начал понимать, что такое стокгольмский синдром.
Нам открыли, Мьо Вин Аун сердито принялся за поиски термитов, я написал записку кассиру и приложил шесть рупий. Эйч изучал стойку с брелоками так внимательно, словно надеялся отыскать среди этих золотых камней оригинал, потом переключился на открывалки для пива с надписью «Мьянма».
В итоге он взял магнитик с изображением Будды. Я мог бы сказать это с самого начала, но промолчал. Фаранги любят делать свой выбор сами.
Никаких термитов Мьо Вин Аун, разумеется, не нашел и, запирая за нами двери, еще долго ворчал. Мы слышали его всю дорогу до кафе.
Синьора Альдо там не оказалось. На его излюбленном месте у стены, закинув ноги в треккерских ботинках на соседний стул, расположился фаранг по имени — или прозвищу — Хаш. Он родом из Мальме, но в Мингаладон пришел из Катманду. Пешком, если верить его рассказам... и лично я верю. Он страдал от обезвоживания и был похож на обгоревшего богомола. Я лечил его целый месяц, он не мог нормально двигаться и питаться. И две недели мы выводили вшей.
— Синьор Альдо не сказал, когда вернется?
От стаканчика, стоявшего на столе, еще шел пар. Значит, синьор Альдо отошел совсем недавно: сам Хаш, мне кажется, неспособен собраться с мыслями достаточно, чтобы победить кофейный аппарат.
— Был, бро... тут был. — Хаш склонил голову так, что белая челка из-под разноцветной вязаной шапки упала набок. — А... ты о ком?
— Синьор Альдо, — терпеливо повторил я. Но прежде, чем я успел добиться от Хаша понимания, мой фаранг потряс меня за плечо.
— Эй, ваш кофейный ящик — что в него совать? Не вижу, где щель для кредитки.
Я достал из кармана кофейный жетон.
— У нас не действуют банковские карты, сэр. Вот, возьмите.
Он нахмурился, разглядывая увесистый кругляш. Повертел его в пальцах. Подкинул и неожиданно ловко поймал тыльной стороной ладони.
— Хм. Я думал, это для казино.
В Мьянме нет казино, только крысиные и тараканьи бои. Но их завсегдатаи, полагаю, удивились бы, предложи им кто-нибудь использовать жетоны. Впрочем, я уже понял, что мои шутки не кажутся фарангу смешными, поэтому просто попросил:
— Если вас не затруднит, сэр, возьмите и мне тоже. Надписи читать не нужно. Там только одна разновидность кофе. Остальные кнопки не работают, возможность ошибки исключена.
Возможно, я поторопился отказать фарангу в чувстве юмора, потому что на это он неожиданно засмеялся и отправился сражаться с кофейным аппаратом. А я снова попытался добиться от Хаша ответа:
— Синьор Альдо. Куда он ушел?
— Бро... — Судя по размытому взгляду, толку от него ждать не приходилось. — Ты тупо задаешь вопросы. Тупо. Как салага на подъеме, бегом-бегом, а потом — привет, горная болезнь. И не дышишь. — Хаш замолчал, но не отключился. После нескольких вдохов и выдохов он внезапно кивнул сам себе. Возможно, все это время он проверял собственное дыхание. — Так вот, мой совет тебе, бро. Не гони.
Эйч вернулся с видом победителя и двумя стаканчиками.
— Но почему жетоны, а не монеты?
Чем-то эта тема его явно заинтересовала.
— Металлических монет в Мьянме не чеканят, а распознаватель банкнот для кофейного аппарата стоит дорого и может сломаться.
И потом, жетоны можно отпускать в кредит, в Мингаладоне кое-кто делает на этом неплохой бизнес.
— Занятно. Подкинь еще пару штук. Без кофе мозги варят хуже.
Такая требовательность мне не понравилась: свои жетоны я всегда честно покупал у владельца кафе. Но Хаш спас меня от невежливого ответа:
— Бро, эй, бро? Ты откуда взялся, такой свежий?
— С сеульского рейса, — тут же переключился на него мой фаранг.
— То-то я и смотрю... — Хаш потянул носом воздух. — Несет... этим, мать его... озоном. Сто лет не нюхал...
Он мечтательно прикрыл глаза, вновь завесив лицо волосами.
Эйч попытался разговорить его. Откуда Хаш родом? Давно ли он здесь? Как сюда попал? «Приплыл», — было единственным ответом, и на этом интерес Хаша к собеседнику иссяк. Он крутил в костлявых пальцах стаканчик, проминая пластик до хруста, подносил ко рту, чтобы сделать глоток, отводил руку обратно... Синьор Альдо так и не появился, я сидел и прикидывал, где он может быть.
— А откуда у него второй жетон, бро? — Хаш пробудился внезапно, когда заскучавший Эйч, утратив надежду на разговор, отошел от нашего столика и, опершись о перила, принялся разглядывал зал внизу.— Два кофе — два жетона. Так?
Действительно, я давал фарангу только один.
— Вот то-то и оно. — Хаш неожиданно извернулся, навалился на меня всем весом и зашептал тревожно: — Ты с ним поосторожнее, бро. Такие как он... от них сплошные проблемы. Вяжут нитки, наматывают, потом тянут... сечешь? Не знаешь, кто придет следом. Контролеры. Билеты проверяют. Печати. Штампуют тебе мозги — вот так, раз и все. И ты уже привязанный, бро. Навсегда, к одному месту — и никуда. Порядок, они это так называют. Ну, мы-то с тобой понимаем, что у них там за порядок...
Глаз, видневшийся из-под челки, подмигнул мне, прозрачный и совершенно безумный.
— Здесь нет никаких контролеров, — заверил я, стараясь отодвинуться. Вопрос лишнего жетона меня по-прежнему беспокоил, хотя фаранг, конечно, мог просто подобрать его на полу. — Это Мингаладон. Тут, кроме нас, никого больше нет.
— М-м. — Интерес Хаша угас так же быстро, как вспыхнул. Он обмяк и вновь привалился к стене, поглощенный кофейным стаканчиком. — Ну да. Летать — не мешки ворочать. Все так, бро. Все так...
Но мне показалось, что его движения были куда более осмысленными, чем прежде.
— Мы кого-то ждем? — окликнул меня фаранг от парапета.
Я кивнул на прощанье Хашу. Он этого не заметил.
— Нет, поищем в другом месте. Пойдемте, сэр.
Он дождался, пока мы отошли от кафе достаточно далеко.
— Второй жетон, док. С ним я сюда прилетел. Это способ. То, как я вас нашел, понимаешь?
Интересно, слышал ли он и остальное, что говорил Хаш? Мне стало неловко, и я сказал первое, что пришло на ум:
— До сих пор я полагал, что билеты на самолет выглядят иначе.
— Смотря какие билеты. — Эйч многозначительно помолчал. Я ожидал продолжения, но он неожиданно сменил тему: — А как отсюда в город попасть?
— Можно вызвать такси или с кем-то договориться. Но вообще ездят редко: рабочие почти все живут рядом, тут целая деревушка у края летного поля. А фаранги... — Я, конечно, тут же поправился: «туристы», и, к счастью, моей грубости он не заметил или сделал вид. — По-разному. Одни остаются, другие... кто как.
— И зачем они тут торчат? Те, кто не уезжают?
Я подумал, что будет невежливо обсуждать с фарангом чужие дела.
— Об этом вам лучше спросить у них, сэр.
— А ты сам?
— Я здесь работаю.
— Что, лучше места не нашлось?
Не знаю, полагал ли он уместными такие вопросы или пытался меня рассердить. С фарангами не поймешь, их представления о вежливости довольно неоднозначны.
— Я родом из Таиланда, сэр. — Я попытался тоном дать ему понять, что не хочу больше расспросов на эту тему. — Беженцам непросто найти хорошую работу.
Не уверен, понял ли он, но, по счастью, в этот момент я заметил синьора Альдо. Он стоял у стойки регистрации и о чем-то оживленно говорил с Тигр-тигром. Увидев нас, он приветственно помахал тростью. Я сложил руки и поклонился в ответ.
— Что за шут гороховый? — поинтересовался Эйч у меня за спиной.
Мне было не совсем понятно, кого из двоих он имел в виду, но, в любом случае, знакомить фаранга с Тигр-тигром не имело смысла.
— Вы хотели узнать о тех, кто недавно прибыл. Синьор Альдо сможет вас просветить.
Ничего больше я добавить не успел, а Эйч не успел ни о чем спросить, если и собирался: итальянец уже спешил нам навстречу, со шляпой на отлете, раскланиваясь на ходу.
— Наслышан, наслышан о вашем новом пациенте, доктор Сомчай. Все только об этом и говорят. Это надо же, спрятаться в чемодане... как необычно! — Он оглядывал Эйча с головы до ног. — А вы бывалый контрабандист, молодой человек? Или так, в виде хобби?
Я не силен во взаимоотношениях между фарангами — не раз видел, как непримиримые враги в обнимку напиваются перед стеклянной стеной зала вылетов, глядя на летное поле, а вчерашние друзья из-за пачки сигарет или неосторожного слова кидаются в драку, — но мне показалось, эти двое сразу не понравились друг другу. Почему так — я затрудняюсь сказать. У фарангов сложная система оценки себе подобных.
Эйч поддернул свою белую лонджи. Он так часто теребил узел, что тот грозил в любой момент развязаться. Я покачал головой, но смолчал. Бывают люди, которым давать советы попросту бесполезно.
— Я частный детектив, прилетел из Сеула. — Он раскрыл бумажник и что-то продемонстрировал синьору Альдо. — Ищу вора. Он прибыл сюда пару дней назад. И, полагаю, до сих пор здесь. Украденное — тоже.
Я обратил внимание, что с момента, как мы спустились в зал вылета, фаранг снова сделался беспокойным, то и дело оглядывался, хрустел пальцами, дергал плечом. Я старался отслеживать симптомы, у меня по-прежнему не было уверенности, что он психически здоров.
Синьор Альдо удивленно поднял брови.
— Вор, у нас в Мингаладоне? Да вы шутите, молодой человек. Откуда ему тут взяться?
— Я смог добраться, — передернул плечами Эйч. — Значит, он тем более. Он разбирается во всей этой эквилибристике с перелетами. — Он сделал паузу. — А вы?
— Пф! — Синьор Альдо поморщился. — Только не говорите, что верите во всю эту чушь, молодой человек. Рай, куда можно попасть, если зажмуриться при посадке и шесть раз прочитать Ave Maria... смешно.
Приглашающим жестом он указал нам на ближайшие кресла, сам сел на красный ряд, а мы с Эйчем — напротив него, на синий.
— Смешно или нет, но это сработало. В точности, как меня научили. Я вылетел рейсом Сеул-Янгон — в моем мире, где в Мингаладон летают самолеты. И смотрите сами: я здесь. По-вашему, такого доказательства недостаточно?
Надо сказать, за время нашего знакомства с синьором Альдо мы обсуждали немало разного, от строительства новой автомагистрали в Нейпьидо до партий знаменитых шахматистов, но странные перелеты в этот перечень ни разу не попадали. Я понятия не имел, что итальянец интересуется подобными вещами.
— Конечно, нет. Я верю только в то, что вижу собственными глазами. Но что мы же знаем о вас на самом деле? Только то, что, как мне сказали, вас нашли в зале разгрузки багажа, в чемодане. А вот как вы там оказались... — Он постучал тростью об пол для большего эффекта: — Еще очень большой вопрос!
Его слова звучали как прямое обвинение во лжи, и я напрягся в ожидании ссоры. Однако, судя по всему, Эйч это воспринял иначе.
— Ваше дело, во что верить. — Вместо того чтобы начать оправдываться, он поерзал в кресле, вытянул длинные босые ноги и запрокинул голову, опять глядя в потолок, как тогда, в коридоре. Я на всякий случай проследил за его взглядом: вдруг там обнаружатся какие-то тайные знаки. Но, разумеется, потолок был таким же, как всегда. — Я знаю одно. Неделю назад мой вор был в янгонском отеле «Сул Шангри-Ла». Там он оставил след. И этот след привел меня сюда.
— А что он украл?
— Я разве не сказал? Алмаз. Пятьдесят карат, с орех размером. Очень чистый камень, идеальный, если верить ювелирам... его собирались доставить в Антверпен на частный аукцион.
— И никто, кроме вас, не узнал о краже? — Синьор Альдо состроил лицо. — Как интересно.
— Почему не узнал? — Фаранг, мне показалось, решил не замечать подначек итальянца. Ну, либо я неверно истолковал смысл их диалога. — Полиция работает. И местная, и Интерпол... просто не здесь. Теперь вы понимаете?
Я задумался.
— Мы, конечно, могли пропустить кражу века в Янгоне, новости доходят к нам с запозданием. Но, полагаю, мы бы заметили, если бы у кого-то в Мингаладоне появился такой алмаз. Что скажете, синьор Альдо?
— Вне всяких сомнений. У нас тут собрались не самые состоятельные люди. Я полагаю, это заметно с первого взгляда.
Эйч помолчал. Затем повернулся ко мне и вытянул руку.
— Пари?
— Прошу прощения?
— Я предлагаю пари. Я говорю, что найду здесь и вора, и камень. Ставлю... да что угодно. Вот, например... Хотите?
Он выпотрошил бумажник себе на колени и из вороха купюр извлек билет. Янгон-Лондон, открытая дата.
— Спасибо. — Я покачал головой. — Не люблю самолеты, увольте.
Но поскольку он все так же держал правую руку у меня перед носом, мне пришлось ее пожать. Я принял пари. Я ничего не хотел ставить: не люблю азартные игры, и я уже оплатил фарангу кофе и магнит, — но, к счастью, от меня этого, кажется, никто и не ждал. Синьор Альдо поднялся с места, чтобы разбить наше рукопожатие. Эйч потянул носом, чем-то напомнив мне Хаша в этот момент:
— О, знакомый парфюм. Ваниль? Очень броские нотки.
Судя по лицу синьора Альдо, английский фаранг только что допустил бестактность. Он сдвинул брови и явно собрался что-то сказать. Но тут Эйч подскочил.
— Так, есть идея, надо кое-что проверить... Нет, док, сидите, вы мне пока ни к чему. Хочу осмотреться.
Он устремился к стойкам регистрации. Я проводил его взглядом не без облегчения, хотя и с тревогой. Фаранг по-прежнему вел себя не слишком неадекватно. Что он натворит без присмотра? Могу ли я позволить ему разгуливать по аэропорту в одиночку?
— Сочувствую, — вздохнул синьор Альдо, пересаживаясь на освободившееся сиденье рядом со мной. — Возиться с вновь прибывшими — такая нервная работа.
Сейчас я был с ним совершенно согласен, однако вслух, разумеется, этого не сказал.
— Как и в любой другой, тут есть свои плюсы и минусы, но мне нравится приносить пользу. Очень надеюсь, что мистер Харрис все же не буйно помешанный. Ему вряд ли понравится янгонская лечебница. Однако вы сами слышали эти его рассуждения про перелеты между мирами...
— Да, слышал. И теперь, когда мы одни, доктор Сомчай, могу сказать вам откровенно: то, о чем он говорил — это чистая правда. Чистейшая, как тот розовый алмаз, который он тут якобы пытается отыскать. — Он кивнул в сторону, куда ушел Эйч. — Другое дело... сдается мне, он смыслит во всем этом куда меньше, чем пытается показать.
— Смыслит, простите, в чем?
— В механике перелетов, конечно, доктор Сомчай. В «эквилибристике», как он изволил это называть. Говоря откровенно... — Он наклонился ко мне с доверительным видом и подмигнул: — Я поражен, что ему вообще удалось куда-то попасть, тем более к нам. Без ничего, в чемодане... Да, это смело, ничего не могу сказать.
До нынешнего дня синьор Альдо казался мне человеком вполне здравомыслящим. Неужели душевное расстройство фаранга оказалось заразным? Или Хаш сегодня поделился своими травяными смесями со всем Мингаладоном?
Я еще не дошел до того, чтобы усомниться в здравости собственного рассудка, но был опасно близок к этой черте.
— Говоря о перелетах, доктор, мы ведем с вами речь о глобальном явлении. — Синьор Альдо расположился в пластиковом кресле поудобнее, заложил ногу за ногу и поправил шейный платок. — Не о каком-то там тайном приеме, которым пользуются единицы. Не о приборе, разработанном, — он презрительно сморщился, — в секретных лабораториях Пентагона. И даже не о сакральных мантрах тибетских махатм. И если кто-то станет утверждать обратное — не слушайте. Все куда проще: так устроена вселенная, и ничего с этим не поделать.
— Лично мне устройство вселенной никогда не казалось простым вопросом.
— О, я не говорю об объяснениях на каком-нибудь квантовом уровне, я в этом не разбираюсь. Бифуркации вероятностей, эффект наблюдателя... все это лично для меня — слова, слова, слова. — Вытащив портсигар из кармана, синьор Альдо закурил. Я тоже взял у него сигарету, хотя обычно стараюсь не нарушать правил аэропорта, даже по ночам. — Но с чисто практической точки зрения... вы только представьте. Миллионы людей. Миллионы!..
— Боюсь, я по-прежнему не могу уловить смысл.
Не отвлекаясь на мой скептицизм, он продолжал, увлеченно описывая сигаретой в воздухе дымные круги и спирали:
— Миллионы людей ежедневно, ежечасно отрываются от земли, доктор Сомчай. Теряют контакт с реальностью, уверенные в возможностях техники, которая за считанные часы переносит их из точки А в точку Б. Но что они в действительности знают о том пространстве, которое пересекают? Между этими А и Б лежат места, в которых им никогда не доводилось бывать. И вот человек продвигается по отрезку, состоящему из бесчисленного множества точек. Он не контролирует происходящее. Он, хуже того, ничего не видит вокруг. И то, что какая-то часть этих точек — часть бесконечности, повторяю! — отмечена на картах и кем-то описана... что это означает? Да ничего. Ровным счетом! — Он торжествующе поднял палец. — Вот вы, доктор Сомчай, вы знаете, что существует Лондон?
— Разумеется. Это столица Соединенного Королевства...
— Да, но каков он на самом деле? Вам известно об этом только из вторых рук. Вы видели фильмы, новости по телевидению, и это все. Сколько правды в ваших представлениях о предмете? Сумеете ли вы отличить этот Лондон от... какого-нибудь Лондона-штрих, по одним только описаниям, оказавшись там? А если взять лондонские предместья? А какой-нибудь, прошу прощения, Бирмингем?
— Хотите сказать, их на самом деле не существует?
— Напротив. Я хочу сказать, что их существует слишком — бесконечно — много. И вылетая на самолете из А в Б, человек не имеет представления о том, что с ним в действительности происходит. Бесчисленные точки-штрих в этот момент соединяются воедино — только чтобы потом, при посадке, распасться, и конечным пунктом пути может оказаться любая из них. Если наверное не знать, куда летишь, разумеется.
Он смотрел на меня, ожидая реакции. Мне не хотелось обижать синьора Альдо, но я понятия не имел, что ответить. Как принято у фарангов, по их меркам вежливости, выражать недоверие к сказанному при сохранении уважения к говорящему? Я вспомнил про Эйча. Стоит ли предположить, что он все это время не лгал?
— То есть мистер Харрис и правда ищет у нас вора?
Синьор Альдо всплеснул руками.
— Не будем наивны, дорогой мой доктор Сомчай. Я верю в то, что он здесь оказался не просто так. Тигр-тигр — мы с ним это обсуждали, — считает его правительственным агентом или сотрудником какой-нибудь секретной организации. Возможно, он прав. — Он улыбнулся мягко и тонко, так проводят черту разбавленной тушью. — А, возможно, кому-то стоило бы предупредить нашего славного Кришнамурти... Увы, я не смогу этого сделать сам: ноет колено, мне не одолеть подъем на второй этаж.
Кришнамурти — еще один из обитателей аэропорта. Несмотря на имя, он тоже фаранг, родом из Штатов. Зовет себя буддистом, но верует во все без разбора, от Шивы до Аматэрасу. Призывает оберегать любую жизнь и однажды устроил драку с уборщиками из-за гнезда шершней — но охотно ест мясо, утверждая, что мертвому защита все равно не нужна. Это, конечно, противоречит правилам. Но лучшего монаха у нас нет, а он следит за местным алтарем.
Однако я не понимал, какая связь может быть между ним и фарангом из чемодана.
— Предупредить о чем, синьор Альдо?
— О, не имею понятия — но назовите это интуицией, доктор. Наитием. Здесь многие... не совсем те, за кого себя выдают.
Я понятия не имел, что он имеет в виду, но решил не уточнять. Это не мое дело.
— А как же алмаз?
— Друг мой, забудьте! Кто сейчас станет красть какие-то камни? Научные разработки — в это я еще могу поверить. Секретные файлы, производственные секреты... Но, помилуй Мадонна — алмаз?! Скажите еще, подвески королевы...
Здесь я мог бы ему возразить. Пять лет назад, после переворота у меня на родине, когда была разграблена сокровищница Рамы IX, — да станет это его перерождение последним, — через Золотой треугольник сбывали немало драгоценностей. Говорят, доходы от этой торговли превышали в тот год прибыль от опиума. Говорят также, что продано было далеко не все, и самые ценные камни придержали, чтобы впоследствии продать еще дороже. Понятия не имею, сколько в этом правды. Но пустая казна, доставшаяся так называемому правительству Сиам-уль-Ислама, говорит сама за себя.
Однако обсуждать это с синьором Альдо мне не хотелось, и потому — возможно, не слишком вежливо — я поднялся со словами, что мне следует пойти и проверить, как там мой неугомонный фаранг. В конце концов, это по-прежнему была моя ответственность. Я не хотел, чтобы он что-нибудь натворил.
Синьор Альдо не собирался меня задерживать, это было очевидно. Он помахал мне на прощание шляпой, и я отправился на поиски наших уборщиков. Они как раз закончили складывать поломоечный агрегат, натерли его до блеска и зажгли курительные палочки.
— Не видели ли вы фаранга в белой лонджи? — обратился я к ним.
Все трое затараторили наперебой. За то время, что я беседовал с синьором Альдо, Эйч успел потревожить спящих туристов, рылся в чьих-то брошенных без присмотра пожитках, с кем-то поспорил, чудом обошлось без драки...
— А куда он пошел потом?
— Наверх, — ответил Ко Сан У. — Едва ноги унес, мистер Спок уж очень сердитый был.
Я мог лишь подивиться способности фаранга заводить друзей. За свое недолгое пребывание в Мингаладоне он успел настроить против себя Хаша, синьора Альдо, мистера Спока и невесть скольких еще. Что думал о нем я сам? Не могу сказать точно. В нем чувствовался живой ум и любопытство, но без смирения такие качества приносят человеку несчастье.
В этот миг у меня появилось ощущение, возможно, посланное духами: воздух стал тяжелым и густым — как перед облавой в джунглях. В какой-то миг я поймал себя на том, что иду по коридору, пригибаясь. Чувство близкой беды было необычайно острым.
Но я до сих пор не знаю, что мог бы сделать по-другому.
Тигр-тигр окликнул меня на выходе с эскалатора. Он, как обычно, сидел у стены с розеткой. Я опустился на корточки рядом с ним.
Из всех моих пациентов Тигр-тигр был самым тяжелым, так что я не мог пройти мимо, если он захотел о чем-то поговорить. Его контузило взрывом два года назад. Я никогда не спрашивал, как его угораздило так неудачно оказаться в Тачилеке. Сейчас он уже почти не заговаривается и тик прошел, он стал гораздо реже проявлять агрессию, — но выходить за пределы аэропорта по-прежнему отказывается наотрез.
— Посмотри карту, Сомчай. — У него на коленях лежал ноутбук, Тигр-тигр никогда с ним не расстается. Когда у нас отключают электричество, он иногда становится буйным.
Я заглянул.
— Вот здесь — видишь?
На гугл-карте имелись серые пятна разной плотности, жилые массивы, нити дорог. Ничего интересного.
— Я не уверен.
Как ни странно, такой ответ его устроил. Он не рассердился.
— Вот. — Тигр-тигр ткнул пальцем куда-то в центр. — Гляди, дорога сворачивает. И здесь.
— А она не должна?
Он хмыкнул. Обгрызенный ноготь продолжал цокать по экрану все в той же точке.
Я пригляделся.
На западе, почти у края карты, был Янгон. От него на север уходила траса в Нейпьидо. Восточнее — А-мьян, ведущая в Мингаладон...
— Заповедник, — не выдержал моего молчания Тигр-тигр. — Ты что, не видишь: он стал больше. Еще немного, и окажется рядом с нами!
Не думаю, что с учетом всего, что творится в стране, у президента Со Вина и его генералов есть желание и время заниматься охраной природы.
— Это какая-то ошибка, Тигр-тигр. Плохая съемка. Может, карены испортили спутники в космосе — или откуда там нас снимают? — чтобы военные промахнулись, когда снова решат их бомбить.
Я сказал это со смехом. В Мингаладоне мы можем об этом шутить. И даже с Тигр-тигром.
— Не веришь. Ну, и дурак. — Он фыркнул. Тигр-тигр не любит ни армию, ни повстанцев, он любит джунгли. Это его навязчивая идея: он ждет крушения цивилизации, как пришествия Будды Майтрейи. — Ничего, вот выглянешь однажды в окно — а там драконы. Тогда и поговорим.
Я не хочу видеть за окнами ничего, что летает — крупнее птиц. Никогда. Но спорить с Тигр-тигром нет смысла. Он верит в свои мечты, у него больше ничего нет.
— Ты говорил с новым туристом? — спросил я, чтобы сменить тему.
— А! — отмахнулся Тигр-тигр. — Ходил тут, допытывался про деньги... Всем нужны деньги, я ему сказал, пусть встает в очередь.
Он снова уткнулся в экран, увеличив масштаб до предела. Я поднялся.
Деньги? Что бы ни искал Эйч на самом деле, такие вопросы не имели смысла. В Мингаладоне нет богачей, как нет и самолетов, я ему говорил ему об этом, и никакого вора здесь тоже не может быть.
Воистину глух тот, кто не хочет слышать. Так я сказал себе и пошел наверх.
На втором этаже, в самом дальнем конце коридора — не того, где торговая галерея, а где были выходы к самолетам, — стоит наш местный алтарь. Поначалу он был совсем небольшой: шаткий столик, накрытый желтой тканью, и статуэтка Будды из янгонского магазинчика сувениров. Потом все стали понемногу добавлять туда, каждый свое — кто таблички с именами предков, кто изображение Будды. Даже капитан Вин Те Мун принес суру из Корана. Я сам время от времени совершаю там подношения. Кришнамурти присматривает за алтарем, подметает, вешает бумажные гирлянды, вычищает жаровни. За это он получает пищу, ему ни за что не нужно платить. Точно так же синьор Альдо, который смотрит за кофейным аппаратом, всегда имеет вдоволь жетонов.
Да, разумеется, Эйч был там.
— ...убей, не понимаю. Хоть ты объясни. — Его голос разносился по гулкому коридору. — Зачем?
Кришнамурти что-то ответил, гораздо тише. Чтобы не выглядело так, будто я крадусь, чтобы их подслушать, я кашлянул. Никто не обернулся.
— Зачем вы тут торчите? — продолжал английский фаранг. — Весь этот идиотский эскапизм. Я не понимаю. Зажмуриться, отгородиться — и решить, как ребенок, что «в домике», вне игры?
Не доходя до края ковровой дорожки, я снял шлепанцы и поклонился алтарю.
Вместо того чтобы отвечать фарангу, Кришнамурти поднял над головой ароматическую палочку.
— Сегодня ночь духов. Когда в последний раз ты смотрел на звезды? Они синие и с рогами. Взгляни.
В черном стекле для меня отражался только мерцающий свет флюоресцентных ламп и ряды пустых кресел, но Эйч и Кришнамурти долго смотрели в ту сторону. Возможно, фаранги и правда видят не так, как мы.
Из вежливости я выждал еще немного. Увы, душевный покой не спешил на меня снизойти.
— Я всегда думал, у нас очень тихий аэропорт...
Кришнамурти повернулся. Сейчас его можно было принять за тибетского ламу, таким сострадательным сделалось его лицо.
— Люди есть люди, доктор Сомчай. В любое место, куда бы ни пришли, они приносят гнев, жадность и невежество — три основных порока. Такова природа самсары.
Я кивнул, понимая, что он хочет мне сказать, но вмешался Эйч:
— Вот я и говорю: какой смысл прятаться? Раз везде люди, везде пороки... Может, стоит начать что-то делать? Чинить, где поломано, исправлять?
Что-то вывело его из равновесия. Я не видел фаранга меньше часа, но он стал еще более взъерошенным и нервным, на Кришнамурти смотрел враждебно, хуже, чем на синьора Альдо внизу, пальцы расплетались, сплетались, теребили белую ткань. У рохинджья в лагере я встречал дервишей, сейчас он был чем-то на них похож.
— Алчность. — Кришнамурти по-прежнему говорил негромко, глядя то ли на окно, то ли за него, в пустоту. — Источник всех бед. Такое простое слово: хочу. Хочу быть. Хочу знать. Хочу обладать. Повсюду алчность. Все — одно к одному.
— Быть, знать — тоже алчность? Чушь. Это основа развития. Познание истины, черт возьми!
— Нет разницы, каков объект страсти. Секс, деньги, знания, статус... Ты хочешь иметь больше, захватываешь больше, чем способен удержать, чем нужно твоей душе — и все это оседает на твоей карме. Попробуй идти в гору с рюкзаком весом в сто килограмм. Ты скатишься вниз — и это то, что делает с тобой алчность. Вот почему каждый новый мир, создаваемый майей, плотнее предыдущего и тяжелее. Он отягощен.
— Бред. — Эйч помотал головой, переставляя фигурки на алтаре. Подвинул к краю курильницу. Тронул золотой колокольчик. Кришнамурти его не останавливал, и я тем более не стал ничего говорить. — Мне объясняли. Миры все разные, но они на одном уровне, не выше и не ниже. И нет никакого «тяжелее» и «легче».
— Вот видишь. Ты уже знаешь все, что тебе нужно. Зачем стремиться к чему-то еще?
Если бы Кришнамурти ответил таким тоном мне, я бы знал, что разговор окончен. Однако у фаранга было другое мнение. Он медлил, покачивая в руках увесистого глиняного Будду, облепленного золотой фольгой, и я не мог отвести от него глаз. В позе Эйча ощущалось напряжение, и мне это не нравилось. Но неожиданно он мягко, как котенка, погладил Будду по голове.
— Ваша тайна, мистер Гетти, останется вашей. Я вас узнал, уж простите. Но я тут не ради вас. — Он посмотрел Кришнамурти в глаза. — Мне нужен только вор. И украденный камень... Скажите, а этот ваш синьор Альдо — он тоже молится здесь?
— Он же католик, — начал я, но Кришнамурти пожал плечами:
— Здесь молятся все, кто чаще, кто реже. Синьор Альдо заходил с неделю назад. Будда, Аллах, Христос... все божества — дороги к единому свету. Так говорит Шри Раджниш.
Эйч хмыкнул. Он все еще задумчиво крутил в руках позолоченное изваяние, которое так и не вернул на место.
— Не знаю, лично мне из всех восточных красивостей всегда больше нравилось: «Встретишь Будду — убей Будду». Бессмысленно, но...
Не договорив, он разжал руки. Вопреки угрозе, глиняный Будда не разбился, от него только отвалился постамент, — и мне под ноги выкатился большой, размером с орех, прозрачный розовый камень.
— От него несло одеколоном. — Эйч нагнулся и поднял алмаз с пола, я ему не мешал. — Эксклюзив, только для дьюти-фри — а у вас парфюмерного магазина нет. Это просто. Ты правильно сделал док, что не стал ничего ставить на кон. Я не проигрываю. Никогда.
— Синьор Альдо — преступник? — Я не мог заставить себя в это поверить. — В Мингаладоне никто...
Кришнамурти подошел к лежавшему на полу Будде и аккуратно вернул его обратно на стол.
— Есть люди, чье призвание — нарушать покой. Есть люди, которым всегда недостаточно того, что они имеют.
Я посмотрел на черное стекло, на отражение Кришнамурти. Мое собственное тоже виднелось рядом — маленькое и темное. Где-то дальше был Тигр-тигр, который до сих пор не засыпает без опиума, мистер Спок, которому по ночам необходимо с кем-нибудь говорить, все остальные, с их драками, слезами, обрывками путаных откровений. С их дрожью перед бесконечностью снаружи, с их страхом перед тем, что может прятать в себе темнота.
Мне нечего было сказать фарангу, нашедшему свой алмаз. Мой мир, доселе прочный в своих границах — простите за высокопарность, господин комиссар, —распался на куски, его основание отвалилось, как у изваяния Будды с алтаря Кришнамурти. Мне нужно было побыть в одиночестве, чтобы это осмыслить. И я ушел, предоставив фарангов самим себе.
В итоге, со своими проблемами они лучше разбираются сами.
...Известно ли мне что-нибудь о том, каким образом синьора Альдо настигла трагическая кончина? Господин комиссар, я врач. Ножевое ранение, нанесенное между третьим и четвертым ребром, если лезвие достаточно длинное, чтобы дойти до сердца, практически всегда вызывает смерть. Удар был нанесен уверенной рукой. Синьор Альдо не успел оказать сопротивления. Сожалею, но больше я ничего не могу вам сказать. Вы узнали от меня обо всем, что было этой ночью, так подробно, насколько позволила моя память. Я старался быть надежным свидетелем, хотя тут уж не мне судить.
Зачем фаранг совершил убийство? Как знать. Наркотики или психическое расстройство... Возможно, в той фантасмагории, которая была его воображаемым миром, смерть — это достойное наказание за воровство.
Куда он подевался после этого? Не могу вам сказать. Нет, я не видел, чтобы кто-то отвозил его в город. Нет, я ни с кем о нем не говорил, пока не приехали вы.
Могу ли я быть еще чем-нибудь полезен, господин комиссар? Я готов оказывать полиции любую помощь, которая может потребоваться. Вы можете рассчитывать на меня.
Я ценю свою работу и это место.
В служебном коридоре, ведущем к диспетчерской башне Мингаладона, пусто. Сегодня с утра даже таможенники не сидят в комнате пилотов, не пьют там чай и не играют в маджонг: все суетятся, помогают полиции, или, по крайней мере, делают вид, чтобы было потом о чем рассказать друзьям. Еще бы, убийства в Мингаладоне происходят не каждый день. Обычно у нас здесь тихо.
Поэтому я так люблю свой аэропорт.
— Вы можете выходить. — Все время, пока полиция вела допросы, Эйч скрывался там, где я его оставил: в бывшей уборной для персонала. Самое безопасное место. Иногда мы прячем здесь беглецов из тех, кто сочувствует повстанцам — пока не переправим их дальше. Как-то раз целая семья провела тут неделю, и никто ничего не заподозрил. — Все чисто.
Фаранг по-прежнему в белой лонджи, замотанной на бедрах. В одной руке он сжимает бумажник, в другой — свой злополучный алмаз. Я так и не нашел ему подходящей одежды, но теперь уже поздно.
— Сейчас вы сядете в лифт. — Я веду его дальше по коридору, к небольшому холлу в конце. — Это почти как самолет, только намного быстрее, всего три этажа. Не знаю, что вам посоветовать... вы сами решите, где выходить.
— Про лифты мне не говорили.
— И все же постарайтесь, мистер Харрис. Это в ваших интересах. Видите ли, полиция вас ищет по подозрению в убийстве. Поверьте на слово, вам не понравится местная тюрьма.
Но, вместо того, чтобы поторопиться, он замедляет шаг.
— Скажи мне, док...
— Да?
— Это же все — твоих рук дело. Убийство. И ты подставил меня копам. Зачем?
Я надеялся, мы сможем расстаться без объяснений. Но фаранги любят обсуждать каждый свой шаг. Возможно, так они придают окружающему миру реальность.
— Сказать по правде, мистер Харрис, если бы у меня была возможность выбирать, я скорее убил бы вас и оставил в живых синьора Альдо. Он был приятным человеком. Интересным собеседником. Без него в Мингаладоне станет пустовато.
Пока вместо него не появится кто-то другой. Но теперь я буду внимательнее к новичкам. Сегодняшняя ночь меня многому научила.
— И все-таки ты прикончил его.
Нет, выбора у меня не было.
— Это место нам дорого, мистер Харрис. Все те, кто нашел тут убежище, каждый по-своему — мы любим Мингаладон. Синьору Альдо не следовало нарушать правила. Он поставил наш мир под угрозу. Так делать нельзя.
В другой раз за синьором Альдо мог бы явиться не просто детектив в чемодане. Я не хочу увидеть, как на посадочную полосу приземляется самолет.
— Бережете свой приют умалишенных? Но вы не сможете прятаться вечно, ты же сам понимаешь. Не этот вор, так другой. Или ваши генералы договорятся со Штатами, как было у нас, санкции снимут, самолеты вернутся...
— Да, все возможно. Но я все-таки надеюсь, что о нас забудут раньше. Говорят, если память не поддерживать, она стирается, связи могут рваться. — Я пожимаю плечами, вспоминая карту Тигр-тигра. Кто знает, что такое реальность на самом деле? Надо дать джунглям шанс. — А если нет... мы найдем себе новый аэропорт.
Я нажимаю кнопку, и кабина, натужно гудя, раздвигает створки. Желтая лампочка тускло подмигивает. Фарангу пора домой.
— Да, кстати... — Я чуть не забыл. Протягиваю руку и раскрываю ладонь. — Пожалуйста, верните магнит, мистер Эйч. Не обижайтесь. Но я не хочу, чтобы вы возвращались.
Разве что настанет день, когда ему тоже захочется тишины.
Название: Убийство в аэропорту
Тема: «За того парня» (или «Заговор переодетого меня»)
Автор: ki-chen
Бета: Бубновая когорта
Краткое содержание: Иногда появление туриста в аэропорту становится событием.
Комментарии: разрешены
Тема: «За того парня» (или «Заговор переодетого меня»)
Автор: ki-chen
Бета: Бубновая когорта
Краткое содержание: Иногда появление туриста в аэропорту становится событием.
Комментарии: разрешены