The end is nigh
Название: Барьер абсурда
Типаж: юный аристократ, ничуть не кичащийся своим положением, но всем своим видом намекающий остальным, что они быдло
Квест: история о погоне и солнечном затмении
Автор: silver bird
Бета: нет
Краткое содержание: попытка ответить на вопрос, действительно ли для перестройки сознания требуется 40 лет
Предупреждения: странности морали
читать дальше
1.
Когда начинался ежедневный вечерний скандал между Минк и Илаем, Никас уходил смотреть на Водопад. Именно в этом месте ему предстояло умереть – завтра, сегодня, через месяц – чтобы Минк смогла дать начало следующему поколению.
Потому что на Земле отныне могло жить только пять человеческих душ.
Предания гласили, что пару веков назад в городах остались одни старики – выжившие из ума слабосильные люди, называвшие себя «золотым миллиардом». Откуда взялось это название, предания не объясняли. Еще в течение полувека «золотой миллиард» пытался продолжить свой род и охотился на «спасенных», которые жили в лесах. Но потомство стариков либо рождалось больным, либо уходило к «спасенным». И вот в один прекрасный день «спасенные» решили договориться со стариками, и все одновременно, по всей земле, двинулись в города. Старики ждали их. Но среди людей, живших на границе городов и лесов, нашелся предатель. Он сказал старикам, что на самом деле «спасенные» приближаются со злым умыслом: им, мол, надоело жить в лесах, они хотят выкинуть стариков из их домов и устроить в городах анархию. И тогда старики (а у них действительно было много золота) пустили навстречу «спасенным» газ без запаха и цвета. Надышавшись им, люди умирали на улицах городов, а те, кто выжили и бежали в лес, умерли вскоре после этого. В тот день над лесом встало Великое Облако. Из него вышла Мать Наша и сказала, что через сорок лет на Земле останется всего пять человеческих душ. И отныне никогда их не будет больше, потому что «только четверо могут между собой договориться и убедить пятого смириться с их решением».
*
Соплеменники не торопили Никаса. Он должен был решиться прыгнуть с водопада сам.
- Баран! – кричала Минк на мужа. – Носи вещи мертвеца! Отращивай копыта!
Это были самые страшные ругательства. Чем Илай в очередной раз не угодил жене, Никас не знал. Честно говоря, он никогда не понимал эту супружескую пару. Вот если бы у него была жена, он бы обязательно советовался с ней, чтобы предотвратить конфликт, потому что на него уходит слишком много сил. А силы нужны для работы.
Сограждане считали Никаса «мягкотелым». Много раз Никас объяснял им, что ведет свой род от линии пастухов и поэтому чуткость в его профессии незаменима. Иначе как ты узнаешь, что корова больная? Вот Никас мог провести рукой по коровьему боку и увидеть ее недуг.
Теперь пастухом придется быть Леону. Он не очень подходит для этой роли, но такова мудрость древних.
*
Водопад был красивым и очень высоким. Низ его терялся в тумане, и никто не знал, где именно этот поток разбивается о камни. Ясно было лишь то, что прыжок туда, безусловно, окажется смертельным. Никас убеждал себя, что сделает его ради жизни на земле, ради друга и Илая и ради его жены Минк. Его имя будет высечено на Главном камне.
Минк считалась красивой женщиной – черна волосом, толста, приземиста и широкобедра. У нее с детства была широкая коса, длинные ресницы и причудливо изогнутые ноги, густо поросшие блестящими темными волосками, переливавшимися на солнце словно капли росы. Картину дополняли широкие ноздри, коричневые глаза и густые длинные брови, сросшиеся на переносице. В Минк было очень много жизненной силы.
Своей матери, равно как и отца, Никас не помнил. Никто из них не помнил своих родителей, и Никас часто спрашивал себя, как это могло быть, если на Земле может жить всего пять человеческих душ.
Никаса, Илая и Тагимеля воспитывали Уна и Леон. Когда Илаю было десять лет, а Никасу с Тагимелем пять, Уна умерла, родив Минк. Отцом девочки был Генетический Банк, категория «supper live». А так, как у Минк не было еще и живой матери, ее выкармливали молоком коров.
Что было до этого, никто не помнил и почти не рассказывал.
*
Когда они выросли, Минк понравился Никас. Но, проведя с нею ночь, Никас так ничего и не сделал для размножения, хотя говорил, что Минк очень красива. Видимо, оробел перед ее красотой. Леон и Илай смеялись над ним. Потом они бросили жребий, и Минк досталась Илаю. Если Минк родит правильного ребенка от Илая, то будет достойна самого Тагимеля, потому что Тагимель – особенный.
Минк не возражала. Конечно, Леон был старше, но Илай тоже хорош собой. Шатен, с большой бородой, он был широкоплеч, вспыльчив и голубоглаз. Случись в поселке больше женщин, он нравился бы им всем.
Никасне походил не него. Русоволосый юноша, с зелеными глазами и детским лицом. Его считали умным и проворным. И - «мягкотелым».
Леон, самый старший из поселка, считался мужчиной в расцвете лет и сил. Кудрявый, светловолосый и мускулистый, он успевал все и постоянно излучал радость.
Если, конечно, к нему не лезть с вопросами и просьбами что-то решить. В этом случае его характер тут же портился, он начинал морщиться, ругаться и отсылать к Илаю. Леон говорил, что помнит поколение, воспитавшее его и Уну.
Рассказывать об этом поколении он не любил.
Но настоящим генетическим сокровищем, несомненно, считался Тагимель. В его отце человечество собрало лучшие свои качества, потому что он в свое время явился плодом направленного генного синтеза древних и относился к категории «экстра». Ему подобные получились настолько совершенны, что, увы, по какому-то странному закону природы не смогли скрещиваться друг с другом.
Древние завещали раз в пятьдесят лет размораживать «экстру» и делать из нее одного потомка. Эта честь выпала матери Тагимеля, и он говорил, что она очень своим правом такого сына.
Это единственное, что Тагимель помнил о своей матери.
Тагимелю не полагалось никаких обязанностей, кроме исполнения роли летописца и ученого. Следить за севооборотом на полях, изучать медицину и инженерию – обязанности его категории. Эта категория должна уметь и знать все; у нее должно получаться все, к чему бы она ни прикоснулась.
У Тагимеля узкое лицо и прямые светлые волосы, похожие на растворенный в воде жемчуг. Минк неоднократно предлагала ему стать ее мужем сразу, но он вызвался подождать, пока она родит от Илая. Илаю очень нравится Минк. А Минк нравятся все, она очень добрая. Но больше всех ей нравятся Никас и Тагимель.
- Готовься к Празднику Водопада, - сказал сегодня утром Тагимель Никасу. Глаза его, серо-зеленые, выглядели холодными и вежливо-скорбными.
- Тебе жаль меня, Тагимель? – спросил Никас.
- Нет, - отвечал Тагимель. – Еще не хватало жалеть о тебе после твоей смерти.
- Давай я тебя побью, - предложил Никас. – Тогда ты точно будешь уверен, что моя смерть произошла по справедливости, не испытаешь печали.
- Я испытываю печаль, когда тебя слышу, - отвечал Тагимель. – Не говорят «произошла по справедливости». Хотя зачем я тебя учу, ты ведь все равно умрешь.
Никас стоял у Водопада и печалился – то ли о себе, то ли о человечестве. Потому что на Земле должно быть только пять человеческих душ. А это так мало.
*
«Я приду сюда завтра. И еще послезавтра. И умру… ну, может, через четыре дня. Или через пять. Хотя могу и через месяц, но жить целый месяц в ожидании смерти совсем не хочется».
Им достался весь опыт, все наследие человечества. Их электростанции работали сами, им приходилось только изредка менять на них изношенные детали. Заводы, изготавливающие эти детали, работали от тех же электростанций. Все было предусмотрено предками. Дома отапливались электричеством и дровами, в огородах росло все, что нужно для еды, а стада паслись на диких пастбищах. Оборот продуктов сводился к минимуму, необходимому пятерым.
У них было много древних вещей, в изготовлении которых они не нуждались – фарфор, силикон или каменные плиты, но они знали секреты их изготовления, и если потребуется, смогли бы создать технологическую линию. Правда, собирать ее пришлось бы долго, потому что вот уже много веков их было всего пятеро.
Внезапно Никас ощутил совершенно естественное желание – спрятаться в кустах, и чтоб его не нашли. Ну, пойдет он дальше. Найдет еще электростанцию, запустит ее. Можно жить в заброшенном городе. Но тогда Минк никогда не родит ребенка, потому что у ребенка не будет души… Или ему самому придется отдать свою душу более молодому? Как это было между Уной и Минк? Ведь неспроста же она умерла? Наверное, потеряла душу.
Вопросы о предках считались среди людей запретными вопросами, и узнать что-то можно было лишь тогда, когда старшие сами захотят им рассказать.
Это можно было понять. Мало кому захочется рассказывать о добровольных, пусть и героических смертях.
- АААААААААААААААААААА!!!!
Внезапность этого истошного крика чуть было не заставила Никаса упасть с Водопада раньше намеченного времени.
Кто-то со всей дури орал в кустах.
- Минк? – спросил Никас. – Минк, не кричи. Я так не упаду, меня только если столкнуть. А так – нет.
Кусты шевелились. Кто-то, очевидно Минк, убегал по заросшему кустами склону холма.
Никасу показалось, что он разглядел серую юбку и босые ноги. Все-таки Минк не особенно умна. Как пугала его в пять лет криками из кустов, так и продолжает пугать. Если Тагимель станет ее вторым мужем, ей придется нелегко, ведь он будет ее презирать куда сильнее, чем сейчас.
В тот день Никас так и не сбросился с Водопада, придумав себе неотложное дело: нужно было взять с Тагимеля обещание не смеяться над Минк.
*
- Я не буду смеяться над Минк, - пообещал Тагимель, настраивая какой-то странный прибор с круглой шкалой. – Мне уже давно не смешно. И искренне надеюсь, что на этой миротворческой ноте ты наконец-то переключишь свой заботливый разум на проблемы ночного отдыха.
- А если ее вторым мужем будет Леон? - внезапно забеспокоился Никас.
- Надеюсь, - безжалостно ответил Тагимель.
*
- Минк…
Никас подошел в девушке, стряхивающей крошки со стола.
- Что, Никас?
- Ты это… не делай так больше.
- Не прибираться? Да я б рада, но грязно тут. Илай не любит, когда грязно. Сегодня опять побил меня. Я боюсь…
- Так ты убеги от него.
- Не могу. Он же мой муж.
- А почему ты не ударишь его в ответ?
- Ты с ума сошел? Если я ударю его в ответ, он не выживет! Этого я и боюсь.
Минк показала Никасу огромный кулак и рассмеялась.
- Не кричи больше в кустах, - сказал Никас.
- Я? – удивилась Минк. – В кустах? Брось. Последний раз я кричала в кустах, когда мне было восемнадцать лет. А сейчас мне девятнадцать. Я уже взрослая.
Поднявшись к себе на последний этаж, Никас уткнулся лицом в подушку и заплакал. Время действительно шло слишком быстро.
*
- Привет. Это я кричала.
Никас подскочил на кровати. За окном была ночь, а по ночам ему часто снилась всякая ерунда. Иногда Минк, иногда кто-то похожий.
- Ты кто? – спросил он светлую фигуру, стоявшую посреди его комнаты.
- Меня зовут Геля, - отвечала фигура, едва уловимо искажая привычные Никасу слова. - Я никогда не видела раньше других людей. Наши предки считали, что на людей на Земле может быть только семеро. Чтобы родился новый человек, я должна была умереть. Я кричала потому, что, увидев тебя, пережила глубокий шок.
Никас окончательно проснулся.
- Вас еще семеро? – переспросил он, тоже переживая глубокий шок.
- Нет. Мы жили внизу, в долине, - сказала Геля. - Но потом разлилась река, и все мои соплеменники утонули. А я выжила, потому что сидела в тюрьме, а тюрьма стояла на взгорке. Я не смогла им помочь. Только через три дня я выбралась, собрала все, что поймала в воде и пришла сюда. К водопаду. Я очень испугалась, когда увидела человека…
- К Водопаду, - грозно перебил ее Никас, подчеркнув большую букву. – Водопад один.
- Нет, - Геля покачала головой. – У нас тоже есть свой. Совсем маленький. Нас было шесть женщин и один муж. Я не хотела умирать. А теперь жалею, потому что…
Она замолчала.
- Почему? – спросил Никас.
- Я никогда не видела призраков. – Людей без душ. Но мне все равно умирать. Поэтому я не боюсь.
Никас задумался. Первый раз в жизни он думал так много и так глубоко.
- Я не убью тебя, - объявил он в итоге. – Тут есть тюфяк в углу. Возьми его и спи. Завтра откроем тебе комнату, чтобы ты в ней жила.
*
- Как это – шестеро? Ты что, считать не умеешь? Раз, два, три, четыре, пять!
Леон действительно умудрился как-то так посчитать их всех вместе с Гелей, что выходило пять.
- Это юношеский максимализм, - объяснил Илай. – Протест. Я читал, древние тоже от этого страдали.
- А сами попробуйте столько думать о смерти! – воскликнула Минк. – Бедный мальчик! Не удивительно, что он решил, будто нас шестеро! Через неделю он вообразит, что нас десять!
- Хотите чаю, Геля? – спросил Тагимель. Он паял электрический чайник, сломавшийся три дня назад. – Хоть вы все еще пятая, но было бы невежливо с нашей стороны проигнорировать ваше появление. Минк накормит вас завтраком. Надеюсь, после этого у вас пропадет желание считать себя шестой. Это не согласуется с нормами поведения в нашем поселке.
Геля согласилась. Здесь в ее самоубийстве необходимости не было, поэтому она и не спорила.
- Почему ты обращаешься к ней во множественном числе? – спросил Никас у Тагимеля, когда все разошлись.
- У древних так было принято разговаривать с малознакомыми людьми. Мой отец писал мне об этом в своих посланиях.
- Значит, и я должен так с ней говорить? – удивился Никас.
- Ты можешь вообще не говорить с ней, потому что скоро умрешь, - в голосе Тагимеля явственно слышалось отвращение.
- Но тогда она станет пятой!
Некоторое время Тагимель молчал, потом ответил:
- Во-первых, это не твоя забота, а во-вторых, пятым будет мужчина, потому что мужчин у нас больше.
*
Всю следующую неделю Никас чувствовал себя сумасшедшим.
Их было шестеро. Никас, Минк, Геля, Леон, Илай и Тагимель. У кого-то из них не было души?
- Ты ведь умеешь считать, - сказал он Леону. – Это же бред! Нас ведь шесть, а не пять!
- Молчи, неразумный! Грядет затмение, предсказанное древними. После него все может измениться, а мы не хотим ничего менять. Нам и так трудно. Если сейчас подвергать сомнению мудрость предков и Матери Нашей – нас ждет нестабильность, споры, развал государства! Вспомни столетия Тьмы, когда Мать Наша, простоволосая и босоногая ходила от пепелища к пепелищу! Ты этого хочешь, смертник?
Никас попятился.
И, развернувшись, бросился вон. Он был твердо убежден, что Мать Наша ни в коем случае не должна ходить босой по пепелищу из-за какой-то там математики. Пять, так пять.
*
Но сомнения не утихали.
- Минк, но ведь нас шестеро!
- Я женщина. Я не умею считать.
- Эх… Удобно тебе.
*
- Тагимель…
- Будь любезен, отчипись пожалуйста.
Тагимель знал много ругательств, дошедших до нынешнего человечества с самых древних времен. И еще он знал много эвфемизмов. И факт употребления им именно эвфемизма родил у Никаса нехорошее предчувствие.
*
- Геля, а ты-то хоть знаешь, что нас шестеро?
Геля, рисующая что-то на обрывке бересты, обернулась.
- Конечно. Но зачем нарушать традиции? - сказала она весело.
- А когда меня сбросят с Водопада?
- Мы найдем выход, не бойся! Я его всегда находила!
Геля была некрасивой, совсем непохожей на Минк. Светлые вьющиеся волосы, скуластое, но тонкое лицо, худая и изящная, будто кошка. Даже одевалась она в бежевое и серое: бежевую юбку, бежевую жилетку и серую кофточку. А еще она носила бусы и серьги из круглых розовых камешков.
Никасу стало до слез жалко Гелю. Как она здесь останется совсем одна? Конечно, ее никто сбрасывать не станет, потому что женщин нет. Но и в жены возьмут только в крайнем случае.
*
- Илай… нас ведь шестеро.
Илай долго и молча смотрел ему в глаза.
- Нет. Нас все еще на одного больше, чем надо для того, чтобы продолжить человеческий род. И поэтому завтра тебе все-таки придется прыгнуть. Я не могу больше ждать.
*
В древних литературных источниках герои встречали смерть «с гордо поднятой головой». Никас подозревал, что никогда не попадет ни в какие литературные источники. Голова не поднималась, его трясло, а шаги получались маленькие-маленькие. Даже когда он последний раз выполнял свои обязанности – кормил скотину, чистил стойла, задавал корм, проверял, как работают поилки - у него дрожали руки. Животные чувствовали его состояние и пытались его успокоить. Кто будет ухаживать за ними без Никаса? Официально Никас сдавал дела Леону, но тот не особенно вникал – ему больше нравилась охота.
- Пошли, - Илай положил ему руку на плечо.
Геля всю ночь проплакала и к Водопаду не пришла. От этого Никасу становилось еще хуже.
- Прощай! – Минк обняла его. – Да примет тебя в свои всепрощающие объятия Мать Наша!
- Да восславят твою жертву духи предков! – прокричал Леон, выбросив вверх кулак. – Слава! Слава!
- Но зачем? – не выдержал Никас. – Зачем вы так со мной поступаете? Ведь есть доказательства того, что предки неправы!
- Предки не могу ошибаться! – громовым голосом возразил Илай. – Никогда! Предки были великой цивилизацией! Они завещали нам жить впятером, вот мы и живем впятером. Некоторые из нас ненавидят друг друга, - он покосился на молчащего Тагимеля, - но мы терпим. Без этого нам не выжить!
И подтолкнул Никаса к краю обрыва. В этот момент Никасу показалось, что Тагимель почувствовал себя неуютно. Он бросил в сторону Никаса и Илая один беспокойный взгляд, а потом отвернулся в сторону тропинки.
- Подождите, - произнес он.
Все привыкли слушаться Тагимеля.
На солнце между тем наползло облако, добавив зеленой траве серых красок. Никас чувствовал себя, словно замороженный. Он знал, что эти люди, вместе с которыми он рос, и которых любил, и которые – он в это не сомневался – любили его, должны соблюдать Великий Закон, но все же надеялся, что в последний момент можно будет не искать в себе героизм.
Затмение. Может быть, оно уже началось? Может быть, оно успеет пройти, и начнется новая эпоха?
Он взглянул на небо. Солнца не было видно, его загородило большое пышное облако, и понять, что происходит наверху, не было никакой возможности.
Тогда он посмотрел вдаль – туда. Куда были направлены взгляды всех присутствующих. По тропинке бежала Геля. Сегодня на ней было больше тряпок, чем обычно, и все они живописно развевались следом.
- Никас! – крикнула она. – Никас!
Подбежала, обняла. Вынула из кармана, красивый, расшитый бисером кожаный пояс.
- Это тебе в Страну Смерти, - сказала она.
- Зачем, - поморщился Тагимель, - тратить такую хорошую вещь на человека, который все равно ей не воспользуется?
- Это подарок для Матери Нашей, - сказала Геля.
А на Никаса вдруг нашло. Он сорвал с себя пояс и, размахнувшись, швырнул в лицо Тагимелю.
- На! Носи вещи мертвеца! Отращивай копыта!
И бросился к краю обрыва.
Но рука Илая метнулась вслед, словно гадюка, схватила за шиворот, дернула. Подошел Тагимель и, брезгливо морщась, снова застегнул на нем дар для Матери Нашей.
А потом Никаса столкнули.
Одновременно с этим все упали на колени, воздевая руки в молитве. Мир перевернулся, и Никас увидел, что облако ушло, и на небе, чуть подернутом дымкой, от белого диска солнца остался только узкий изящный серп.
*
Никас влетел в водяную морось, потом в поток, а потом что-то дернуло его вверх в районе талии.
«Пояс!»
Наверное, веревка была привязана где-то выше и спереди, поэтому теперь Никас улетал от водопада прочь, вглубь каньона, все ближе к поросшему деревьями склону.
Обычно задумчивый и рассеянный, он сразу понял, что именно произошло, и в восторге повторял имя Гели, пока не врезался в древесный ствол и не обнял его руками. Тогда он переключился на ругательства.
Ощупав себя, Никас понял, что веревки нет, а есть какая-то маленькая коробочка, зашитая в пояс на спине. Видимо, технологии древних. Вспомнился летающий шарик, управляемый с помощью пульта.
Никас так и не смог вспомнить, кто ему этот шарик показывал.
*
- А как бы, ты думаешь, я поднялась к вам снизу?
Геля поправила на спине рюкзак и подтянула лямку.
- Но почему ты мне сказала, что ты увлекаешься этим… альпинизмом и собираешься меня спасти? – обиделся Никас.
- Ты бы нас выдал, глупый. Ты слишком правдив. А теперь бежим, потому что они наверняка за мной погонятся.
Никас вспомнил, что во время падения видел человеческую фигуру у края обрыва. На фоне неба было не разобрать кто это, но такая стройная и высокая фигура была только у одного человека. И этот человек не был дураком. Если он видел, что Никас не умер…
- Да, надо линять. Сматываться. Бежать. Но куда?
- Я украла карту, - похвасталась Геля.
*
«Нас пятеро. Нас все еще пятеро… нет, четверо гонятся за нами, а мы – пятый и шестая. Но так не может быть. У кого-то из нас нет души».
Споткнувшись о корень, Никас сел на тропинку и обхватил голову руками.
- Я не могу, - сказал он. – Мои мысли казнят меня. От них нельзя убежать, они всегда со мной. Они говорят, что мы с тобой оба – пятые. Что я преступник.
Остановившись, Геля задумалась.
- А мои мысли считают, что нам даже одного не хватает. Поэтому мне не нужно ни от кого убегать.
- Ты бежишь за компанию со мной?
- Да. Мы вместе убегаем от твоих мыслей.
2.
Сначала они жили в «стеклянном» доме, которых было много в заброшенном городе, но уже через год Никас построил небольшой сруб. Там родилась Эстель – их первая дочка.
Геля предусмотрительно захватила с собой семена из амбара, поэтому в продовольствии недостатка не было. Иногда Никас охотился на оленей.
*
Их вторая и третья дочка родились через два года.
И тогда Никас, так и не сбежавший от своих мыслей, начал просыпаться по ночам от ужаса.
- Нас пятеро, - говорил он. – Пять человеческих душ. Может быть, древние были правы. Вдруг, когда мы ушли, мой поселок погиб? Мы же не знаем. Что-то должно было случиться у них во время затмения. Нас снова пятеро. Одна моя дочь по характеру похожа на Леона, другая – на Минк. А третья, возможно, на Илая. Как мы продолжим род? У меня только дочери, а я – их родственник. Неродственного генетического материала в городе нет.
- Это будет еще не скоро, - с улыбкой отвечала Геля, качая колыбель. – Мы можем пойти туда когда-нибудь и взять все, что нам надо, чтобы у наших дочерей было неродственное потомство.
- А если кому-нибудь из нас для этого придется умереть? Что нам делать? Как справлялись древние?
Когда мнительность оставляла Никаса, тревожиться начинала Геля. В конце концов, они стали ругаться каждый вечер.
- Ты должен сходить, посмотреть, что стало с твоими! – настаивала Геля. – Может быть теперь, из-за меня, вас может быть семеро!
Никас отказывался. Конечно, их поселение всего в трех днях пути. У него есть карта. И даже карта всей Земли.
Но идти он боялся. Там были его соплеменники. И его мысли обрадуются им.
*
Как-то раз, когда они обедали, Никас, подняв глаза от тарелки, увидел стоящего на дороге человека с рюкзаком и ящиком в руке. Человек был высок, одет в длинный плащ с капюшоном и смотрел в сторону их забора.
- Все в дом, - быстро скомандовал Никас и побежал в сарай за ружьем. Надо было убить человека.
*
Медленно ступая, он вышел за калитку.
- Стой на месте! – крикнул он человеку. – Подними руки!
Человек покорно поставил на ящик землю и поднял руки. А с его головы сам по себе сполз капюшон.
От удивления Никас опустил ружье.
- Тагимель?
- Я отрастил копыта, - лукаво улыбнулся тот.
- Мать Наша! – воскликнул Никас.
- И, кстати, принес вам цыплят, - Тагимель наклонился и поднял странную коробку с дырками. – Если верить древним, олени и козы в вашем краю есть, а кур не водится.
Теперь Никас услышал, что в коробке пищат цыплята.
*
- Минк родила двойню, - рассказывал Тагимель. – Все решили, что виновато затмение, и хотели одного мальчика сбросить в водопад. Илай приказал жене отдать ей ребенка, но она двинула ему в челюсть, и он неделю лежал в лазарете. Потом ее захотел обмануть Леон, но тут уже я не позволил. Я ведь знаю… то есть, помню, что нас на самом деле было шесть.
- И что?
- Ничего, шесть и осталось. Но чтобы прекратить нападки на детей, я ушел. Да и соплеменники ваши уже не так крепки в вере. Минк решила рожать еще раз. Честно признаться, - Тагимель смущенно отвел глаза, - я ушел еще и из-за этого... Уж больно она страшна. Пусть ей останется Илай.
- А откуда ты узнал, что мы… что я… - Никас мялся, стыдясь, что малодушно прервал традицию.
- Видел, - сказал Тагимель. – Я ведь не полный кретин. Застежка на поясе была такая же, как на альпинистском снаряжении. С антенной. Поэтому я и надел его на тебя снова.
Геля и Никас переглянулись.
- Я останусь в этом городе. Хранилище генетического материала в нашем поселке испортилось в день затмения – перегнили провода. Поэтому я должен жениться, и могу взять в жены из ваших дочерей, когда они вырастут. Я тогда буду еще не старый.
- А двух других мы попробуем сосватать за мальчиков Минк! – обрадовалась Геля. – Значит, на земле нет людей без души?
*
- Тагимель! Смотри, что построил Никас!
Зайдя за дом, Тагимель увидел огромную яму, выстланную бело-голубым силиконом. В яму из крана наливалась вода.
Когда зашло солнце, и дети улеглись спать, яма наполнилась до краев.
Никас и Геля разожгли костер.
Тагимель лежал посреди бассейна на спине, раскинув руки, и смотрел в темное небо.
Перед глазами уже в который раз пробегали строки Инструкции:
«Для детей, рожденных из ГенБанка, категория «экстра», достигших шестнадцати лет...
…
Пункт 319. На этой стадии из оставшейся популяции следует взять четверых. Перепрограммировать прошлое. И пусть у них будет абсурдное, но непреложное правило жизни (см. примеры).
Дальнейшую работу следует продолжать лишь с теми, кто силой собственной мысли, из чувства противоречия, под влиянием инстинктов или по каким другим мотивам преодолеет барьер абсурда. Отбирайте для размножения лишь тех, кто сомневается. Отбраковывайте тупых и косных.
…
Я не уверен, что именно эти правила помогут нам построить новую, взрослую, сознательную и гуманную цивилизацию. Но так, по крайней мере, мы сохраним здравый смысл и рассудок на нашей планете. Потому что сейчас они, а, следовательно, и жизнь вообще...».
Кто писал эти пункты? Кто стирал им память о детстве? Тагимель не знал. Но кто бы это ни был, он рассчитал все. Даже то, что рано или поздно его система разрушится. И он, Тагимель, должен делать то, что должен, и будь что будет.
*
- Смотри, - обратилась Геля к мужу, - какой Тагимель красивый и заботливый. Правда, не жалко отдать за него свою дочь? Ту, которой он понравится. И у них будет много детей… пятеро. Или семеро?
- Нет, - дернулся Никас, - б-больше семи.
- Хорошо, - кивнула Геля. – Больше семи. Обязательно.
Типаж: юный аристократ, ничуть не кичащийся своим положением, но всем своим видом намекающий остальным, что они быдло
Квест: история о погоне и солнечном затмении
Автор: silver bird
Бета: нет
Краткое содержание: попытка ответить на вопрос, действительно ли для перестройки сознания требуется 40 лет
Предупреждения: странности морали
читать дальше
1.
Когда начинался ежедневный вечерний скандал между Минк и Илаем, Никас уходил смотреть на Водопад. Именно в этом месте ему предстояло умереть – завтра, сегодня, через месяц – чтобы Минк смогла дать начало следующему поколению.
Потому что на Земле отныне могло жить только пять человеческих душ.
Предания гласили, что пару веков назад в городах остались одни старики – выжившие из ума слабосильные люди, называвшие себя «золотым миллиардом». Откуда взялось это название, предания не объясняли. Еще в течение полувека «золотой миллиард» пытался продолжить свой род и охотился на «спасенных», которые жили в лесах. Но потомство стариков либо рождалось больным, либо уходило к «спасенным». И вот в один прекрасный день «спасенные» решили договориться со стариками, и все одновременно, по всей земле, двинулись в города. Старики ждали их. Но среди людей, живших на границе городов и лесов, нашелся предатель. Он сказал старикам, что на самом деле «спасенные» приближаются со злым умыслом: им, мол, надоело жить в лесах, они хотят выкинуть стариков из их домов и устроить в городах анархию. И тогда старики (а у них действительно было много золота) пустили навстречу «спасенным» газ без запаха и цвета. Надышавшись им, люди умирали на улицах городов, а те, кто выжили и бежали в лес, умерли вскоре после этого. В тот день над лесом встало Великое Облако. Из него вышла Мать Наша и сказала, что через сорок лет на Земле останется всего пять человеческих душ. И отныне никогда их не будет больше, потому что «только четверо могут между собой договориться и убедить пятого смириться с их решением».
*
Соплеменники не торопили Никаса. Он должен был решиться прыгнуть с водопада сам.
- Баран! – кричала Минк на мужа. – Носи вещи мертвеца! Отращивай копыта!
Это были самые страшные ругательства. Чем Илай в очередной раз не угодил жене, Никас не знал. Честно говоря, он никогда не понимал эту супружескую пару. Вот если бы у него была жена, он бы обязательно советовался с ней, чтобы предотвратить конфликт, потому что на него уходит слишком много сил. А силы нужны для работы.
Сограждане считали Никаса «мягкотелым». Много раз Никас объяснял им, что ведет свой род от линии пастухов и поэтому чуткость в его профессии незаменима. Иначе как ты узнаешь, что корова больная? Вот Никас мог провести рукой по коровьему боку и увидеть ее недуг.
Теперь пастухом придется быть Леону. Он не очень подходит для этой роли, но такова мудрость древних.
*
Водопад был красивым и очень высоким. Низ его терялся в тумане, и никто не знал, где именно этот поток разбивается о камни. Ясно было лишь то, что прыжок туда, безусловно, окажется смертельным. Никас убеждал себя, что сделает его ради жизни на земле, ради друга и Илая и ради его жены Минк. Его имя будет высечено на Главном камне.
Минк считалась красивой женщиной – черна волосом, толста, приземиста и широкобедра. У нее с детства была широкая коса, длинные ресницы и причудливо изогнутые ноги, густо поросшие блестящими темными волосками, переливавшимися на солнце словно капли росы. Картину дополняли широкие ноздри, коричневые глаза и густые длинные брови, сросшиеся на переносице. В Минк было очень много жизненной силы.
Своей матери, равно как и отца, Никас не помнил. Никто из них не помнил своих родителей, и Никас часто спрашивал себя, как это могло быть, если на Земле может жить всего пять человеческих душ.
Никаса, Илая и Тагимеля воспитывали Уна и Леон. Когда Илаю было десять лет, а Никасу с Тагимелем пять, Уна умерла, родив Минк. Отцом девочки был Генетический Банк, категория «supper live». А так, как у Минк не было еще и живой матери, ее выкармливали молоком коров.
Что было до этого, никто не помнил и почти не рассказывал.
*
Когда они выросли, Минк понравился Никас. Но, проведя с нею ночь, Никас так ничего и не сделал для размножения, хотя говорил, что Минк очень красива. Видимо, оробел перед ее красотой. Леон и Илай смеялись над ним. Потом они бросили жребий, и Минк досталась Илаю. Если Минк родит правильного ребенка от Илая, то будет достойна самого Тагимеля, потому что Тагимель – особенный.
Минк не возражала. Конечно, Леон был старше, но Илай тоже хорош собой. Шатен, с большой бородой, он был широкоплеч, вспыльчив и голубоглаз. Случись в поселке больше женщин, он нравился бы им всем.
Никасне походил не него. Русоволосый юноша, с зелеными глазами и детским лицом. Его считали умным и проворным. И - «мягкотелым».
Леон, самый старший из поселка, считался мужчиной в расцвете лет и сил. Кудрявый, светловолосый и мускулистый, он успевал все и постоянно излучал радость.
Если, конечно, к нему не лезть с вопросами и просьбами что-то решить. В этом случае его характер тут же портился, он начинал морщиться, ругаться и отсылать к Илаю. Леон говорил, что помнит поколение, воспитавшее его и Уну.
Рассказывать об этом поколении он не любил.
Но настоящим генетическим сокровищем, несомненно, считался Тагимель. В его отце человечество собрало лучшие свои качества, потому что он в свое время явился плодом направленного генного синтеза древних и относился к категории «экстра». Ему подобные получились настолько совершенны, что, увы, по какому-то странному закону природы не смогли скрещиваться друг с другом.
Древние завещали раз в пятьдесят лет размораживать «экстру» и делать из нее одного потомка. Эта честь выпала матери Тагимеля, и он говорил, что она очень своим правом такого сына.
Это единственное, что Тагимель помнил о своей матери.
Тагимелю не полагалось никаких обязанностей, кроме исполнения роли летописца и ученого. Следить за севооборотом на полях, изучать медицину и инженерию – обязанности его категории. Эта категория должна уметь и знать все; у нее должно получаться все, к чему бы она ни прикоснулась.
У Тагимеля узкое лицо и прямые светлые волосы, похожие на растворенный в воде жемчуг. Минк неоднократно предлагала ему стать ее мужем сразу, но он вызвался подождать, пока она родит от Илая. Илаю очень нравится Минк. А Минк нравятся все, она очень добрая. Но больше всех ей нравятся Никас и Тагимель.
- Готовься к Празднику Водопада, - сказал сегодня утром Тагимель Никасу. Глаза его, серо-зеленые, выглядели холодными и вежливо-скорбными.
- Тебе жаль меня, Тагимель? – спросил Никас.
- Нет, - отвечал Тагимель. – Еще не хватало жалеть о тебе после твоей смерти.
- Давай я тебя побью, - предложил Никас. – Тогда ты точно будешь уверен, что моя смерть произошла по справедливости, не испытаешь печали.
- Я испытываю печаль, когда тебя слышу, - отвечал Тагимель. – Не говорят «произошла по справедливости». Хотя зачем я тебя учу, ты ведь все равно умрешь.
Никас стоял у Водопада и печалился – то ли о себе, то ли о человечестве. Потому что на Земле должно быть только пять человеческих душ. А это так мало.
*
«Я приду сюда завтра. И еще послезавтра. И умру… ну, может, через четыре дня. Или через пять. Хотя могу и через месяц, но жить целый месяц в ожидании смерти совсем не хочется».
Им достался весь опыт, все наследие человечества. Их электростанции работали сами, им приходилось только изредка менять на них изношенные детали. Заводы, изготавливающие эти детали, работали от тех же электростанций. Все было предусмотрено предками. Дома отапливались электричеством и дровами, в огородах росло все, что нужно для еды, а стада паслись на диких пастбищах. Оборот продуктов сводился к минимуму, необходимому пятерым.
У них было много древних вещей, в изготовлении которых они не нуждались – фарфор, силикон или каменные плиты, но они знали секреты их изготовления, и если потребуется, смогли бы создать технологическую линию. Правда, собирать ее пришлось бы долго, потому что вот уже много веков их было всего пятеро.
Внезапно Никас ощутил совершенно естественное желание – спрятаться в кустах, и чтоб его не нашли. Ну, пойдет он дальше. Найдет еще электростанцию, запустит ее. Можно жить в заброшенном городе. Но тогда Минк никогда не родит ребенка, потому что у ребенка не будет души… Или ему самому придется отдать свою душу более молодому? Как это было между Уной и Минк? Ведь неспроста же она умерла? Наверное, потеряла душу.
Вопросы о предках считались среди людей запретными вопросами, и узнать что-то можно было лишь тогда, когда старшие сами захотят им рассказать.
Это можно было понять. Мало кому захочется рассказывать о добровольных, пусть и героических смертях.
- АААААААААААААААААААА!!!!
Внезапность этого истошного крика чуть было не заставила Никаса упасть с Водопада раньше намеченного времени.
Кто-то со всей дури орал в кустах.
- Минк? – спросил Никас. – Минк, не кричи. Я так не упаду, меня только если столкнуть. А так – нет.
Кусты шевелились. Кто-то, очевидно Минк, убегал по заросшему кустами склону холма.
Никасу показалось, что он разглядел серую юбку и босые ноги. Все-таки Минк не особенно умна. Как пугала его в пять лет криками из кустов, так и продолжает пугать. Если Тагимель станет ее вторым мужем, ей придется нелегко, ведь он будет ее презирать куда сильнее, чем сейчас.
В тот день Никас так и не сбросился с Водопада, придумав себе неотложное дело: нужно было взять с Тагимеля обещание не смеяться над Минк.
*
- Я не буду смеяться над Минк, - пообещал Тагимель, настраивая какой-то странный прибор с круглой шкалой. – Мне уже давно не смешно. И искренне надеюсь, что на этой миротворческой ноте ты наконец-то переключишь свой заботливый разум на проблемы ночного отдыха.
- А если ее вторым мужем будет Леон? - внезапно забеспокоился Никас.
- Надеюсь, - безжалостно ответил Тагимель.
*
- Минк…
Никас подошел в девушке, стряхивающей крошки со стола.
- Что, Никас?
- Ты это… не делай так больше.
- Не прибираться? Да я б рада, но грязно тут. Илай не любит, когда грязно. Сегодня опять побил меня. Я боюсь…
- Так ты убеги от него.
- Не могу. Он же мой муж.
- А почему ты не ударишь его в ответ?
- Ты с ума сошел? Если я ударю его в ответ, он не выживет! Этого я и боюсь.
Минк показала Никасу огромный кулак и рассмеялась.
- Не кричи больше в кустах, - сказал Никас.
- Я? – удивилась Минк. – В кустах? Брось. Последний раз я кричала в кустах, когда мне было восемнадцать лет. А сейчас мне девятнадцать. Я уже взрослая.
Поднявшись к себе на последний этаж, Никас уткнулся лицом в подушку и заплакал. Время действительно шло слишком быстро.
*
- Привет. Это я кричала.
Никас подскочил на кровати. За окном была ночь, а по ночам ему часто снилась всякая ерунда. Иногда Минк, иногда кто-то похожий.
- Ты кто? – спросил он светлую фигуру, стоявшую посреди его комнаты.
- Меня зовут Геля, - отвечала фигура, едва уловимо искажая привычные Никасу слова. - Я никогда не видела раньше других людей. Наши предки считали, что на людей на Земле может быть только семеро. Чтобы родился новый человек, я должна была умереть. Я кричала потому, что, увидев тебя, пережила глубокий шок.
Никас окончательно проснулся.
- Вас еще семеро? – переспросил он, тоже переживая глубокий шок.
- Нет. Мы жили внизу, в долине, - сказала Геля. - Но потом разлилась река, и все мои соплеменники утонули. А я выжила, потому что сидела в тюрьме, а тюрьма стояла на взгорке. Я не смогла им помочь. Только через три дня я выбралась, собрала все, что поймала в воде и пришла сюда. К водопаду. Я очень испугалась, когда увидела человека…
- К Водопаду, - грозно перебил ее Никас, подчеркнув большую букву. – Водопад один.
- Нет, - Геля покачала головой. – У нас тоже есть свой. Совсем маленький. Нас было шесть женщин и один муж. Я не хотела умирать. А теперь жалею, потому что…
Она замолчала.
- Почему? – спросил Никас.
- Я никогда не видела призраков. – Людей без душ. Но мне все равно умирать. Поэтому я не боюсь.
Никас задумался. Первый раз в жизни он думал так много и так глубоко.
- Я не убью тебя, - объявил он в итоге. – Тут есть тюфяк в углу. Возьми его и спи. Завтра откроем тебе комнату, чтобы ты в ней жила.
*
- Как это – шестеро? Ты что, считать не умеешь? Раз, два, три, четыре, пять!
Леон действительно умудрился как-то так посчитать их всех вместе с Гелей, что выходило пять.
- Это юношеский максимализм, - объяснил Илай. – Протест. Я читал, древние тоже от этого страдали.
- А сами попробуйте столько думать о смерти! – воскликнула Минк. – Бедный мальчик! Не удивительно, что он решил, будто нас шестеро! Через неделю он вообразит, что нас десять!
- Хотите чаю, Геля? – спросил Тагимель. Он паял электрический чайник, сломавшийся три дня назад. – Хоть вы все еще пятая, но было бы невежливо с нашей стороны проигнорировать ваше появление. Минк накормит вас завтраком. Надеюсь, после этого у вас пропадет желание считать себя шестой. Это не согласуется с нормами поведения в нашем поселке.
Геля согласилась. Здесь в ее самоубийстве необходимости не было, поэтому она и не спорила.
- Почему ты обращаешься к ней во множественном числе? – спросил Никас у Тагимеля, когда все разошлись.
- У древних так было принято разговаривать с малознакомыми людьми. Мой отец писал мне об этом в своих посланиях.
- Значит, и я должен так с ней говорить? – удивился Никас.
- Ты можешь вообще не говорить с ней, потому что скоро умрешь, - в голосе Тагимеля явственно слышалось отвращение.
- Но тогда она станет пятой!
Некоторое время Тагимель молчал, потом ответил:
- Во-первых, это не твоя забота, а во-вторых, пятым будет мужчина, потому что мужчин у нас больше.
*
Всю следующую неделю Никас чувствовал себя сумасшедшим.
Их было шестеро. Никас, Минк, Геля, Леон, Илай и Тагимель. У кого-то из них не было души?
- Ты ведь умеешь считать, - сказал он Леону. – Это же бред! Нас ведь шесть, а не пять!
- Молчи, неразумный! Грядет затмение, предсказанное древними. После него все может измениться, а мы не хотим ничего менять. Нам и так трудно. Если сейчас подвергать сомнению мудрость предков и Матери Нашей – нас ждет нестабильность, споры, развал государства! Вспомни столетия Тьмы, когда Мать Наша, простоволосая и босоногая ходила от пепелища к пепелищу! Ты этого хочешь, смертник?
Никас попятился.
И, развернувшись, бросился вон. Он был твердо убежден, что Мать Наша ни в коем случае не должна ходить босой по пепелищу из-за какой-то там математики. Пять, так пять.
*
Но сомнения не утихали.
- Минк, но ведь нас шестеро!
- Я женщина. Я не умею считать.
- Эх… Удобно тебе.
*
- Тагимель…
- Будь любезен, отчипись пожалуйста.
Тагимель знал много ругательств, дошедших до нынешнего человечества с самых древних времен. И еще он знал много эвфемизмов. И факт употребления им именно эвфемизма родил у Никаса нехорошее предчувствие.
*
- Геля, а ты-то хоть знаешь, что нас шестеро?
Геля, рисующая что-то на обрывке бересты, обернулась.
- Конечно. Но зачем нарушать традиции? - сказала она весело.
- А когда меня сбросят с Водопада?
- Мы найдем выход, не бойся! Я его всегда находила!
Геля была некрасивой, совсем непохожей на Минк. Светлые вьющиеся волосы, скуластое, но тонкое лицо, худая и изящная, будто кошка. Даже одевалась она в бежевое и серое: бежевую юбку, бежевую жилетку и серую кофточку. А еще она носила бусы и серьги из круглых розовых камешков.
Никасу стало до слез жалко Гелю. Как она здесь останется совсем одна? Конечно, ее никто сбрасывать не станет, потому что женщин нет. Но и в жены возьмут только в крайнем случае.
*
- Илай… нас ведь шестеро.
Илай долго и молча смотрел ему в глаза.
- Нет. Нас все еще на одного больше, чем надо для того, чтобы продолжить человеческий род. И поэтому завтра тебе все-таки придется прыгнуть. Я не могу больше ждать.
*
В древних литературных источниках герои встречали смерть «с гордо поднятой головой». Никас подозревал, что никогда не попадет ни в какие литературные источники. Голова не поднималась, его трясло, а шаги получались маленькие-маленькие. Даже когда он последний раз выполнял свои обязанности – кормил скотину, чистил стойла, задавал корм, проверял, как работают поилки - у него дрожали руки. Животные чувствовали его состояние и пытались его успокоить. Кто будет ухаживать за ними без Никаса? Официально Никас сдавал дела Леону, но тот не особенно вникал – ему больше нравилась охота.
- Пошли, - Илай положил ему руку на плечо.
Геля всю ночь проплакала и к Водопаду не пришла. От этого Никасу становилось еще хуже.
- Прощай! – Минк обняла его. – Да примет тебя в свои всепрощающие объятия Мать Наша!
- Да восславят твою жертву духи предков! – прокричал Леон, выбросив вверх кулак. – Слава! Слава!
- Но зачем? – не выдержал Никас. – Зачем вы так со мной поступаете? Ведь есть доказательства того, что предки неправы!
- Предки не могу ошибаться! – громовым голосом возразил Илай. – Никогда! Предки были великой цивилизацией! Они завещали нам жить впятером, вот мы и живем впятером. Некоторые из нас ненавидят друг друга, - он покосился на молчащего Тагимеля, - но мы терпим. Без этого нам не выжить!
И подтолкнул Никаса к краю обрыва. В этот момент Никасу показалось, что Тагимель почувствовал себя неуютно. Он бросил в сторону Никаса и Илая один беспокойный взгляд, а потом отвернулся в сторону тропинки.
- Подождите, - произнес он.
Все привыкли слушаться Тагимеля.
На солнце между тем наползло облако, добавив зеленой траве серых красок. Никас чувствовал себя, словно замороженный. Он знал, что эти люди, вместе с которыми он рос, и которых любил, и которые – он в это не сомневался – любили его, должны соблюдать Великий Закон, но все же надеялся, что в последний момент можно будет не искать в себе героизм.
Затмение. Может быть, оно уже началось? Может быть, оно успеет пройти, и начнется новая эпоха?
Он взглянул на небо. Солнца не было видно, его загородило большое пышное облако, и понять, что происходит наверху, не было никакой возможности.
Тогда он посмотрел вдаль – туда. Куда были направлены взгляды всех присутствующих. По тропинке бежала Геля. Сегодня на ней было больше тряпок, чем обычно, и все они живописно развевались следом.
- Никас! – крикнула она. – Никас!
Подбежала, обняла. Вынула из кармана, красивый, расшитый бисером кожаный пояс.
- Это тебе в Страну Смерти, - сказала она.
- Зачем, - поморщился Тагимель, - тратить такую хорошую вещь на человека, который все равно ей не воспользуется?
- Это подарок для Матери Нашей, - сказала Геля.
А на Никаса вдруг нашло. Он сорвал с себя пояс и, размахнувшись, швырнул в лицо Тагимелю.
- На! Носи вещи мертвеца! Отращивай копыта!
И бросился к краю обрыва.
Но рука Илая метнулась вслед, словно гадюка, схватила за шиворот, дернула. Подошел Тагимель и, брезгливо морщась, снова застегнул на нем дар для Матери Нашей.
А потом Никаса столкнули.
Одновременно с этим все упали на колени, воздевая руки в молитве. Мир перевернулся, и Никас увидел, что облако ушло, и на небе, чуть подернутом дымкой, от белого диска солнца остался только узкий изящный серп.
*
Никас влетел в водяную морось, потом в поток, а потом что-то дернуло его вверх в районе талии.
«Пояс!»
Наверное, веревка была привязана где-то выше и спереди, поэтому теперь Никас улетал от водопада прочь, вглубь каньона, все ближе к поросшему деревьями склону.
Обычно задумчивый и рассеянный, он сразу понял, что именно произошло, и в восторге повторял имя Гели, пока не врезался в древесный ствол и не обнял его руками. Тогда он переключился на ругательства.
Ощупав себя, Никас понял, что веревки нет, а есть какая-то маленькая коробочка, зашитая в пояс на спине. Видимо, технологии древних. Вспомнился летающий шарик, управляемый с помощью пульта.
Никас так и не смог вспомнить, кто ему этот шарик показывал.
*
- А как бы, ты думаешь, я поднялась к вам снизу?
Геля поправила на спине рюкзак и подтянула лямку.
- Но почему ты мне сказала, что ты увлекаешься этим… альпинизмом и собираешься меня спасти? – обиделся Никас.
- Ты бы нас выдал, глупый. Ты слишком правдив. А теперь бежим, потому что они наверняка за мной погонятся.
Никас вспомнил, что во время падения видел человеческую фигуру у края обрыва. На фоне неба было не разобрать кто это, но такая стройная и высокая фигура была только у одного человека. И этот человек не был дураком. Если он видел, что Никас не умер…
- Да, надо линять. Сматываться. Бежать. Но куда?
- Я украла карту, - похвасталась Геля.
*
«Нас пятеро. Нас все еще пятеро… нет, четверо гонятся за нами, а мы – пятый и шестая. Но так не может быть. У кого-то из нас нет души».
Споткнувшись о корень, Никас сел на тропинку и обхватил голову руками.
- Я не могу, - сказал он. – Мои мысли казнят меня. От них нельзя убежать, они всегда со мной. Они говорят, что мы с тобой оба – пятые. Что я преступник.
Остановившись, Геля задумалась.
- А мои мысли считают, что нам даже одного не хватает. Поэтому мне не нужно ни от кого убегать.
- Ты бежишь за компанию со мной?
- Да. Мы вместе убегаем от твоих мыслей.
2.
Сначала они жили в «стеклянном» доме, которых было много в заброшенном городе, но уже через год Никас построил небольшой сруб. Там родилась Эстель – их первая дочка.
Геля предусмотрительно захватила с собой семена из амбара, поэтому в продовольствии недостатка не было. Иногда Никас охотился на оленей.
*
Их вторая и третья дочка родились через два года.
И тогда Никас, так и не сбежавший от своих мыслей, начал просыпаться по ночам от ужаса.
- Нас пятеро, - говорил он. – Пять человеческих душ. Может быть, древние были правы. Вдруг, когда мы ушли, мой поселок погиб? Мы же не знаем. Что-то должно было случиться у них во время затмения. Нас снова пятеро. Одна моя дочь по характеру похожа на Леона, другая – на Минк. А третья, возможно, на Илая. Как мы продолжим род? У меня только дочери, а я – их родственник. Неродственного генетического материала в городе нет.
- Это будет еще не скоро, - с улыбкой отвечала Геля, качая колыбель. – Мы можем пойти туда когда-нибудь и взять все, что нам надо, чтобы у наших дочерей было неродственное потомство.
- А если кому-нибудь из нас для этого придется умереть? Что нам делать? Как справлялись древние?
Когда мнительность оставляла Никаса, тревожиться начинала Геля. В конце концов, они стали ругаться каждый вечер.
- Ты должен сходить, посмотреть, что стало с твоими! – настаивала Геля. – Может быть теперь, из-за меня, вас может быть семеро!
Никас отказывался. Конечно, их поселение всего в трех днях пути. У него есть карта. И даже карта всей Земли.
Но идти он боялся. Там были его соплеменники. И его мысли обрадуются им.
*
Как-то раз, когда они обедали, Никас, подняв глаза от тарелки, увидел стоящего на дороге человека с рюкзаком и ящиком в руке. Человек был высок, одет в длинный плащ с капюшоном и смотрел в сторону их забора.
- Все в дом, - быстро скомандовал Никас и побежал в сарай за ружьем. Надо было убить человека.
*
Медленно ступая, он вышел за калитку.
- Стой на месте! – крикнул он человеку. – Подними руки!
Человек покорно поставил на ящик землю и поднял руки. А с его головы сам по себе сполз капюшон.
От удивления Никас опустил ружье.
- Тагимель?
- Я отрастил копыта, - лукаво улыбнулся тот.
- Мать Наша! – воскликнул Никас.
- И, кстати, принес вам цыплят, - Тагимель наклонился и поднял странную коробку с дырками. – Если верить древним, олени и козы в вашем краю есть, а кур не водится.
Теперь Никас услышал, что в коробке пищат цыплята.
*
- Минк родила двойню, - рассказывал Тагимель. – Все решили, что виновато затмение, и хотели одного мальчика сбросить в водопад. Илай приказал жене отдать ей ребенка, но она двинула ему в челюсть, и он неделю лежал в лазарете. Потом ее захотел обмануть Леон, но тут уже я не позволил. Я ведь знаю… то есть, помню, что нас на самом деле было шесть.
- И что?
- Ничего, шесть и осталось. Но чтобы прекратить нападки на детей, я ушел. Да и соплеменники ваши уже не так крепки в вере. Минк решила рожать еще раз. Честно признаться, - Тагимель смущенно отвел глаза, - я ушел еще и из-за этого... Уж больно она страшна. Пусть ей останется Илай.
- А откуда ты узнал, что мы… что я… - Никас мялся, стыдясь, что малодушно прервал традицию.
- Видел, - сказал Тагимель. – Я ведь не полный кретин. Застежка на поясе была такая же, как на альпинистском снаряжении. С антенной. Поэтому я и надел его на тебя снова.
Геля и Никас переглянулись.
- Я останусь в этом городе. Хранилище генетического материала в нашем поселке испортилось в день затмения – перегнили провода. Поэтому я должен жениться, и могу взять в жены из ваших дочерей, когда они вырастут. Я тогда буду еще не старый.
- А двух других мы попробуем сосватать за мальчиков Минк! – обрадовалась Геля. – Значит, на земле нет людей без души?
*
- Тагимель! Смотри, что построил Никас!
Зайдя за дом, Тагимель увидел огромную яму, выстланную бело-голубым силиконом. В яму из крана наливалась вода.
Когда зашло солнце, и дети улеглись спать, яма наполнилась до краев.
Никас и Геля разожгли костер.
Тагимель лежал посреди бассейна на спине, раскинув руки, и смотрел в темное небо.
Перед глазами уже в который раз пробегали строки Инструкции:
«Для детей, рожденных из ГенБанка, категория «экстра», достигших шестнадцати лет...
…
Пункт 319. На этой стадии из оставшейся популяции следует взять четверых. Перепрограммировать прошлое. И пусть у них будет абсурдное, но непреложное правило жизни (см. примеры).
Дальнейшую работу следует продолжать лишь с теми, кто силой собственной мысли, из чувства противоречия, под влиянием инстинктов или по каким другим мотивам преодолеет барьер абсурда. Отбирайте для размножения лишь тех, кто сомневается. Отбраковывайте тупых и косных.
…
Я не уверен, что именно эти правила помогут нам построить новую, взрослую, сознательную и гуманную цивилизацию. Но так, по крайней мере, мы сохраним здравый смысл и рассудок на нашей планете. Потому что сейчас они, а, следовательно, и жизнь вообще...».
Кто писал эти пункты? Кто стирал им память о детстве? Тагимель не знал. Но кто бы это ни был, он рассчитал все. Даже то, что рано или поздно его система разрушится. И он, Тагимель, должен делать то, что должен, и будь что будет.
*
- Смотри, - обратилась Геля к мужу, - какой Тагимель красивый и заботливый. Правда, не жалко отдать за него свою дочь? Ту, которой он понравится. И у них будет много детей… пятеро. Или семеро?
- Нет, - дернулся Никас, - б-больше семи.
- Хорошо, - кивнула Геля. – Больше семи. Обязательно.
@темы: конкурсная работа, Карусель-2012, рассказ
-
-
03.06.2012 в 22:16О_____О
Если это не стёб, это самое странное сравнение, которое я в последнее время видел О_О
говорил, что она очень своим правом такого сына.
Тут что-то пропущено.
В целом тексту не помешала бы придирчивая бета... хотя не знаю, помогла бы она.
Вообще не понравилось. Мешанина из терминологии по матчасти - и при этом очень тупые разговоры героев. Не, я понимаю, что они специально такие, но сочетание странное - явный примитивизм при неких древних технологиях, и персонаж, размышляющий "женщина красивая, бёдра широкие" знает слово "эвфемизм" при этом? Они живут охотой и земледелием, при этом пользуясю замороженным генным материалом? Как-то не складывается в единую картинку, хотя я понимаю, что такое странное общество наверняка было задумкой автора.
Герои схематичные, скучные, их, эм, переживаниями не проникаешься совсем. Вот не знаю, я в детстве читал книги Рони-младшего про пещерных людей. Они были очень... пещерные, но той атмосферой и поведением героев выходило заинтересоваться, сопереживать.
-
-
04.06.2012 в 12:35Придираться можно ко многому, и по миру, и по изложению, но в целом понравилось.
-
-
04.06.2012 в 13:32фактически кинулисьв глаза.И скучно.
-
-
05.06.2012 в 01:40Потому что "ежедневный вечерний скандал" и конспективное вступление - это абзац.
Предания гласили, что пару веков назад в городах остались одни старики – выжившие из ума слабосильные люди, называвшие себя «золотым миллиардом». Откуда взялось это название, предания не объясняли. Еще в течение полувека «золотой миллиард» пытался продолжить свой род и охотился на «спасенных», которые жили в лесах. Но потомство стариков либо рождалось больным, либо уходило к «спасенным». И вот в один прекрасный день «спасенные» решили договориться со стариками, и все одновременно, по всей земле, двинулись в города.
Господи, что это вообще было, зачем О_о Спасибо за разъяснения, но э-э-э... ну хоть немножечко больше жизни в эту блок-схему бы.
Дальше тоже было много перегибов не на гран абсурда, а, имхо, на грани безвкусицы и отсутствия чувства
реальностимеры. Типа тех же первобытных причудливо изогнутых волосатых ног и АЭС, работающих на чистой магии, ну не иначе.Господи, зафиг им АЭС-то хоть.
Их электростанции работали сами, им приходилось только изредка менять на них изношенные детали. Заводы, изготавливающие эти детали, работали от тех же электростанций. У них было много древних вещей, в изготовлении которых они не нуждались – фарфор, силикон или каменные плиты, но они знали секреты их изготовления, и если потребуется, смогли бы создать технологическую линию. Правда, собирать ее пришлось бы долго, потому что вот уже много веков их было всего пятеро.
У меня от этого трещат все релюшки в остатках логики. АЭС и заводы мы могу, а бетон на поток не могу, Заратустра не велит.
Короче, в попытках продумать абсурдный синкретичный мир "первобытность версус технологии" автор, имхо, здорово перегнул.
А потом внезапно - рилли !внезапно!, сам обалдел - распогодилось, я аж проснулся. И бодро поперло в какой-то галопирующей первобытной прямолинейности.
- Тебе жаль меня, Тагимель? – спросил Никас. - Нет, - отвечал Тагимель. – Еще не хватало жалеть о тебе после твоей смерти. - Давай я тебя побью, - предложил Никас. – Тогда ты точно будешь уверен, что моя смерть произошла по справедливости, не испытаешь печали.
Вот это почему-то оч. зашло.
В тот день Никас так и не сбросился с Водопада, придумав себе неотложное дело: нужно было взять с Тагимеля обещание не смеяться над Минк.
И вот это.
И вообще оно какое-то такое пыдыдыщ ащ ащ тыдых а вдруг а че а как - короче, оч. _резкое_, и персонажи какие-то такие, черт знает, штрихами, наметками,
и че ваще за мать, и бету бы ну хоть какую, а то местами просто невозможно, но.Вот честно признаюсь: под конец доставило. Наверное, это все счет до пяти)
Ну, и по отношению к типажу прикольно развернуто, во-от.
-
-
05.06.2012 в 09:48Господи, зафиг им АЭС-то хоть.
ГЭС
-
-
05.06.2012 в 20:43-
-
09.06.2012 в 18:11И вообще, при всей своей недовычитанности (пропущенные слова/лишние слоги), стилистических и логических багах ("шатен" в описании одного из персонажей сделал мне невообразимо больно, лучше бы уж он был, извините, "волосы цвета сосновой коры поздним летом", про эвфемизм я вообще молчу, я понимаю, что это должна быть фича, но. Но!) - так вот, при всем при этом мне, внезапно, понравилось.
Они живые твари, эти люди, пусть ущербные, увечные, не злые, и все они хотят жить, просто это трудно совмещаемо с "жить по правилам".
Как-то так.
-
-
10.06.2012 в 22:48Итак - пассажем про волосатые ноги автор всего лишь хотел подчеркнуть хрупкость и иллюзорность того, что ныне считается непреложным. Например, стандарты красоты. Любой армагеддец - и они слетают, как с яблонь белый дым.
Спасибо всем
-
-
11.06.2012 в 19:11Это как раз прочитывается.
Но, имхо, перестает играть после фразы Тагимеля "больно она страшна".
Ну, и потом, волосатые - да, понятно, но изогнутые?.. Э-э.
-
-
11.06.2012 в 19:18Да не ну, не настолько мы тупые все, чтобы не догнать концепт %))
Меня смутило сравнение с капельками росы. Я понимаю, что это намеренный контраст, но у меня волоски, даже блестящие, никак не ассоциируются с водой О_О короче, само сравнение дикое, а не стоящая за ним мысль.
-
-
11.06.2012 в 21:23Ka-mai, +1, про росу необычно.
Но не ноги меня напрягли, и даже не очевидность концепта, а описание внешности всех и вся, также незамысловато поданное, как и исторический контекст, хотя подозреваю, что таким образом автор демонстрировал генетическое разнообразие и неродственность.
А вообще забавно, что в 1 общинах полиандрия, а в др. — полигиния, и то, что кол-во людей в общинах все нарастает.))
-
-
11.06.2012 в 22:38а в др. — полигиния, и то, что кол-во людей в общинах все нарастает.))
Это признак того, что часть реальности создается искусственно. На самом деле их больше, но они этого не должны помнить, и даже Тагимель не совсем в курсе всего.
-
-
15.06.2012 в 03:35-
-
15.06.2012 в 03:36-
-
15.06.2012 в 15:55-
-
15.06.2012 в 20:123/2
-
-
15.06.2012 в 20:32ничо не знаю, мне зашло.
-
-
16.06.2012 в 16:35-
-
18.06.2012 в 23:29Из-за всего вышеперечисленного персонажи тоже не зашли.
4/5
-
-
27.06.2012 в 23:304\5
-
-
29.06.2012 в 18:26-
-
30.06.2012 в 21:41-
-
01.07.2012 в 15:52Предания гласили, что пару веков назад в городах остались одни старики
Правда, собирать ее пришлось бы долго, потому что вот уже много веков их было всего пятеро.
3/6
-
-
02.07.2012 в 11:24-
-
02.07.2012 в 20:534/7
-
-
02.07.2012 в 21:26-
-
04.07.2012 в 23:25Потому что на Земле отныне могло жить только пять человеческих душ.
Вот это было так хорошо.
Предания гласили, что пару веков назад в городах остались одни старики – выжившие из ума слабосильные люди, называвшие себя «золотым миллиардом». Откуда взялось это название, предания не объясняли. Еще в течение полувека «золотой миллиард» пытался продолжить свой род и охотился на «спасенных», которые жили в лесах... и т.д.
А потом зачем-то стало так плохо. (
Я осилила, но это был, конечно, квест.
Концепт ок, идея ок, даже пресловутые волосатые ноги ок.
Но не ноги меня напрягли, и даже не очевидность концепта, а описание внешности всех и вся, также незамысловато поданное, как и исторический контекст, хотя подозреваю, что таким образом автор демонстрировал генетическое разнообразие и неродственность.
Вместо рассказа получился пересказ того, что бродило у автора в голове.
Все могло бы быть очень хорошо и интересно, замес-то был отличный.
Но не случилось.
Типаж очень ок, а квест не очень, так что:
3/4